До тебя (ЛП), стр. 47

Как бы то ни было, я увидел те же эмоции в ее грустных, наполненных слезами голубых глазах, и мне захотелось прижать Тэйт к себе, расцеловать глаза, нос, губы, словно этим мог стереть все ужасные вещи, которые наговорил и сделал ей.

– Тэйт… – я двинулся вокруг капота, но она сама подошла ко мне и швырнула что-то в грудь. Я беспомощно наблюдал, как Тэйт пересекла наши дворы, вбежала в дом.

Нет.

Глядя ей вслед, на темное крыльцо и закрытую дверь, лишь через минуту-другую почувствовал в руке бумагу. 

Когда опустил взгляд, во рту пересохло, сердце больно заколотилось в груди. Это была фотография.

Моя.

В возрасте четырнадцати лет.

Всю мою спину покрывали синяки и кровавые подтеки, оставшиеся после визита к отцу. Тэйт нашла это фото на дне коробки под моей кроватью.

Она пришла не для того, чтобы поздравить меня с днем рождения.

Я застал ее за розысками.

И только что оттолкнул ее, не сказав то, о чем Тэйт уже знала.

29

Я рванул с места, вдавив газ в пол. Вниз по улице, на окраину города, куда не доставало уличное освещение.

Езда помогла прояснить царивший в голове хаос из-за Тэйт. Я не убегал. Я пытался обособиться.

Она не поймет, и совершенно точно станет смотреть на меня по-другому. Почему до нее не доходило, что прошлое не важно?

Полагаю, я бы мог отреагировать помягче, но Тэйт продолжала совать нос в дела, которые ее не касались.

Сжал руль мертвой хваткой, убеждая себя не сбавить скорость и не повернуть обратно.

Мне нельзя возвращаться. Она захочет все узнать, однако стыд за то, как я поступил с братом, превосходил стыд за такое обращение с Тэйт.

Неужели она не видела, что некоторые вещи лучше не выносить на поверхность?

– Иди. Помоги своему брату, – говорит отец слишком добродушным тоном. Мои руки дрожат; я смотрю на него.

Что происходит? – спрашиваю сам себя.

– Не веди себя так, будто у тебя есть выбор. – Он указывает мне путь бутылкой, которую держит в руке.

Деревянные ступеньки скрипят от каждого моего шага, тусклый свет не предлагает комфорта. В старой печи горит зловещий огонек, но чем ниже я спускаюсь, тем холоднее становится воздух.

Где Джекс?

Оглядываюсь на отца, стоящего на вершине лестницы в кухне, и мной все сильнее и сильнее овладевает чувство, будто меня затягивает в черную дыру.

Меня больше никто не увидит.

Но он машет рукой, чтобы я не останавливался.

Я не хочу туда идти. Мои босые ноги мерзнут, щепки древесины впиваются в подошвы. Когда я останавливаюсь, мое сердце едва не выскакивает из груди.

Я вижу Джекса.

Я вижу их.

Затем вижу кровь.

Я припарковал Босс на стоянке возле заднего входа в парк. В Игл Пойт можно попасть двумя путями: через центральные ворота на машине, либо через задний вход для пешеходов и велосипедистов, где есть стоянка. Я выбрал именно последний.

Тот, что ближе к пруду.

Не помню, как добрался сюда, потому что в процессе вождения мой мозг обычно работал на автопилоте. Рано или поздно я всегда оказывался там, где хотел быть.

Иногда – в автомастерской Фэйрфакс, чтобы повозиться с машиной. Или у Мэдока на вечеринке. А временами – дома у какой-нибудь девчонки.

Но сегодня… Парк? Пруд?

Волоски на руках встали дыбом, горло запекло от подступившей желчи. Нежелание находиться тут, наверно, посоперничало бы только с нежеланием встречаться завтра с отцом.

Однако я все равно прошел через ворота, несмотря на поздний час. Спустился по каменным валунам к пруду, который не видел несколько лет.

Водоем был искусственный, берега и возвышенности вокруг него, включая лестницу, ведущую к воде, были вытесаны из песчаника. От пруда в лес тянулась другая дорожка, тоже вымощенная песчаником. Она вела к смотровой площадке над рекой.

