Остров Русь (сборник), стр. 103
— Ват-сон, клонит вас в сон, — пьяно каламбурил Шерлок, — закройте глазки, увидите сказки… Ватсон, дорогой, как жаль, что мы вскоре погибнем!
— Ужасно… — подтвердил я. Над головой кружила назойливо гудящая муха, я скрутил в рулон «Файнэншл таймс» и метким ударом сбил ее на пол. Сострил: — Ей конец света уже не страшен!
— Одно меня утешает, — вздохнул Холмс, — преступность исчезнет тоже! И ведь мы в какой-то степени были причиной этого! Я все-таки победил преступников! И негодяя Мориарти тоже!
Некоторое время мы молчали, глядя в догорающий камин.
— Холмс, пальните в потолок, — попросил я.
— Зачем?
— Пусть Хадсон принесет нам еще шампанского…
— Доктор Ватсон! Пожалейте миссис Хадсон. Достаньте бутылку сами…
— Холмс, пальните, — продолжал настаивать я. — Понимаете… после Афганистана я полюбил запах порохового дыма…
— О! Понимаю… Но, Ватсон, полночь уже минула.
— Ну и что?
— Истек срок нашего с миссис Хадсон пари. Она более не обязана сносить мои прихоти. Увы… увы…
Я понял, что шампанского мне не дождаться. А Холмс горестно продолжил:
— Увы… увы… О женщины…
Перед лицом надвигающейся катастрофы я мог позволить себе быть бестактным:
— Холмс, мы скоро погибнем… ответьте же мне, вашему преданному другу и биографу. Почему вы не женаты?
Шерлок помолчал. Потом взмахнул рукой, уронив при этом пустую бутылку, и тихо сказал:
— Что ж, теперь я могу признаться. Правда такова… ох, Ватсон. Итак, когда мы с моим братом Майкрофтом были еще детьми, произошло событие, повлиявшее на всю нашу жизнь…
Я весь превратился в большое оттопыренное ухо. Узнать напоследок одну из тайных черт моего друга — что может быть более достойным завершением жизни? Но Холмс не успел докончить…
— Че, не ждали? — резанул знакомый голос… и из распахнувшегося гардероба высунулся Смолянин. За ним жизнеутверждающе поблескивала лысина Кубатая.
— Бог мой! — Шерлок вскочил, с трудом удерживая равновесие, и бросился к потомкам. — Кащей повержен? Мир спасен?!!
— Хрен там, — вздохнул Смолянин, выпутываясь из разнообразных одежд Шерлока, висевших в гардеробе. Чего там только не было — от немецкого мундира до дамского бального платья, и все это сейчас обвивало голые ноги переводчика, стесняя его передвижение. — Эта падла всех нас победила! Костю… ох, не хочу вспоминать. Сфинксов и нас в настоящую реальность выкинул…
— Но мы еще не сдаемся! — жизнерадостно заявил Кубатай. — Мы еще побрыкаемся! Для начала мы решили вновь объединиться с вами. Ватсон, у вас найдется глоток виски?
— Генерал, вы же не пьете! — ужаснулся Смолянин.
— Отставить! — сверкнул глазами Кубатай, и после неизбежной суматохи мы расположились у столика. Потомки выпили, и Кубатай, откашлявшись, сказал:
— Произошло следующее…
И начал с того, что случилось с бедным Костей. Холмс схватился за голову, подлил себе из бутылки и мрачно повторил:
— В муху… — И тут же вскричал: — Муха! Ватсон!
Я тоже вспомнил про свой недавний удар, вскочил и в ужасе осмотрел пол. Хладный мушиный трупик лежал совсем рядом. Я бережно положил его на ладонь, поднес к свету. Все сгрудились вокруг.
— Неужели? — простонал Смолянин. — Костя! Чувачок!
Муха лежала на спинке, безвольно обмякнув в моей ладони. Тонкие ножки трогательно обвисли. Какая-то неземная печаль и смирение читались в ее позе. Тощенькое тельце казалось невесомым. А ведь как славно она еще недавно жужжала надо мной… О Боже! На мгновение мне показалось, что мушиные ножки дрогнули… Увы. Это невольная слеза исказила зрение.
— Убийца! — мрачно глядя на меня, произнес Кубатай. — Ребенка… Газетой… Можно сказать — на взлете!
— Я не хотел! — простонал я, заливаясь слезами раскаяния и подумывая, не упасть ли в обморок. — Я не знал!
— Маньяк… — процедил Смолянин. — Он был такой веселый, вежливый мальчик! Русский язык знал!
