Пурпур и бриллиант, стр. 15

Возвратившись в свою комнату, Каролина бросилась на лежанку. Сквозь филигранные отверстия в стене ей была видна неподвижная тень мужчины. Все эти ночи нескончаемого путешествия в пустыне его тень была ее единственным утешением и надеждой – теперь же при виде ее сердце Каролины сжалось. Она уткнулась лицом в подушку, чтобы он не услышал ее плача.

6

Когда Каролина проснулась, было уже светло. Она отбросила одеяло, сняла ночную рубашку и надела приготовленное одеяние: розовую муслиновую рубаху до щиколоток с крошечными серебряными пуговичками на вороте и на манжетах длинных рукавов, верхнее платье без рукавов из сиреневого шелка и, наконец, хаик из пепельно-серого, вышитого серебром шифона. Она причесала волосы и взглянула на себя в зеркало. Это был короткий испытующий взгляд – не только для того, чтобы поправить прическу. Она пристально всматривалась в свое отражение, словно силясь понять, почему вчера вечером вела себя столь безрассудно. Она совсем не хотела этого. Ей следовало бы забыть о том проявлении минутной слабости. Она хотела, чтобы между Стерном и ею все оставалось как прежде, хотя слабо верила, что такое может быть.

Каролина закрыла глаза, вызывая в памяти образ человека, которого любила. Она пыталась представить его тело, его лицо.

«Я любила его, – подумала она. – Я люблю его!»

Ей казалось, что за ее спиной – целая жизнь, наполненная этими тремя словами. День и ночь она искала его, тосковала по нему. Она принадлежала ему целиком – всеми своими мыслями, и душой, и телом. В своих мечтах она владела тем, до чего не могла дотянуться наяву. Сколько же дней было им отпущено, чтобы по-настоящему обладать друг другом? Мало, очень мало. И как же много дней и ночей выпало на ее долю, когда она оставалась одна, только в мыслях любя, только в мечтах чувствуя себя любимой! Безответная любовь и непоколебимая вера вели ее, поддерживали в трудную минуту – пока не были разбиты где-то там, в пустыне. Навсегда? Или они еще могут к ней вернуться?

Обрывки мыслей, неясные ощущения и смутные картины проплывали перед ней, пока она пила кофе и ела теплый ореховый шербет. Закончив завтракать, Каролина некоторое время сидела в задумчивости, потом, стряхнув с себя оцепенение, отправилась на поиски гостеприимного хозяина.

Было совсем непросто ориентироваться в этом чужом, незнакомом доме. Наконец она оказалась на какой-то галерее, которая окружала внутренний двор. Пока она не встретила ни одной живой души. От галереи отходили в разные стороны многочисленные коридоры.

Каролина все еще раздумывала, куда ей лучше свернуть, когда вдруг совсем рядом услышала шаги. Два человека направлялись в ее сторону по галерее. Каролина решила не попадаться неизвестным на глаза и укрылась в темной стенной нише. Судя по одежде, оба мужчины были врачами. Каролина прислушалась к их разговору, но единственное, что она смогла понять и уловить, – часто повторяющееся имя Тимур.

Каролина не забыла ту внезапную перемену, которая произошла с Абу эль Мааном, когда ему сообщили о несчастье, случившемся в конюшне с его внуком. Означает ли приход этих двух врачей что-то страшное? Она торопливо пошла дальше по галерее и через несколько метров увидела дверь. Каролина остановилась у нее и прислушалась. Тишина. Вот еще одна дверь. Тоже тихо. Следующая. Наконец, из-за последней двери послышались голоса. Она постучала и, не получив ответа, вошла.

Стерн и Аба эль Маан стояли у стола и разглядывали разложенную на нем карту. Оживленный разговор, который они вели, сразу оборвался. Каролина пыталась поймать взгляд Стерна, однако тот старательно избегал ее глаз. Аба эль Маан пошел навстречу Каролине. Длинный кафтан, застегнутый наглухо на два ряда маленьких блестящих пуговиц, делал его стройнее, чем вчерашняя свободная гебба, одновременно подчеркивая немалую силу, таящуюся в этом теле.

– Я рад, что вы уже так хорошо ориентируетесь в моем доме, – он сказал это дружелюбно, однако с едва заметным упреком. – Вы долго спали сегодня.

