Остров Русь (сборник), стр. 112
— Звал, начальник? — зачем-то поинтересовался Горнов, откладывая надкушенный хлеб.
— Ага. Обедаешь?
— Ага.
Минуту Народный Диктатор и его военный министр молчали. Потом Стас спросил:
— Как в мире? Порядок соблюдается?
— В общем-то да, — уклончиво ответил Горнов. — Но если честно — не очень.
— Давай рассказывай, — оживился Стас. — Детей обижают?
— Да нет, — вздохнул Колька, с тоской поглядывая на остывающий борщ. — Дети друг друга обижают. Подерутся — и давай звать страх-птичек! Те — налетят и метелят друг друга… ну и драчунам достается. Поголовье птичье падает!
— А что делать? — растерялся брат.
— А я не знаю. Воспитывать, наверное…
Стас взмахнул рукой, и Колька Горнов вместе со своим обедом исчез. А Народный Диктатор грозно повелел:
— Чуфара-Бамбара! Скорики-Морики! Явись передо мной мой министр пропаганды, Андрэ Николя! {112}
Николя, наверное, был французом. Говорил ли он по-русски, я так и не узнал. И вот почему. Появился он, стоя на полу на четвереньках и играя двумя модельками машинок. Перемену обстановки Андрэ заметил не сразу и еще с полминуты энергично шумел, гудел и бибикал. Да и немудрено — было ему лет восемь.
— Андрэ! — завопил оскорбленный в лучших помыслах Стас. Николя поднял голову и сморщился, готовясь заплакать. — Не надо, не надо! — сразу замахал руками Стас, и министр пропаганды исчез. Видать, достали Стаса детские слезы.
Теперь Стас был уже мрачен, как безлунная ночь в глухом лесу. Он встал, хлопнул в ладоши и зловеще прошипел:
— Лелики-Болики! Мурики-Жмурики! Явись передо мной мой Тайный Советник, писатель Игорь Петрович Решилов!
И по глазам такой свет ударил, а грохнуло так сильно, что я чуть не свалился.
Вот, значит, как Стас дошел до жизни такой! Самого фантаста Решилова в советники взял!
Решилов оказался грузным, довольно-таки пожилым мужчиной с суровым лицом. Он появился вместе с письменным столом, на котором стояла пишущая машинка. Стас вызвал его к себе во время работы, и Игорь Петрович был так увлечен, что, подобно маленькому Андрэ, не сразу заметил диктатора. Смотрел перед собой и молотил по клавишам — «тюк-тюк», «тюк-тюк»…
— Что это вы все время тюкаете? — строго спросил Стас.
— Что значит «тюкаю»? — слегка обиделся Решилов.
— Как ни вызову вас, а вы все печатаете… — сменил тон Стас.
— Книжку дописываю, — по-прежнему дуясь, пожал плечами Решилов. — «Черный кубик капитана Джонсона».
Стас быстренько подошел к писателю и сказал, легко перейдя на «ты»:
— Ты очень обиделся? Пожалуйста… Ну, пожалуйста-пожалуйста, извини меня. Ладно?
Решилов обмяк, потеплел лицом, взъерошил Стасу волосы и на мгновение взял его за бока — словно собирался зачем-то приподнять. Но передумал.
— Что случилось-то, Стасик? — осторожно спросил он.
Брат мой потупил глаза. Поковырял носком кожаного ботинка паркетный пол. Сказал:
— Игорь Петрович, ну почему у нас ничего не получается, а? Министр пропаганды… такой хороший пацан, но от работы отвлекается. Военный министр уже на все рукой махнул. Мол, не справимся. Разве что Ян Юа {113}, министр капитальной пропаганды, старается. Во всех столицах, включая Ашхабад и Панаму, мои бронзовые скульптуры со страх-птицей на плече поставил. И Сережка Бережной {114} молодец, не подводит…
— Сережка? — заинтересовался Решилов.
— Ну, министр экономики, пятиклассник, романтичный такой… Уже три новые фабрики шоколада под его руководством построили!
— Молодец… — приятно улыбнулся Решилов. — Познакомь, ладно?
— Познакомлю, — кивнул Стас. — Так что делать, а? Я всю власть детям передал — а они дурака валяют! Не слушаются, дерутся, страх-птичек на обидчиков натравливают, школу прогуливают, родителям грубят, курят, пиво пьют…
Стас долго бы мог перечислять детские прегрешения, но тут Решилов со вздохом его прервал:
— Малыш мой… Трудно детям управлять миром. Не могут они этого, если уж начистоту!