— Похоронить бы надо… как положено… — пробормотал Холмс, озираясь. — Где тут горшок с геранью? Или в сад выйдем?
Кубатай всхлипнул. Достал платок, промокнул глаза… и неожиданно спросил:
— Слушайте, а вдруг это другая муха? Обычная?
Мы задумались. Я временно прекратил плакать, отставил мысли об обмороке и стал разглядывать муху попристальнее.
— Глаза вроде не такие, — заявил Смолянин. — А вот выражение лица — Костино!
— Холмс, у вас есть микроскоп? — поинтересовался Кубатай.
— Конечно! — слегка обиделся мой друг.
— Дайте-ка мне жертву, Ватсон.
…Кубатай долго разглядывал муху под микроскопом, подкручивал винты, наводил свет. Потом вздохнул и поднял голову:
— Поздравляю вас, джентльмены. Это не Костя!
— Почему? — заливаясь слезами радости, вопросил я.
— Девочка… — смущенно глядя на предметное стеклышко, ответил генерал. — Смолянин, уберите тело!
Переводчик аккуратно взял муху за крылышко, спросил:
— Похоронить?
Мы презрительно отвернулись, а Кубатай посоветовал:
— Кремировать, — и указал на камин.
Обрадованные исходом дела, мы налили себе еще виски и выпили.
— Как же искать муху? — продолжал убиваться Кубатай. — А? Холмс?
— Никак, — грустно ответил мой друг. — Только один путь возможен — если муха сама найдет нас! Костя — ребенок способный. Положимся на него. И… и будем ждать чуда.
Глава вторая,
в которой меня выручает чернильница
(Рассказывает Костя)
Вообще-то, оказывается, мухой быть не так уж плохо. Помню книжку «Баранкин, будь человеком!» — там пацан то в муравья превращается, то в воробья, и везде его разные сложности и опасности подстерегают. У муравьев, там вообще, вкалывать надо в поте лица… Ничего подобного! Когда я стал мухой, никаких сложностей не было. Летишь себе по небу, жужжишь. Есть захотел — спустился, а там все съедобное. (Есть, кстати, хотелось почти все время, видно, мухи — существа очень прожорливые.) Воробьи — тупые, уйти от них — делать нечего. А если на какой-нибудь базарчик залетишь, то там вообще класс: мух не бьют, только отмахиваются, а птицы подлетать боятся.
А знаете, как муха видит, какие краски?! Если б муха человеком обернулась, она бы, наверное, художником стала. А запахи какие муха чувствует! А вкусы!
Короче, не жизнь — малина. Если бы только не человеческий разум, который все пилит и пилит: «И что, вот так — мухой — ты всю жизнь прожить и собираешься? А она, между прочим, не такая уж длинная: зима нагрянет, и хана…» Мои насекомые инстинкты пытались сопротивляться: мол, не ДОЛГО жить главное, а КРАСИВО. Мол, вот отложу личинок, и жизнь моя в них продолжится… Но тут же вскипал ЧЕЛОВЕК: «Личинок?! Да ты сам-то соображаешь, о чем думаешь?! Кстати, ты не муха, а мух! Какие там личинки…»
Человек, само собой, победил, и я принялся обдумывать пути обратного превращения. Да к тому же ведь чертов Кащей не только в муху меня превратил, но еще и в мир Шерлока Холмса загнал. В этом я без труда убедился: кэбы, клубы, полисмены, джентльмены… Вот и решил я прежде всего разыскать великого сыщика и связаться с ним.
Я все это так рассказываю, как будто ничуть не унывал. На самом-то деле время от времени я впадал в форменное отчаяние. Особенно ночью. Англия, она и в Африке Англия. Когда под утро на Лондон падает туман, мухам приходится туго. В первую ночь я спасся в газовом фонаре в сквере. Там было сухо и тепло. Но отражатель в нем был скользкий и покатый, а я еще не научился спать, удерживаясь присосками на лапах; поэтому всю ночь не сомкнул глаз. А если бы уснул, сразу скатился бы в огонь.
И всякие другие были неудобства. С той же едой, например. Чувствую я своим мушиным носом благоухание, аж слюнки текут, а гляну, что это так пахнет, меня с души моей человеческой воротит… Другими словами, были в моем положении и минусы. Но не буду вдаваться в эти подробности, тут можно сто лет говорить, а по существу — ничего.
Так вот. Я решил искать Холмса. И вспомнил, что по книжке проживает он на Бейкер-стрит. Но как найти эту улицу? Не долго думая, я принялся кружить над тротуарами, пытаясь прочесть названия улиц на домах.