– Простите меня, Аба эль Маан, – сказала Каролина. – Меня заставило так настойчиво искать вас желание узнать, как чувствует себя ваш внук.

Под глазами Абы эль Маана залегли темные тени от беспокойно проведенной ночи.

– Сейчас у него врачи, – сухо ответил он. – Я жду их сообщений. Так что пока не могу удовлетворить ваш интерес. Зато у меня есть новости от слуги, которого я посылал к шейху Тома ну ибн Моханне.

– Хорошие?

– Неплохие, – ответил араб. – Томан ибн Моханна сожалеет, что не может сейчас быть в городе, чтобы принять вас. До своего возвращения он поручает вас моим заботам.

– А когда он вернется? – спросила Каролина.

– Этого я не могу вам сказать. Поначалу все предвещало легкую победу, однако Калаф жестокий и упорный противник. – Хозяин дома внимательно посмотрел на Каролину. – Почему вы так нетерпеливы? – продолжил он. – У вас, христиан, в груди часы вместо сердца. Мы, арабы, мужественны, потому что не дорожим земной жизнью, вы же храбры от нетерпения.

Он замолчал. Потом махнул рукой, словно желая покончить с неприятным разговором.

Каролина внимательно слушала его. Его спокойствие, мягкость, с которой он говорил, не могли ее обмануть. Присутствие в доме Каролины и Стерна повергло Абу эль Маана в жестокий конфликт с самим собой. Он от всей души старался понять их. Его рассудок был их сторонником. Но его чувства противились им, как и темная, не подчиняющаяся разуму часть души, в которой прочно укоренились недоверие к иноверцам и фанатизм его предков.

Словно обладая даром читать чужие мысли, Аба эль Маан сказал:

– Не волнуйтесь! Никогда в этом доме не будет нарушен закон гостеприимства! Если вы чувствуете себя в нем как в заточении, то не забывайте, пожалуйста, что это продиктовано заботой о вашей безопасности. – Он взглянул на Стерна. – Я знаю, оба вы думаете о побеге. Я и сам обдумывал такую возможность. Я размышлял над тем, как помочь вам тайно покинуть Тимбукту. Это решило бы не только ваши, но и мои проблемы. Но прежде всего следует подумать вот о чем: если вы верите в силу молитвы – молитесь о дожде!

Занавес, скрывающий один из выходов на террасу, заколыхался. На мгновение за ним появился черный слуга. Он сделал хозяину короткий знак рукой и тут же снова скрылся за портьерой. Словно все это время только и ожидая этого сигнала, Аба эль Маан поклонился и поспешно вышел из комнаты.

Вплоть до этой самой минуты Стерн избегал смотреть на Каролину. Он боялся ее первого взгляда, первых слов, боялся, что вчера вечером больно обидел ее. Она никогда не сможет понять, почему он не мог поступить иначе. Но теперь, когда Каролина стояла в двух шагах от него, он позабыл обо всем. Рамон был уже не властен над собой. Эта любовь была сильнее его воли.

– Что с Тимуром? – спросила Каролина.

Почему он не подходит к ней? Почему не прижимает ее к себе? Ему казалось: поступи он так, и все сразу станет хорошо. Вместо этого Стерн сказал:

– Я еще раз попросил у Абы эль Маана разрешения осмотреть мальчика, однако он и слышать об этом не хочет.

Каролина окинула взглядом комнату. Они были одни, но при этом ее не покидало ощущение, что за ними зорко наблюдают, их разговоры подслушивают. Она невольно понизила голос:

– Мы должны убираться из этого города. Вы это знаете так же хорошо, как и я. Аба эль Маан сам говорил о побеге. Что же нас останавливает?

– У нас нет ни денег, ни запасов, ни животных. Я послал Алманзора в караван-сарай, чтобы он разузнал что-нибудь о Зинаиде. Сейчас мы не можем уехать. Даже имей мы деньги и верблюдов – согласитесь ли вы покинуть Тимбукту без Зинаиды и ребенка?

Она печально покачала головой.

– Так скажите, что же нам делать? Стерн указал на карту, расстеленную на столе. По углам ее прижимали толстые книги. Верхний край карты окаймлял голубой цвет – это было Средиземное море. Алжир, Тунис, Марокко, Триполи. Стерн указал на Тимбукту.