Гений страшной красоты, стр. 8

Я поспешила на помощь матери Сони:

– Приглашение пришло в электронном виде.

– Посредством электричества? – растерялась Лидия, ничего не смыслящая в современной технике.

– Посредством компьютера, – уточнила я. И предложила, стремясь разрядить обстановку: – Давайте попьем чаю. А еще лучше – поедим.

– Она кто? – бесцеремонно указала на меня пальцем Агния. – Если домработница, то очень нахальная.

– Конечно, нет! – взвилась Бархатова. – Неужели по внешнему виду не понятно? Дашенька моя названая племянница, лучшая подруга Сонечки, и пока дочь отдыхает…

– Так Соня на море, – перебила Агния, – нежится на пляже! Ясненько. Ничего у вас не изменилось, любите комфорт и удовольствия.

– Хватит! – нахмурилась Лидия. – Я тебя не звала в Филимоново. Если ты опять решила поскандалить, до свидания!

– Дорогая, здесь главный – Андрей, – отчеканила Агния. – Где мой брат, а? Хочу его обнять.

Прежде чем я успела сообразить, что ответить, Лидия вздернула подбородок и с невозмутимым лицом соврала:

– Андрюша на симпозиуме за границей.

Потом она сделала жест в сторону молодой женщины в инвалидной коляске и задала совсем невежливый вопрос:

– А это кто?

Глава 5

Агния вздернула брови:

– Леночка. Моя доченька. Ты ее не узнала? Хотя мы же после той субботы не встречались. Ты ничем не помогла нам. Берегла свое спокойствие.

– Она жива?! – выпалила Лидия Сергеевна.

Агния склонила голову к плечу:

– Вот здорово! Как видишь, Лена со мной.

Бархатова заметно растерялась, потом протянула:

– Я думала… думала…

– Что я умерла? – подала наконец голос женщина в коляске.

– Да! – выпалила Лидия. – Так сказал Андрюша! Сообщил мне: «Елена ушла на тот свет».

– Ошибочка получилась, – прошептала Лена. – Как видите, я пока дышу.

– Тебе так сказал Андрей?.. – протянула Агния. – Готова спорить, что вы с мужем ничего не обсуждали, вообще не вспоминали нас. Нет, Елена не в раю. Знаешь, почему Андрюшенька тебя обманул? Не хотел, чтобы ты думала о бедной парализованной девочке, чья судьба с той поры – ездить в коляске. Хоть ты и эгоистка до мозга костей, но такая информация может ранить даже толстокожего бегемота. Наверняка Андрей решил, что лучше соврать тебе про смерть Леночки, чем сказать правду. Полагаю, ты, Лидка, не особо рыдала, узнав о летальном исходе. Извини, коли мы тебя разочаровали, но вот она, Елена, – в инвалидном кресле, беспомощная, сирая, убогая, нищая.

Лидия Сергеевна посмотрела на меня. Я, ничего не понимавшая в происходящем, решила слегка успокоить присутствующих и крикнула:

– Наталья, где же чай?

Ответа не последовало.

– Дашенька, деточка, – пробормотала Лидия, – сделай одолжение, поищи нашу лентяйку. Похоже, она опять всем телом влезла в телевизор. Гнюша, ты какой чай предпочитаешь? Черный, зеленый?

– Самый обычный, – вдруг вполне миролюбиво ответила Агния. – Со мной не будет никаких проблем, я не искушена в хорошем питье и еде, мы живем с дочкой на нищенское пособие, нам не до изысков.

– А я хочу кофе, – тихо попросила Лена. – Если не трудно, то с молоком, от черного желудок болит.

Я поспешила на кухню и увидела, что Наталья сидит на табуретке, лицом к телевизору, а на экране парни в разноцветной форме гоняют бело-черный мяч.

– Оказывается, ты у нас футбольная болельщица? – съехидничала я. – Ну-ка, оторвись от увлекательного зрелища и завари чай!

Домработница не шелохнулась.

– Послушай, – сердито продолжала я, – в дом приехали гости, хватит бить баклуши. Если через десять минут в столовой не будет накрыт стол, Лидия Сергеевна здорово разозлится. Что интересного ты нашла в этом зрелище? Наши все равно проиграют, ни малейшей интриги нет. С кем бы ни сражалась российская сборная, счет всегда сто один – ноль в пользу противника. То бравым футболистам погода мешает, то утром перед матчем завтрак оказался невкусным, то их тренер обидел… Эй, ты спишь?

