Возвращение, стр. 174
ВОССОЕДИНЕНИЕ
Эрагон с Сапфирой медленно пробирались по Пылающим Равнинам среди гор трупов. Они двигались очень осторожно — оба были изранены и до предела измучены. На пути им встречались другие воины, уцелевшие в бою, но столь же обессилевшие и медленно бредущие по выжженному полю; у всех этих людей были пустые глаза, безразличный, невидящий взгляд.
Теперь, когда утих боевой запал и была утолена жажда крови, Эрагон испытывал одно лишь сожаление. Сражение уже казалось ему трагически бессмысленным. Столько людей погибло, чтобы пресечь происки одного безумца! Эрагон замедлил шаг, обходя целый лес стрел, воткнувшихся в грязь, и, наконец, обратил внимание на рваную рану, оставленную Торном на хвосте Сапфиры; впрочем, и на теле драконихи имелось немало кровавых отметин.
«Дай я исцелю твои раны, — сказал он Сапфире. — Только сперва удели мне капельку своей энергии, моя на исходе».
«Не стоит заниматься мной, маленький брат. Сперва позаботься о тех, кто может умереть».
«Ты уверена?»
«Совершенно уверена».
Неохотно согласившись с нею, Эрагон склонился над одним из воинов Гальбаторикса и залечил ему рану на шее, потом перешёл к раненому вардену. Переходя от одного человека к другому, он не делал различий между друзьями и врагами, сосредоточившись на исцелении людей.
Однако же мысли его были далеко: он все пытался отмести доводы Муртага о том, что они с ним РОДНЫЕ БРАТЬЯ. Однако все то, что Муртаг говорил о Селене — об их общей матери! — полностью совпадало с теми немногими фактами, которые были известны и Эрагону. Селена покинула Карвахолл более двадцати лет назад и вернулась туда лишь однажды — чтобы произвести на свет Эрагона. Потом она снова исчезла — навсегда. Эрагон вспоминал, как в Фартхен Дуре Муртаг рассказывал, что его мать бежала из замка Морзана, пока тот охотился за Бромом, Джоадом и яйцом Сапфиры. После того как Морзан изуродовал Муртагу спину, швырнув в него мечом и чуть не убив его, Селена, видимо, решила скрыть свою новую беременность и отправилась рожать в Карвахолл, к брату, чтобы спрятать там новорождённое дитя от мужа и Гальбаторикса. Эрагону согревала душу лишь мысль о том, что Селена спасала его, рискуя собственной жизнью.
Когда Эрагон достаточно подрос и стал понимать, что он приёмыш, его начал терзать вопрос о том, кто его отец и почему мать оставила его в семье своего брата Гэрроу и его жены Мэриэн. И вот, наконец, он получил ответ на эти вопросы — да ещё из столь неожиданного источника и при столь неблагоприятных обстоятельствах! Он чувствовал, что ему могут понадобиться месяцы, а может, и годы, чтобы смириться с подобным открытием.
Эрагон всегда считал, что обрадуется, узнав, кто его отец, однако же, выяснив это, ощутил лишь ужас и отвращение. В детстве он частенько развлекался, воображая, что его отец — человек великий и важный, которому просто дела не позволяют встретиться с сыном. Однако уже тогда он догадывался, что, скорее всего, это совсем не так. Но ему и в голову не приходило — даже в самых фантастических мечтаниях! — что он может оказаться сыном Всадника. Да ещё и одного из Проклятых!
И вот его мечты превратились в настоящий кошмар.
«Я сын монстра, чудовища… Мой отец был одним из тех подлых предателей, что помогли Гальбаториксу уничтожить орден Всадников!» Эта мысль не давала ему покоя.
И вдруг совсем иная мысль пришла ему в голову. Он пытался исцелить раненому сломанный позвоночник, когда перед ним неожиданно открылась возможность посмотреть на свою жизнь совершенно иначе. Отчасти это даже возродило в нем былую уверенность в себе. Даже если Морзан и был его отцом, то отцом ненастоящим! Настоящим отцом ему стал Гэрроу. Гэрроу вырастил и воспитал его. Гэрроу научил его законам чести и благородства, Гэрроу научил его трудиться. И только благодаря Гэрроу он стал таким, как сейчас. В конце концов, даже Брома или Оромиса он бы скорее назвал своим отцом, чем Морзана! «И мой родной брат — Ро-ран, а вовсе не Муртаг!»
