Тайна моего мужа, стр. 51

Интерес Джона Пола казался уловкой, розыгрышем. Потому что он наверняка знал, что она недостаточно хороша для него. Она все ждала, когда же объявится стайка девочек-подростков, хохочущих, глумящихся и тыкающих пальцами: «Ты же не воображала на самом деле, будто способна его увлечь!» Вот почему она даже не рассказала никому о его существовании. Они, конечно же, знали о Конноре, но не о Джоне Поле Фицпатрике. Они бы никогда не поверили, что кто-то вроде Джона Пола может ею интересоваться. Она и сама толком в это не верила.

Тогда, в автобусе, когда Джейни уведомила Коннора, что он теперь официально считается ее парнем, он расплылся в широченной глупой улыбке. Потеря девственности с Коннором будет приятной, забавной и нежной. А перед Джоном Полом она даже раздеться ни за что не сможет. От одной мысли об этом замирало сердце. Кроме того, он заслуживал девушки, чья фигура соответствовала бы его собственной. Возможно, он рассмеялся бы, если бы увидел ее странное, тощее, бледное тело. Возможно, заметил бы, что ее руки непропорционально длинны для туловища. Высмеял бы ее впалую грудь или просто презрительно фыркнул.

– Привет, – поздоровалась она.

– Привет, – отозвался Джон Пол.

И у нее перехватило дыхание. Когда их взгляды встретились, ее снова наполнило это чувство, ощущение того, что между ними происходит нечто огромное, не вполне доступное ее пониманию. В двадцать лет она назвала бы это страстью, а в тридцать, вероятно, с куда большим цинизмом определила бы как «игра гормонов». Крошечная ее частица, частица женщины, которой она могла бы стать, подумала: «Да ладно тебе, Джейни, ты просто трусишь. Он нравится тебе больше, чем Коннор. Выбери его. Это может оказаться серьезным. Это может оказаться важным. А что, если это любовь?»

Но ее сердце колотилось с такой силой, что это казалось ужасным, пугающим и мучительным, она едва могла дышать. В середине ее груди разгоралось болезненное давящее ощущение, как будто кто-то пытался ее расплющить. Ей хотелось только одного: снова почувствовать себя нормально.

– Мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – нарочито холодно и сурово сообщила она, запечатав собственную судьбу, словно конверт.

Четверг

Глава 33

Сесилия! Ты получила мои сообщения? Я пыталась до тебя дозвониться!

– Сесилия, ты была права насчет тех лотерейных билетов.

– Сесилия! Ты вчера не пришла на пилатес!

– Сесилия! Моя невестка хочет заказать у тебя вечеринку.

– Сесилия, скажи, ты, случаем, не сможешь на следующей неделе на часок забрать к себе Гарриет после балета?

– Сесилия!

Начался парад пасхальных шляп, и матери школы Святой Анджелы выступили в полном составе, разодетые в честь Пасхи и первого по-настоящему осеннего дня в этом году. Нарядные мягкие шарфики окутывали шеи, джинсы обтягивали стройные и не очень стройные ножки, ботиночки на шпильках цокали по игровой площадке. Лето выдалось влажным, и свежесть ветра и предвкушение четырех выходных, а также горы шоколада привели всех в хорошее настроение. На синих складных стульях, которые двойным кольцом окаймляли квадратный двор, сидели бодрые и жизнерадостные матери. Старших детей, не принимающих участия в параде пасхальных шляп, вывели наружу посмотреть. Они перевешивались через балконные перила, беспечно болтая расслабленными руками, с умудренным, терпеливым выражением на лицах, подразумевающим, что сами они, конечно, уже слишком взрослые для подобного рода забав, но эти малыши очаровательны!

Сесилия поискала взглядом Изабель на балконе шестиклассников и обнаружила ее между лучшими подругами, Мари и Лорой. Три девочки обнимали друг друга за плечи, тем самым обозначая, что их бурные трехсторонние отношения сейчас переживают подъем и никто не объединился вдвоем против третьей, а их взаимная любовь сильна и ничем не отравлена. Повезло, что в следующие четыре дня занятий в школе не будет. За подобными взлетами неизбежно следовали слезы, предательства и долгие утомительные рассказы о том, что она сказала, написала и вывесила в Интернет и что я сказала, написала и вывесила в Интернет.

