Эрагон, стр. 75

— Да что ты! Все будет хорошо, ты поправишься! — У Эрагона даже слезы выступили на глазах. — Ты не должен умирать! — точно ребёнок воскликнул он.

— Должен… Таков порядок вещей. Так хочешь ты получить моё благословение? — Эрагон молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Бром положил ему на лоб дрожащую руку. — Что ж, я от всей души благословляю тебя, и пусть грядущие годы будут милостивы к тебе и принесут тебе счастье. — Он знаком приказал Эрагону нагнуться поближе и очень тихо прошептал семь слов древнего языка, кратко поясняя значение каждого из них. — Вот и все, что я могу подарить тебе… Но пользуйся этими заклинаниями только в случае крайней необходимости. — Бром долго молчал, потом прошептал едва слышно: — А мне пора отправляться в самое долгое своё путешествие…

Эрагон, заливаясь слезами, пытался снова его разговорить, шептал ему всякие ласковые слова, не отходил от него ни на минуту, не желая ни есть ни пить. Через несколько часов серая бледность стала заливать щеки Брома, глаза его затуманились, руки стали холодны как лёд, а в воздухе повис какой-то неприятный запах, исходивший от раны, нанесённой ему раззаками. И Эрагон мог лишь бессильно смотреть, как смерть забирает свою очередную жертву.

Ещё только близился вечер, и тени лишь стали немного длиннее, когда Бром вдруг вздрогнул и застыл. Эрагон окликнул его по имени, но он не ответил. Муртаг подбежал к нему, но помочь Брому они уже ничем не могли. Но Эрагону показалось, что, когда он в беспомощном молчании в последний раз заглянул в ещё живые глаза Брома, то прочёл в них одобрение и прощальный привет, умиротворённо вздохнув, он затих, успокоившись навеки. Так умер Бром, великий сказитель и Всадник.

Эрагон дрожащими пальцами закрыл ему глаза и встал. Сапфира, подняв голову к небесам, печально взревела — она пела свою прощальную песню. Слезы градом катились у Эрагона по щекам, ощущение чудовищной потери было похоже на кровоточащую рану, нанесённую прямо в сердце.

— Мы должны его похоронить, — сказал он Муртагу, запинаясь на каждом слове.

— Но нас могут заметить, — предупредил Муртаг.

— Мне все равно!

Муртаг некоторое время колебался, потом поднял Брома с земли, прихватил его меч и понёс к выходу из пещеры. Сапфира последовала за ним.

— На вершину, — хриплым голосом велел Эрагон.

— Но у нас не хватит ни сил, ни времени, чтобы вырубить могилу в этом песчанике.

— У меня хватит.

Эрагон с трудом поднялся на вершину холма: сломанные ребра жгло огнём. Муртаг осторожно опустил Брома на выступающий из земли камень.

Эрагон вытер слезы и все своё внимание сосредоточил на этом камне. Взмахнув рукой, он повелительно произнёс: «Муа стенр!» И камень сперва пошёл трещинами, а потом начал расплываться, точно стал вдруг текучим, как вода, и в нем образовалось углубление, размерами соответствующее человеческому телу, вокруг которого Эрагон возвёл небольшую стену высотой примерно по пояс.

Они опустили Брома в могилу вместе с его посохом и мечом. Затем, чуть отступив, Эрагон с помощью магии сдвинул края камня, и тот скрыл под собой лицо Брома. В последнем усилии Эрагон велел камню превратиться в некое подобие часовни или шпиля и рунами начертал на этом надгробии:

И, уронив голову на могилу, Эрагон наконец-то выплакался всласть. До позднего вечера он оставался на вершине холма, и Муртаг его не тревожил.

В ту ночь ему снова приснилась женщина, заключённая в темницу.

Он был уверен, что с ней происходит нечто ужасное. Она, похоже, была больна — дышала с трудом, неровно и вся дрожала, то ли от холода, то ли от боли. В полумраке темницы он достаточно хорошо видел только её нежную руку, свисавшую с края лежанки. Но с кончиков пальцев у неё капала какая-то тёмная жидкость, и Эрагон совершенно точно понял, что это кровь.

АЛМАЗНАЯ ГРОБНИЦА

Когда Эрагон проснулся, глаза у него опухли, а все тело ломило от усталости. В пещере были только лошади. Носилки исчезли. Эрагон вышел из пещеры и присел на камень. «Значит, та ведьма из Тирма, Анжела, была права, предсказывая мне в скором будущем встречу со смертью», — думал он, тупо уставившись в землю. В небе сияло солнце цвета золотистого топаза, и, несмотря на раннее утро, уже начинало припекать.