Эрагон несколько раз кивнул, точно утверждаясь в этой мысли. До сих пор он никак не мог заставить себя считать Гэрроу своим отцом. Но теперь, придя, наконец, к этой мысли, хотя Гэрроу и был уже мёртв, Эрагон вдруг успокоился и почувствовал необычайную уверенность. У него даже настроение поднялось.
«Ты становишься мудрее», — заметила Сапфира.
«Мудрее? — Он покачал головой. — Нет, я просто начинаю правильно думать и рассуждать. Уж этому-то я, по крайней мере, у Оромиса научился! — Эрагон наклонился и стёр грязь с лица убитого мальчика-знаменосца, чтобы удостовериться, что тот действительно мёртв. Затем снова выпрямился, охнув от боли — так болело и ныло все натруженное тело, — и спросил: — Ты ведь и сама, наверное, понимаешь, что Бром, конечно же, обо всем знал? Для чего же иначе ему понадобилось селиться в Карвахолле и ждать, пока ты выберешь меня и вылупишься из яйца? Он хотел сам присматривать за сыном своего врага. — Эрагону стало не по себе при мысли о том, что Бром мог видеть в его, Эрагона, появлении на свет потенциальную угрозу себе и остальным Всадникам. — И он был прав, совершенно прав. Сама видишь, чем все это кончилось и что теперь стало со мной!»
Сапфира, дохнув Эрагону на макушку, взъерошила ему волосы своим горячим дыханием.
«Ты помни одно: независимо от любых возможных опасений, Бром всегда старался оберегать нас ото всех опасностей! И погиб, спасая тебя от раззаков».
«Да, я понимаю… Но как, по-твоему, почему он ничего не сказал мне про это? Неужели он опасался, что я могу начать соперничать с Морзаном, как Муртаг?»
«Конечно, нет».
Он с любопытством посмотрел на неё:
«Почему ты так уверена? — Она высоко подняла голову, избегая его взгляда. — Ладно, можешь не отвечать».
Эрагон опустился на колени возле одного из воинов короля Оррина. Стрела попала несчастному в живот, и от нестерпимой боли он катался по земле, так что Эрагону пришлось держать его за руки.
— Тише, тише, успокойся, — уговаривал он его.
— Воды! — прохрипел воин. — Дай мне напиться! Я умираю от жажды! Воды! Прошу тебя, Губитель Шейдов! — Он был весь мокрый от пота.
Эрагон улыбкой попытался его ободрить:
— Я могу дать тебе напиться, но лучше бы ты подождал, пока я тебя исцелю. Можешь ещё немножко потерпеть? Потерпи — и я дам тебе сколько угодно воды, обещаю.
Воин, с трудом подавив очередной приступ боли, пробормотал:
— Хорошо, раз ты обещаешь, надо потерпеть… Эрагон с помощью магии извлёк стрелу, а потом они с Сапфирой принялись исцелять внутренности раненого, отчасти используя и его собственную энергию, чтобы усилить действие заклинаний. Дело заняло несколько минут, после чего воин приподнялся, с изумлением осмотрел свой живот, провёл ладонью по гладкой коже и, глядя на Эрагона, пробормотал:
— Я… ах, Губитель Шейдов! Да я… Ты же… — В глазах его блестели слезы.
Эрагон протянул ему бурдюк с водой:
— Вот, держи. Он тебе нужнее, чем мне.
Пройдя ещё сотню ярдов и миновав стену густого едкого дыма, Эрагон и Сапфира увидели Орика и ещё с десяток гномов, среди которых было и несколько женщин. Они окружали тело Хротгара. Короля гномов возложили на четыре боевых щита; золотая его кольчуга сияла. Горе гномов было безмерно; они рвали на себе волосы, били себя в грудь и с проклятиями и стенаниями грозили небесам кулаками. Эрагон, склонив голову, прошептал:
— Стидья унин морранр, Хротгар Кёнунгр! Покойся с миром, король Хротгар!
Орик не сразу заметил Эрагона и Сапфиру. Когда он обернулся, его трудно было узнать: лицо покраснело от слез, борода всклочена, коса расплелась. Шатаясь, он подошёл к Эрагону и спросил:
— Ты убил того труса, который в ответе за смерть Хротгара?
— Ему удалось бежать. — Эрагон не смог заставить себя сказать, что это был Муртаг.
Орик ударил себя кулаком по ладони:
— Барзул!
— Но я клянусь тебе всеми камнями Алагейзии, клянусь как твой брат по клану Ингеитум, что сделаю все, чтоб отомстить за смерть великого Хротгара!