Одна из матерей украдкой пустила по кругу корзинку с шариками бельгийского шоколада. Послышались стоны хмельного, чувственного наслаждения.

«Я жена убийцы, – думала Сесилия, пока бельгийский шоколад таял у нее во рту. – Я соучастница убийства, – размышляла она, договариваясь о том, чтобы привести детей в гости или забрать с занятий, назначая вечеринки с „Таппервером“, составляя расписания, утрясая подробности и приводя все в движение. – Я Сесилия Фицпатрик, и мой муж – убийца, но только посмотрите на меня – я болтаю, смеюсь и обнимаю своих детей. Вы бы ни за что не догадались».

Вот как с этим можно справиться. Вот как ты живешь с тайной. Ты просто это делаешь. Притворяешься, будто все в порядке, не обращая внимания на глубокую судорожную боль в животе. Ты каким-то образом приглушаешь собственные чувства, гасишь остроту восприятия хорошего и плохого. Вчера ее рвало в канаве и она рыдала в кладовой. Но сегодня она поднялась в шесть утра и приготовила две лазаньи, чтобы убрать их в морозилку до пасхального воскресенья, выгладила корзину одежды, отправила три электронных письма, выясняя насчет теннисной секции для Полли, и ответила еще на четырнадцать писем по поводу различных школьных дел, отослала в «Таппервер» заказ с давешней вечеринки, развесила сушиться выстиранное белье – и все это еще до того, как встали девочки и Джон Пол. Она снова поднялась на ноги и теперь умело кружила по скользкой поверхности своей жизни.

– Господи, дай мне сил! – выдохнул кто-то, когда во дворе появилась директор школы. – Что нацепила на себя эта женщина?

На Труди красовались длинные кроличьи уши и пушистый хвостик, приколотый пониже спины. Она напоминала пожилого плейбоевского зайчика.

Вот она подскакала к микрофону посреди двора, держа перед собой на весу поджатые руки, словно лапки. По рядам матерей прокатился добродушный смех. Дети на балконах разразились ликующими воплями.

– Дамочки и господинчики, девочки и мальчики! – Одно из кроличьих ушей упало Труди на лицо, и она небрежно смахнула его в сторону. – Добро пожаловать на парад пасхальных шляп Святой Анджелы!

– Я ее просто обожаю, – заметила Махалия, сидящая справа от Сесилии, – но все-таки очень трудно поверить, что она заправляет школой.

– Труди вовсе не заправляет школой, – возразила Лора Маркс с другой стороны от Махалии. – Школой заправляет Рейчел Кроули. Вместе с прелестной дамой слева от тебя.

Лора перегнулась через Махалию и поприветствовала Сесилию движением руки.

– Ну-ну, ты же знаешь, что это не так, – проказливо улыбнулась та.

Она казалась себе слабоумной пародией на себя же. Она же наверняка пересаливает? Что бы Сесилия ни делала, это производило впечатление дурной шутки, но, похоже, никто ничего не замечал.

Из новейшей аудиосистемы хлынула музыка. Деньги на оборудование дала прошлогодняя лотерея, устроенная Сесилией при выставке художественных работ и имевшая невероятный успех.

Вокруг журчала беседа.

– Кто подбирал музыку? Неплохо вышло.

– Точно. Мне даже танцевать захотелось.

– Да, но кто-нибудь тут прислушивается к тексту? Вы вообще в курсе, о чем эта песня?

– Лучше не знать.

– Моим детям в любом случае все это уже известно.

Первым вышел во двор приготовительный «П» класс под предводительством учительницы, довольно красивой пышногрудой брюнетки мисс Паркер. Та на всю катушку использовала свои природные достоинства, облачившись в платье принцессы фей, которое было ей мало на пару размеров, и теперь пританцовывала под музыку в манере, пожалуй не слишком уместной в детском учреждении. Крохотные ребятишки следовали за ней и, гордо и сосредоточенно улыбаясь, старательно удерживали в равновесии на головах узнаваемые пасхальные сооружения.

Матери поздравляли друг друга, нахваливая детские шляпы.