Народный Диктатор подскочил на табуретке. И возмущенно заорал:
— Так что ж вы врали?!
— Я? — поразился Решилов.
— Вы! В книжках своих писали, что дети лучше взрослых! Что если б они миром руководили, они бы все путем устроили! Что дети с детьми не воюют, что они за правду, за светлое будущее!
— Да, в основном так, — начал оправдываться Решилов. — Но отдельные несознательные хулиганы…
— Отдельные? — Стас уже кипел. — Я с самого детства, как прочитал ваши книжки, хороших детей искал! Таких же, как я, хороших! А они не находились! Нигде! Может, их и нет, а?
Решилов изменился в лице. Протянул руку к Стасу, собираясь что-то сказать. Но Стас крикнул: «Обратно!»
И Решилов исчез.
Стас прижал ладошки к лицу, словно заплакать собирался. Но передумал. Прошелся взад-вперед, прошептал:
— Хоть бы Костя со мной был…
Мое маленькое мушиное сердце радостно забилось. Нет, Стас меня не забыл! Помнит, скучает! А он тем временем начал говорить еще одно заклинание, явно самое мощное и страшное:
— Чуфара-Чуфара! Ёрики-Ёрики! Лорики-Лорики! Жмурики-Жмурики! Возникни передо мной, мой старший брат Костя!
Белое сияние заполнило весь огромный зал, пахнуло озоном, засвистело, защелкало, и…
И перед Стасом оказался я. Один в один, не подкопаешься! В школьной форме, с сумкой в руках.
— Кто ты такой? — осторожно и почему-то устало спросил Стас.
— Я твой старший брат Костя, — грустно ответил двойник-самозванец.
— А зачем ты здесь? — чуть оживившись, продолжил Стас.
— Готов служить и выполнять твои приказания! — деревянным голосом сообщил лже-Костя.
Стас вздохнул. Сказал:
— Значит, подделка. Как прежние — в Антарктиду. Явишься к командиру сороковой пятерки, Косте-сто девяносто шестому. Скажешь — я послал. Будете лыжную базу строить.
— Слушаюсь! — радостно завопил мой двойник. Ужасное, скажу вам, зрелище — видеть себя, да еще таким придурком, со стороны.
— Отправляйся, — велел Стас, и мой двойник исчез. А Стас, снова сев на табуретку, забормотал:
— Искать его в Конан Дойле времени нет, дел по горло. А был бы он тут, я бы просто сказал: «Бамбара-Чуфара! Скорики-Морики! Стань, муха, обратно Костей!»…
Тут я почувствовал, как мои крылья втягиваются в спину, руки-ноги и все остальное — растут, зал уменьшается, а пол приближается. Падал я, короче! Трудно держаться за потолок человеческими пальцами.
Глава шестая,
где Стас делает вид, что он крутой, я с Холмсом и Ватсоном еду на принудительную экскурсию, а Кубатай, Смолянин и Орлик выступают в цирке, что едва не кончается революцией
(Рассказывает снова Костя)
Ударился я об пол. Не так чтоб уж сильно, но неприятно. А Стас, вылупив глаза, спросил:
— Ты кто?
— Твой старший брат Костя! — слегка опупев от превращения, сказал я. Стас сразу поскучнел и начал:
— Подделка… Как прежние — в Антар…
— Пошел ты на фиг! — завопил я. — Хватит, намерзся! Да и книжки мы все спалили!
Стас очумел. Потрогал меня за руку, потом неуверенно обнял и спросил:
— Костя… Это ты, что ли?
— А то кто? — огрызнулся я. — Мы все сюда добрались…
И я коротко рассказал, как скитался по Лондону, как меня нашли, как мы отправились спасать Стаса и что бедные ДЗР-овцы теперь в цирке.
— Чего меня спасать-то? — усмехнулся Стас. — Видал, как лихо я живу? В Кремле! Народный Диктатор Земли! Все меня любят!
— А Решилову чего плакался? — полюбопытствовал я. Стас помрачнел:
— Видел, да? Шпионил?
— Видел, — слегка испугавшись, ответил я. — Слушай, а что за двойников ты творил?
— А, двойников… — Стас поскучнел.
Оказалось, что, вернувшись (домой, как он думал), мой брат решил меня спасти. И приказал: «Возникни передо мной, мой старший брат Костя!» Однако оказалось, что из мира в мир заклинания не действуют. И я не перенесся из холмсовского Лондона в Стаськину Москву. Зато возник мой двойник. С виду — один в один. А на деле — тупой как бревно, робот, одним словом.