Эрагон даже не замечал, как по лицу его текут слезы, оставляя на щеках солёные шершавые дорожки. Он всем телом впитывал живительное тепло, стараясь заставить себя не думать о случившемся и что-то машинально царапая ногтем на мягком песчанике. Потом вдруг, точно очнувшись, обнаружил, что рука его сама собой написала вопрос: «Почему я?»

Он все ещё сидел на камне у входа в пещеру, когда наверх вскарабкался Муртаг, держа в руках парочку кроликов. Он молча сел рядом с Эрагоном, положив свою добычу на землю. Потом осторожно спросил:

— Ну как ты?

— Совершенно без сил.

Муртаг окинул его задумчивым взглядом:

— Надеюсь, ты поправишься?

Эрагон только плечами пожал в ответ. Муртаг ещё немного помолчал и снова заговорил:

— Знаешь, сейчас, наверное, не время для расспросов, но мне очень нужно знать: твой Бром — это ТОТ САМЫЙ БРОМ? Который помог выкрасть драконово яйцо, бежал с ним через всю Империю и убил Морзана на дуэли? Я слышал, как ты называл его по имени, и прочёл надпись, которую ты сделал на его могиле. Но мне нужно знать наверняка. Так это он?

— Он, — тихо сказал Эрагон. (В глазах Муртага плеснулась тревога.) — А откуда тебе известны такие вещи, — спросил Эрагон, — которые для большинства являются великой тайной? Да и за раззаками ты погнался весьма кстати — нам как раз помощь была очень нужна… Ты что, один из варденов?

Глаза Муртага округлились от изумления, но взгляд остался непроницаемым.

— Я беглец, как и ты. — В голосе его явственно послышалась сдерживаемая печаль. — Я не варден, но и слугой Империи тоже не являюсь. Я вообще никому не служу. Что же касается моей вам помощи, то, предположим, я действительно слышал кое-какие разговоры о том, что появился новый Всадник, и решил, что, преследуя раззаков, сумею выяснить, правда ли это.

— А я думал, ты за раззаками гонишься, убить их хочешь, — усмехнулся Эрагон.

Муртаг тоже мрачно усмехнулся:

— Хотел бы, конечно, но тогда я бы с вами не встретился.

«Как жаль, что Брома нет! — думал Эрагон. — Он бы сразу почуял, стоит ли доверять этому Муртагу». Эрагон вспомнил, как в Дарете Бром догадался о тайных намерениях вожака Тревора. Он попытался проникнуть в мысли Муртага, но словно наткнулся на стальную преграду, которую так и не смог преодолеть. «Значит, Муртаг умеет устанавливать мысленный барьер, — догадался он. — Интересно, где он этому научился? Бром говорил, что это умеют очень немногие и для этого требуется особая тренировка. Кто же он такой, этот Муртаг?»

Вдруг, почувствовав себя невероятно одиноким, Эрагон спросил:

— А Сапфира где?

— Не знаю, — сказал Муртаг. — Все время была поблизости, а когда я пошёл на охоту, улетела — по каким-то своим делам, наверное.

Эрагон кивнул, встал и, пошатываясь, побрёл назад, в пещеру. Муртаг последовал за ним.

— Что ты теперь намерен делать? — спросил он.

— Ещё не решил… — Эрагону даже думать об этом не хотелось. Он свернул свою постель и привязал её к седельной сумке. Сломанные ребра ежесекундно давали о себе знать мучительной болью.

Муртаг освежевал кроликов и принялся готовить еду. Бесцельно перебирая вещи, Эрагон наткнулся на Заррок и вытащил его из ножен. Красный клинок ярко сверкнул на солнце. Эрагон взвесил его на ладони и задумался.

Он никогда ещё не опоясывался Зарроком и не пользовался им в настоящем бою — только во время уроков по фехтованию. Бром не хотел, чтобы кто-то увидел на нем этот меч. Теперь с этим запретом покончено. Эрагон хорошо помнил, какой ужас вызвал у раз-заков красный клинок. Уже одного этого более чем достаточно, чтобы все время носить меч при себе. Эрагон снял с плеча лук, опоясался Зарроком и решил: «С этого дня я больше не выпущу его из рук! И пусть все увидят, кто я такой. Я больше никого не боюсь. Теперь я настоящий Всадник!»