Только не дворецкий, стр. 66

— И очень быстро, сэр. А у него всего три часа до полуночи, чтобы найти некий документ, иначе все тетушкино наследство пойдет на благотворительность.

— Но он успеет найти документ.

— Да, сэр.

— А вы бы закончили историю иначе.

— Да, сэр.

Мы помолчали.

Только не дворецкий - i_107.jpg

— А как, позвольте спросить, вам пришла в голову эта мысль? — полюбопытствовал я.

— Ну, дни мистера Гентиша определенно были сочтены, сэр. Когда он подписывал новое завещание, у меня мелькнула мысль: вот бы хорошо, если бы он умер прежде, чем успеет передумать. Иначе пришлось бы мне опять переписывать завещание на мистера Гентиша-младшего, а я слишком хорошо его знал, чтобы тешить себя надеждой, будто его деньги достанутся кому-нибудь, кроме букмекеров. Тут он весь в дядюшку, сэр.

— Догадываюсь, что было потом. Старик Гентиш заговорил об Уильяме и разбушевался из-за тайной свадьбы, вот с ним и случился приступ.

— Да, сэр. Его лицо побагровело, губы побледнели. Я стоял и смотрел, надеясь, что он вот-вот умрет. Но он не умирал — он велел мне пойти накапать ему лекарства из пузырька на столике в ванной. Инструкция на пузырьке. Я немного близорук, сэр: мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться. Когда я надел очки, мне первым делом бросилась в глаза склянка с надписью «морфий» за стеклянной дверцей шкафа. Я открыл шкафчик, достал морфий и налил его в рюмку — все это время из библиотеки раздавались гневные крики мистера Гентиша. Когда я принес ему рюмку, он обругал меня дураком, схватил ее и выпил залпом.

— Слишком быстро, чтобы почувствовать неладное, — предположил я.

— Наверное. Он только глубоко вздохнул, закрыл глаза и откинулся в кресле. А я вернулся в ванную и вытер платком все, за что брался. Как я понимаю, так и полагается поступать после убийства. Потом я вернулся в библиотеку, собрал свои бумаги и уложил их в портфель. За все это время мистер Гентиш даже не шелохнулся. Не знаю, дышал ли он еще или уже нет. Собравшись, я вышел из библиотеки и тихо закрыл за собою дверь. Потом позвал звонком мистера Краучера и сказал ему, что посижу в саду до поезда. «Старый хрыч угомонился?» — спросил он меня, и я ответил, что да.

— А вы не допускали, что Уильяма Гентиша обвинят в убийстве?

— Нет, сэр. Мне казалось, переписанное завещание снимает с него всякие подозрения. Я ведь не знал, что ему не было известно ни о моем приезде, ни о его цели.

— Так как же вы все-таки увидели его тогда в саду? Заметили, как он спускался по лужайке к павильону?

— Нет, сэр. Я вообще его не видел — задремал, наверное. Но когда представился случай, я не мог не подтвердить его алиби. Мне ведь это ничего не стоило, сэр, а я чувствовал себя перед ним в долгу.

— И вас никогда не мучила совесть от того, что вы совершили?

Он, казалось, удивился:

— Совесть? Да ведь деньги пошли в фонд исследования рака, сэр. Вы не читали последнего отчета из фонда? Такой прогресс, что вы! Совесть! Скажете тоже, сэр. Я слишком высоко ценю человеческую жизнь, чтобы мучиться совестью.

Поезд тряхнуло, клерк посмотрел в окно и засобирался:

— А вот и моя станция, сэр.

Поскрипывая и постанывая, поезд остановился. Кондуктор распахнул дверь, и в вагон пополз вечерний туман.

— Станция Крэнхем, станция Крэнхем, пересадка на поезда до Кедама, Стакли, Бексхилла и Вайминга, — проревел кондуктор. — Вам помочь с багажом?

— Нет, спасибо. — Клерк повернулся ко мне. — Было очень приятно с вами поговорить, сэр. Доброй ночи.

Нет на свете тишины более ясной, чем когда останавливается поезд. На ее фоне гораздо отчетливее слышны остальные звуки: шипение вырывающегося пара, звон и дребезжание молочных бидонов и приглушенный крик кондуктора: «Переса-адка!» Вдруг машина пробуждается, вагон вздрагивает, слышится поскрипывание колес. Какое-то мгновение зеленые огни, красные огни, носильщики, старухи и адвокатские клерки все еще видны в запотевших окнах, но потом скрип колес учащается, сменяется мерным постаныванием, и набирающий скорость поезд уносит вас прочь.

