Тайна моего мужа, стр. 44

– Лиаму нравится спорт?

– Он любит бегать. Бегать просто так, без причины.

А вот Уилл был страстным фанатом Австралийской футбольной лиги и сразу после рождения сына восторженно всем рассказывал, как будет ходить с ним на матчи, но пока что Лиам не проявил ни малейшего интереса к отцовскому увлечению. Тесс знала, что Уилл должен испытывать горькое разочарование, но тот только смеялся, переводя все в шутку. Однажды они вместе смотрели игру по телевизору, и Лиам вдруг попросил: «Пап, а пойдем побегаем на улице!» И Уилл, который на самом деле вовсе не любил бегать, вздохнул с преувеличенным смирением, выключил телевизор, и через минуту они уже носились кругами по заднему двору.

Она не позволит Фелисити разрушить эти отношения. Не допустит, чтобы Лиаму когда-нибудь пришлось поддерживать неловкие разговоры с отцом, который толком его не знает.

– И как он, спокойно отнесся к переходу в новую школу? – спросил Коннор.

– Мне казалось, что да, – ответила Тесс и покрутила в руках ключи от машины Сесилии. – Но этим утром он расстроился. Скучает по папе. Мы с его отцом… Как бы там ни было, глупо было считать, будто Лиам и не заметил, что происходит вокруг него.

– Дети порой проявляют удивительную сообразительность, – подтвердил Коннор. Он вынул из полотняного мешка еще два баскетбольных мяча и прижал к груди. – А сразу после этого – столь же удивительную бестолковость. Но, если тебе от этого станет легче, это славная школа. Я никогда еще не вел занятий в таком уютном месте. А все из-за директора. Она малость чокнутая, но дети для нее на первом месте.

– Должно быть, здесь совсем не то, что в бухгалтерии.

Тесс залюбовалась тем, как парашют, раскрашенный в яркие основные цвета, идет на ветру легкой зыбью.

– Ха! Мы же познакомились, когда я был бухгалтером, – вспомнил Коннор.

Он одарил ее дружеской, ласковой улыбкой, как будто относился к ней с куда большей теплотой, чем можно было ожидать после стольких лет.

– Почему-то совершенно вылетело из головы.

«Клонтарф-Бич, – внезапно подумала Тесс. – Вот где ты впервые поцеловал меня. Это был отличный первый поцелуй».

– Все это было так давно, – отозвалась она, не обращая внимания на участившееся сердцебиение. – Я и это-то с трудом припоминаю.

Что за чушь она несет?

– В самом деле? – переспросил Коннор. Он присел на корточки и положил мяч на красный сектор парашюта. А выпрямившись, бросил взгляд в ее сторону. – Я вот, пожалуй, многое помню.

О чем он многое помнил – об их отношениях или о девяностых годах вообще?

– Пожалуй, я пойду, – спохватилась она, встретилась с ним взглядом и поспешно отвернулась, как будто сделала что-то крайне неподобающее. – Не буду путаться под ногами.

– Ладно, – откликнулся Коннор, перебрасывая из руки в руку баскетбольный мяч. – Насчет кофе уговор в силе?

– Конечно, – подтвердила Тесс, улыбнувшись примерно в его сторону. – Хорошо тебе провести время – за парашютным спортом или чем ты там занимаешься.

– Спасибо. Непременно. И обещаю, что пригляжу за Лиамом.

Она собралась уходить, но на полушаге вспомнила, как охотно Фелисити смотрела футбол вместе с Уиллом. Тут они были заодно, имели общее увлечение. Тесс обычно сидела и читала книжку, пока они хором орали на телевизор. Она обернулась.

– Лучше пусть это будет что-нибудь покрепче, – предложила она, на этот раз встретившись с ним взглядом и ощутив это почти как прикосновение. – В смысле, вместо кофе.

Коннор ребром ступни сдвинул один из мячей на парашюте:

– Может, сегодня вечером?

Глава 26

Вся в слезах, Сесилия сидела на полу в кладовой, обняв колени. Протянула руку к рулону бумажных полотенец на нижней полке, оторвала одно и яростно высморкалась.

Она никак не могла вспомнить, зачем вообще зашла в кладовую. Возможно, исключительно для того, чтобы немного успокоиться, посмотрев на свои контейнеры от «Таппервера». На приятную, продуманную геометрию из дополняющих друг друга форм. Синие герметичные крышки сохраняли содержимое свежим и хрустящим. В кладовой Сесилии не было места гниющим тайнам.