Домработница повернула голову:

– Мне плохо.

– У тебя депрессия? – предположила я, направляясь к кофемашине. – Вид чайной заварки вызывает тяжелые душевные переживания? Наступившая осень провоцирует воспоминания о не вымытой с утра посуде? Душевный кризис на почве грязного белья?

– Мне плохо… – простонала Наташа.

Я замерла, потом поспешила к ней:

– Что случилось?

– Живот пилой режет, – с трудом выдавила горничная. – Не могу вздохнуть… умираю…

Я испугалась.

Наталья отъявленная лентяйка, ее не выгоняют вон только потому, что она служит у Бархатовых много лет и не имеет собственной семьи. Лида считает косорукую домработницу кем-то вроде дальней родственницы и сквозь пальцы смотрит на ее художества. Раньше Наташа была приветливой и аккуратной женщиной. Правда, готовила всегда плохо, но Бархатовы никогда не любили изысков в еде, им вполне хватает отварной картошечки, селедочки, котлет и сырников. Зато комнаты всегда сияли чистотой, а в гардеробных висели идеально выглаженные вещи. Но мало-помалу уклад стал меняться. И теперь Наталья «забила» на все свои обязанности, ходит по дому в невообразимых спортивных штанах и в майке цвета сгнившего баклажана да пялится в телевизор.

Почему Лидия Сергеевна не увольняет вконец обленившуюся бабу? Ну, как я уже говорила, к Наталье привыкли, считают ее родным человеком. А еще у горничной много положительных качеств: она кристально честный человек, никогда не сплетничает о хозяевах и, пусть вам это покажется странным, обожает Лидию и Соню. Как горячее чувство любви уживается с абсолютным нежеланием работать? Да очень просто! Если в доме случится пожар, Наташа смело кинется спасать хозяев. Но особняк, слава богу, не горит, значит, можно подремать у телика, грязная посуда никуда не убежит, а пыль, толстым слоем покрывающая серванты, книжные полки и подоконники, в принципе не очень заметна, если не зажигать люстры. Соня постоянно нахваливает домработницу за экономность, говорит:

– Конечно, она даже картошку плохо варит – сольет воду и не подержит потом на плите кастрюльку, чтобы та подсохла, зато Ната рачительная, всегда свет выключает.

Вот только мне кажется, что горничная просто не хочет освещать темные углы, в которых мотаются серые клубы пыли. Но, следует признать, Наташа никогда не говорила «Голова трещит» для объяснения своей нерадивости, я от нее ни разу не слышала жалоб на здоровье. А сейчас лоб горничной покрывают капли пота, губы посинели и трясутся – ей явно на самом деле нехорошо.

Я схватила телефон и вызвала «Скорую». Одновременно выключила телевизор, сбегала в столовую, сообщила Лиде о неприятности, а затем помчалась в прихожую, где надрывался дверной звонок. Оцените мое удивление, когда в холл вошли врачи!

– Вот это скорость! – пробормотала я, провожая медиков в кухню. – Я звонила вам пять минут назад.

– Задержишься в пути – жалобы строчат. Прикатишь быстро, снова недовольны, – буркнула доктор, шагая по коридору.

– Мы как раз уезжали от вашего соседа. Доехали до ворот поселка, а диспетчер нас назад развернула, – пояснила молоденькая, еще не успевшая проникнуться ненавистью к больным медсестра.

– Кто болен-то? – сурово поинтересовалась врач, вплывая в столовую.

– На кухне! – вскричала Лидия Сергеевна. – Поторопитесь, пожалуйста!

– Рассказывай, – велела доктор, наматывая на руку домработницы манжет тонометра.

– Живот… – еле слышно произнесла Наташа. – Тошнит, внутри огонь горит и справа будто спицу воткнули.

– Что ела? Перечисляй, – потребовала неласковая врачиха.

– Два бутерброда с копченой колбасой, кусок торта «Наполеон», несколько конфет, телятинки ломтик, макарошки со сливочным маслицем, – зашептала Наталья. – Еще чашку какао себе сварила. Выпила – и вскорости меня так скрутило! Ни вздохнуть, ни охнуть!

Врач закатила глаза:

– Ваш возраст?

– Пятьдесят с хвостиком, – прохрипела горничная.

– А в хвосте сколько лет? – невозмутимо продолжала врачиха.