Только не дворецкий - i_108.jpg

Дороти Л. Сэйерс

Перевод и вступление Олега Попова

Только не дворецкий - i_109.jpg

ДОРОТИ Ли Сэйерс родилась в Оксфорде в семье преподавателя музыки, имевшего сан священника. Когда ей было четыре года, ее отец получил сельский приход в Кембриджшире. Сначала Дороти училась дома, с ней занимались родители и гувернантка. Дороти играла на скрипке, писала стихи, сочиняла и ставила домашние спектакли. В 1909 году ее отдали в частную школу-интернат Годольфин-скул, где Дороти в дополнение к прежним своим увлечениям занялась фотографией.

Только не дворецкий - i_110.jpg

С осени 1912 года она учится в Оксфордском университете, в Сомервиль-колледже, но Дороти нельзя назвать «синим чулком» — она курит, участвует в светской жизни (и заигрывает с преподавателями), поет в оксфордском Баховском хоре, ходит в театры и на лекции заезжих знаменитостей, основывает Общество взаимного восхищения, где студентки читают друг другу свои стихи, и в конце года пишет родителям: «Чем дольше я в Оксфорде, тем более уверена, что не гожусь для научной карьеры — я создана для общества». Тем не менее она успешно сдает экзамены.

Закончив университет в 1915 году, мисс Сэйерс пробовала себя в разных профессиях: учитель, переводчик, редактор, секретарша, копирайтер в рекламном агентстве. Она опубликовала два сборника стихов. В октябре 1920 года Оксфордский университет начал присваивать своим выпускницам степени, и Дороти в числе первых стала магистром искусств. В начале 1921 года она взялась за свой дебютный детективный роман. В 1929-м мисс Сэйерс смогла оставить рекламное агентство и жить литературным трудом.

В мае 1923 года первый роман Дороти Л. Сэйерс вышел из печати и перед публикой с восклицанием «О черт!» предстал новый великий сыщик — лорд Питер Уимзи, второй сын герцога Денверского, выпускник оксфордского Бэйлиол-колледжа, любитель старинных книг и крикета. В статье «Как я придумывала лорда Питера Уимзи» (1936) Сэйерс объясняла, что нарочно наделила своего героя огромными доходами. «Мне это ничего не стоило, а с деньгами у меня было особенно туго, и я с большим удовольствием тратила его состояние. Когда мне не нравилась моя единственная комната, снятая без мебели, я снимала для него роскошную квартиру на Пикадилли. Когда на моем половике появлялась дырка, я заказывала ему обюссонский ковер. Когда у меня не хватало денег на автобусный билет, я дарила ему „даймлер-дабл-сикс“…» К 1938 году семейная сага Уимзи развернулась в десяток романов и два десятка рассказов, лорд Питер женился на альтер эго автора — Гарриет Вэйн, авторе детективов и выпускнице Оксфорда, — и ушел на покой, но, как вы скоро узнаете, не совсем.

После этого Дороти Сэйерс практически перестала писать детективы и лишь иногда возвращалась к своим героям. (Так, во время Второй мировой войны она комментировала текущие события в журнале «Спектэйтор» в виде писем членов семьи Уимзи друг другу.)

Семейная жизнь создательницы лорда Питера сложилась непросто. После нескольких неудачных романов мисс Сэйерс в январе 1924 года втайне от всех родила своего единственного ребенка — сына, который так и вырос вдали от нее, хотя она его часто навещала. В апреле 1926-го она года вышла замуж за разведенного журналиста и писателя Освальда Артура Флеминга. Позже его депрессия привела их на грань развода.

Кроме детективов перу Дороти Л. Сэйерс принадлежат переводы «Божественной комедии» Данте (законченный ее крестницей и биографом Барбарой Рейнольдс), «Песни о Роланде», «Романа о Тристане» Томаса Британского, несколько пьес на христианские сюжеты (в том числе цикл «Рожденный на царство» о жизни Иисуса Христа, где все говорят на литературном английском, а Матфей — на сленге) и эссе.