Возвращение, стр. 16
Даже Сапфира отведала медового напитка, и он пришёлся ей весьма по вкусу. Обнаружив это, гномы выкатили для неё целый бочонок. Аккуратно опустив свою огромную морду в бочонок, она в три глотка осушила его до дна, потом задрала голову и выпустила в потолок здоровенный язык пламени. Эрагону понадобилось несколько минут, чтобы успокоить гномов и убедить их, что это совершенно не опасно и к драконихе можно подходить как угодно близко. Но как только гномы пришли в себя, они тут же выкатили Сапфире новый бочонок и с восторгом и изумлением стали смотреть, как она осушила и его.
Сапфира все больше пьянела; её мысли и ощущения стали бесконтрольно проникать в душу Эрагона, так что он уже и сам точно не знал, что именно чувствует в тот или иной момент. Её восприятие окружающего начинало подавлять его собственное; даже цвета и запахи он теперь воспринимал иначе — они стали ярче и острее.
Гномы принялись петь хором. Сапфира встала и, покачиваясь, принялась тоже мурлыкать незнакомую мелодию, каждую спетую строфу отмечая рычанием. Эрагон, желая тоже присоединиться к общему хору, даже вздрогнул, когда у него изо рта вместо нормальных слов вырвался хриплый драконий рык. Да, решил он, качая головой, пожалуй, это зашло слишком далеко… Может, мне это кажется? Или я просто пьян? Но вскоре ему это стало совершенно безразлично, и он с воодушевлением запел вместе с гномами, не обращая внимания на то, драконий у него голос или свой.
В зал продолжали стекаться гномы, обрадованные вестью о восстановлении великой святыни. Вскоре вокруг Эрагона и Сапфиры собралось кольцо из сотен гномов, а Орик призвал музыкантов, и те устроились в уголке, снимая зеленые покрывала со своих инструментов. Вскоре в зале зазвучали лютни, арфы и серебряные флейты, полились дивные мелодии, и пир продолжался ещё много часов, прежде чем песни и громкие речи стали понемногу стихать. Наконец Орик взобрался на стол и, широко расставив ноги и держа в руках кружку, снял свой шлем, отшвырнул его в сторону и воскликнул:
— Ну, что ж, пир удался! Наконец-то мы попраздновали на славу! Ургалы изгнаны, шейд мёртв, и мы победили!
Гномы в знак одобрения застучали кружками по столам. Сказано было отлично — кратко и по делу. Но Орик не унимался:
— Так выпьем же за Эрагона и Сапфиру! — проревел он, поднимая кружку. И все с восторгом его поддержали.
Эрагон встал и поклонился. Это вызвало новую волну восторженных криков. Сапфира тоже встала, слегка попятилась и тоже попыталась приложить переднюю лапу к груди, подражая Эрагону, но это ей удалось плохо, она пошатнулась, и гномы, осознав грозящую им опасность, шарахнулись в разные стороны. Они едва успели — с жутким грохотом Сапфира рухнула на спину, опрокинув один из тяжеленных столов.
И тут же острая боль вспыхнула у Эрагона в спине, и он, потеряв сознание, рухнул рядом с упавшей Сапфирой.
РЕКВИЕМ
— Просыпайся, Кнурлхайм! Хватит спать! Нам давно пора у ворот быть — без нас ведь не начнут.
Эрагон заставил себя открыть глаза; голова просто раскалывалась, по телу словно проехала ломовая телега. Оказывается, он так и спал на холодном каменном столе.
— Как, как? — недовольно спросил он. Вкус во рту был такой, что он даже поморщился.
Орик, дёрнув себя за рыжеватую бороду, воскликнул:
— Ты что, забыл? Сегодня же похороны Аджихада! И мы обязаны присутствовать на погребальной церемонии.
— Да я не об этом! Как ты меня назвал?
Теперь в огромном зале остались лишь они да Сапфира. Дракониха лежала на боку между двумя столами и, услышав их голоса, слегка шевельнулась, приподняла голову и мутными глазами посмотрела вокруг.
— Кнурлхайм, Каменная Голова — вот как я тебя назвал! Я ведь тебя уже почти целый час разбудить пытаюсь!
Эрагон рывком встал на ноги, соскочил со стола и пошатнулся. Ноги казались ватными, в голове мелькали какие-то обрывки мыслей и неясные воспоминания о прошлой ночи.