Местечко было уединенное, причудливое, и особенное для нас с Тэйт. Мы приходили сюда на пикники, соседские свадьбы или просто погулять, когда ночами тайком выбирались из дома.

Посещая этот пруд в последний раз, я последний раз в жизни плакал.

– Тэйт? Иди сюда, милая, – зовет мистер Брандт, и мое сердце начинает стучать отбойным молотком в груди. Мне не терпится увидеть Тэйт. Обнять ее.

Сказать то, что должен был сказать уже давно. Что я люблю ее.

В животе урчит от голода. Я смотрю на свои грязные руки, жалея, что не помылся перед тем, как отправиться за ней. Но я знаю, Тэйт не обратит на это внимания. 

Спускаясь по каменным ступенькам, вижу, как она садится на покрывало, опирается на руки и скрещивает лодыжки.

Тэйт такая красивая. И она улыбается.

Мысли возвращаются к Джексу; я чувствую, как мои мышцы напрягаются. Я должен кому-нибудь рассказать. Но сперва мне нужна Тэйт.

Двигаюсь в ее сторону, но затем замечаю свою мать, поэтому прячусь за валуном. Злость и отвращение сковывают меня.

Почему она здесь? Не хочу ее видеть

Я звонил домой на каникулах. Пытался попросить у нее помощи, а она оставила меня там. Почему мать здесь, с ними?

Пытаюсь контролировать свое дыхание, но чувствую, как горло сжимается, будто мне плакать хочется.

Тэйт – моя семья. Моя настоящая семья. Моя мать-алкоголичка не имеет права веселиться с Брандтами.

– Жду не дождусь возвращения Джареда.

Я слышу улыбку в голосе Тэйт, и прикрываю рот рукой, сдерживая крик, рвущийся из груди.

Хочу подойти к ней, но не могу в присутствии взрослых. Мне не хочется встречаться с матерью, и я не хочу, чтобы мистер Брандт видел меня в таком состоянии. Грязного, в синяках.

Мне просто хочется схватить Тэйт за руку и убежать.

– Ты сможешь показать ему пару приемов карате, которые вы с Уиллом выучили за лето, – говорит ее отец, отчего я перестаю дышать. Рыдания, заточенные внутри, преобразуются в бушующий огонь.

Уилл? Гири?

Я перевожу взгляд из стороны в сторону, словно ища объяснений, но ничего не нахожу. Она до сих пор с ним встречается?

– Замечательно, что ты нашла с кем провести время, пока Джаред в отъезде. – Моя мать открывает баночку Колы. – Думаю, расстояние пойдет вам на пользу. Вы слишком сблизились в последнее время. – Она улыбается Тэйт, подталкивая ее ногу своей ногой.

Тэйт смущенно отводит глаза.

– Гадость. Мы просто друзья. – Она морщит нос.

Я не могу вздохнуть. Сажусь на землю, откидываюсь спиной на камень и опускаю голову. Не сейчас. Не поступай так со мной сейчас!

Качаю головой; грязь на моих ладонях смешивается с потом, когда сжимаю кулаки.

– Ты хорошая девочка, Тэйт. – Слышу слова своей матери. – Наверно, я просто не умею обращаться с мальчиками.

– Воспитывать девчонок тоже сложно, Кэтрин, – включается в беседу мистер Брандт, выкладывая из корзины припасы для пикника. – Джаред хороший парнишка. Вы вдвоем во всем разберетесь.

– Лучше бы у меня родилась девочка, – отвечает она.

Я зажимаю уши ладонями. Слишком много голосов. Голову будто в тисках сдавило, от которых никак не освободиться. В глазах жжет, хочется закричать.

Моргнув, посмотрел на чистую, сверкающую воду. Ноги моей не было в этом парке около трех лет. В четырнадцать я не сомневался, что именно здесь поцелую Тэйт в первый раз.

Однако позже это место стало лишь напоминанием о том, что я потерял. Или думал, что потерял.

В тот день я достиг предела, после которого меня уже ничто не могло разочаровать. Не осталось больше сил слушать, что я никому не нужен.

Поэтому закрылся в себе. Наглухо, мгновенно. Такие уж особенности у перемен. Они могут быть постепенными. Медленными, практически незаметными. Или внезапными, в результате которых ты даже не в состоянии представить иного исхода.