Донесся легкий запашок кунжутного масла. Она всегда тщательно протирала бутылку, но запах все равно оставался. Возможно, стоило бы его выбросить, но Джон Пол любит ее курицу в кунжуте.

Да кого волнует, что там любит Джон Пол? Стрелка весов их супружества уже никогда не встанет ровно. Последнее слово и право решать навсегда остались за ней.

В дверь позвонили, и Сесилия ахнула. Это полиция!

Но у полиции не было причин объявляться теперь, после стольких лет, только потому, что Сесилия узнала правду.

«Ненавижу тебя за это, Джон Пол Фицпатрик», – подумала она, поднимаясь на ноги.

Шея ныла. Она взяла бутылку кунжутного масла и по дороге к входной двери швырнула в мусорное ведро.

Это оказалась не полиция, а мать Джона Пола. Сесилия ошарашенно моргнула.

– Ты в уборной была? – спросила Вирджиния. – Я уже подумывала, не присесть ли на ступеньку. Ноги начали подкашиваться.

Вирджиния обожала заставлять окружающих чувствовать себя виноватыми – по любому поводу, хоть чуточку. У нее было шестеро сыновей и столько же невесток, и Сесилия оставалась единственной, кого Вирджиния еще ни разу не довела до истерики. А все благодаря неколебимой уверенности Сесилии в собственных способностях как жены, матери и домохозяйки.

«Ну, давай, начинай», – думала она временами, когда взгляд свекрови охватывал все до последней мелочи, от рубашек Джона Пола без единой морщинки до плинтусов без единой пылинки.

Вирджиния заглядывала на огонек к Сесилии каждую среду после занятия тайцзи, чтобы выпить чашечку кофе с какой-нибудь свежей выпечкой. «Как ты это выносишь?» – стенали остальные невестки, но сама Сесилия не особенно возражала. Это напоминало еженедельные сражения с неопределенными целями, которые, по мнению Сесилии, она обычно выигрывала.

Но не сегодня. Сегодня у нее не хватало на это сил.

– Что это за запах? – спросила Вирджиния, подставив щеку для поцелуя. – Кунжутное масло, что ли?

– Да, – призналась Сесилия и понюхала собственные руки. – Заходите и присаживайтесь. Я поставлю чайник.

– Я вот не в восторге от кунжута, – сообщила Вирджиния. – Очень уж он азиатский, не находишь? – Она устроилась за столом и огляделась в поисках грязи или каких-либо просчетов. – Как вчера себя чувствовал Джон Пол? Он звонил с утра. Как это мило, что он прилетел домой пораньше. Девочки, должно быть, в восторге. Они у вас все три такие папочкины дочки. Но я не поверила ушам, когда услышала, что ему пришлось отправиться на работу этим же утром, хотя он прилетел только накануне! У него, бедняжки, должно быть, все суточные ритмы сбиты.

Джон Пол думал сегодня остаться дома.

– Не хочу бросать тебя с этим наедине, – сказал он. – Не поеду на работу, и мы сможем поговорить, все обсудить.

Но Сесилия не могла представить себе ничего худшего, чем новые разговоры, и настояла на том, чтобы он поехал на работу, буквально вытолкала за дверь. Ей нужно побыть от него подальше и подумать. Он звонил ей все утро, оставлял совершенно отчаянные сообщения. Он что, беспокоился, не собирается ли она выложить все полиции?

– Джон Пол – очень дисциплинированный работник, – сообщила она свекрови, заваривая чай.

«А вот знали бы вы, что натворил ваш драгоценный сыночек. Представить страшно».

Взгляд Вирджинии скользил по ней въедливо-изучающе. Нет, дурой свекровь не была. Именно эту ошибку и допускали остальные невестки: они недооценивали противника.

– Ты неважно выглядишь, – заметила Вирджиния. – Очень бледная. Должно быть, совсем вымоталась? Ты слишком много на себя взваливаешь. Я слышала, ты вчера устраивала вечеринку. Я беседовала с Марлой Эванс на тайцзи, она сказала, что успех был просто сногсшибательный. По всей видимости, все наклюкались. Она упоминала, что ты подвозила домой Рейчел Кроули.

– Рейчел – очень милая женщина.