«Сапфира, ты как?» — мысленно спросил он, неловко поворачиваясь к ней.
Она медленно выгнула шею и посмотрела на него, с отвращением облизываясь и показывая алый язык и острые зубы — точно кошка, съевшая что-то нехорошее.
«Да вроде… цела. Моё левое крыло, правда, ведёт себя как-то странно: похоже, как раз на него я и приземлилась. А вот голова… Ох, в неё точно тысяча раскалённых стрел вонзилась!»
— Никто не пострадал, когда она тут рухнула? — озабоченно спросил Эрагон у Орика.
В широкой груди гнома что-то захлюпало: он явно пытался подавить смех:
— Да нет, хотя двое слегка расшиблись, когда со стульев попадали — уж больно смеялись. Ещё бы! Пьяный дракон, который ещё и кланяться вздумал! Да об этом у нас столько песен сложат! (Сапфира слегка шевельнула крыльями и жеманно отвернулась.) Мы решили так вас и оставить — все равно тебя, Сапфира, мы бы с места не сдвинули. Хотя наш главный повар весьма опасался, что ты и остальные запасы его драгоценного напитка опустошишь, как те четыре бочки, которые ты уже выпить успела!
«Вот-вот! А ты ещё мне говорила, что я слишком много пью! — язвительно заметил Эрагон. — Да если б я четыре бочки разом вылакал, то наверняка бы концы отдал!»
«Естественно. Куда тебе до нас, драконов», — невозмутимо отвечала Сапфира.
Орик сунул Эрагону какой-то свёрток.
— Вот, надень. Это куда больше подходит для погребальной церемонии. Да поспеши, времени у нас совсем нет.
Эрагон судорожно принялся переодеваться. В свёртке оказалась белоснежная рубаха с завязками на запястьях и кружевными манжетами, красная куртка, отделанная золотым кантом и вышивкой, чёрные штаны, блестящие чёрные башмаки с подковками и потрясающая шляпа, которая под подбородком крепилась ремешком с большой красивой застёжкой.
Эрагон поплескал в лицо водой и постарался как-то привести в порядок встрёпанные волосы. Затем Орик прямо-таки поволок их с Сапфирой к южным воротам Тронжхайма.
— Процессия начнётся оттуда, — пояснил он на ходу, с поразительной скоростью переставляя свои короткие толстые ножки, — ведь именно туда тело Аджихада принесли три дня назад, а путь покойника к могиле нельзя прерывать, иначе душа его не будет знать покоя.
«Старинный обычай», — заметила Сапфира и слегка пошатнулась.
Эрагон кивнул. В Карвахолле людей обычно хоронили либо прямо на ферме, либо на маленьком деревенском кладбище. Похороны сопровождались исполнением печальных старинных баллад, а затем устраивались поминки, на которых присутствовали друзья и родные покойного.
«А ты до конца-то выдержать сможешь?» — спросил он Сапфиру, заметив, что она снова пошатнулась.
Дракониха презрительно наморщила нос.
«Естественно! И похороны, и назначение Насуады. Но потом мне непременно надо будет поспать, чума забери этот их медовый напиток!»
Эрагон снова повернулся к Орику и спросил:
— А где Аджихад будет похоронен?
Орик даже шаг замедлил, настолько это, видимо, был серьёзный вопрос. Осторожно глянув на Эрагона, он сказал:
— Это послужило предметом жаркого спора среди наших племён. Когда умирает гном, то, согласно нашим верованиям, его нужно непременно запечатать в камень, иначе он никогда не найдёт путь к своим предкам. Видишь ли, тема смерти вообще очень сложна… Я не могу вдаваться в подробности, но мы, гномы, ни перед чем не остановимся, чтобы обеспечить Аджихаду достойные похороны! Ибо вечный позор падёт на ту семью и тот Дом, где позволят своему покойному сородичу лежать в более лёгкой среде!
Видишь ли, под Фартхен Дуром есть особый зал, который служит домом всем умершим кнурланам. Именно туда и должны отнести Аджихада. Он человек, так что его нельзя хоронить вместе с гномами, но для него уже вырублен чуть в стороне подобающий его званию альков, где он и будет похоронен со всеми должными почестями. И вардены смогут посещать его могилу, не тревожа наши священные гроты.
— Ваш король очень много делал и делает для варденов, — заметил Эрагон.