Ночь в «Восточном экспрессе», стр. 21

– Что ж, – произнес Арчи. – Вот мы и едем.

Они чокнулись. Эмми улыбнулась, но Арчи не мог смотреть ей прямо в глаза.

– Пока мы на этом этапе, – проговорил он, – мне обязательно нужно вам кое-что сказать.

Глава восьмая

Дэнни не понимал, как можно жить в Лондоне: транспорт, толпы народа, очереди, давка. Даже на мотоцикле, позволявшем маневрировать в транспортном потоке, ему потребовалось гораздо больше времени, чем он ожидал. Шоссе А4 было забито. Дэнни думал, что от досады у него разорвется сердце.

Обычно он был не склонен к драматическим жестам. Правда заключалась в том, что прежде ничто не имело для него значения. Не до такой степени. Но после всех этих дней, так сблизившись с ней, он не собирался ее упускать.

Он никогда никому не говорил, но еще школьником был полностью покорен Имоджен. Она излучала такую спокойную уверенность в себе, такую уверенность в своем пути в этом мире. Неразвязная, как многие девчонки. Дэнни не привлекали те из них, которые бесстыдно ловили его взгляд и ясно показывали, чего от него хотят. Но Имоджен, понятия не имевшая о своей внешности и о том, какое впечатление производила… У него не было слов, чтобы описать чувства, которые она в нем будила. Может, если бы он прилежнее занимался на уроках английского языка, он эти слова нашел бы, но он знал только, что это было, словно огонь внутри, пламя, которое он не мог загасить, как ни старался.

Дэнни думал, что она его даже не замечает. Он наблюдал за ней везде, где получалось. На общих школьных собраниях – она склонялась над сборником церковных гимнов, одна из немногих, кто действительно старался петь правильно, ее красные губы произносили слова. В коридоре – обязательный зеленый джемпер на ней был мешковат, по моде, однако все равно подчеркивал округлости ее груди. В кафетерии, где она аккуратно распаковывала коробку с ленчем: сандвичи с зерновым хлебом, яблочный пирог, по виду домашний, красно-розовое яблоко. Все в Имоджен говорило о жизни, отстоявшей на миллион миль от его собственной. О ней заботились. Не баловали или нежили, но за ней следили и оберегали. Он страстно хотел быть ее защитником, но такая мысль вызывала смех. Эта пытка была почти невыносима: ежедневно понимать, что Имоджен, проходившая мимо него на лестницах, ничего не ведая и оставляя после себя чистый лимонный аромат, никогда им не заинтересуется.

До того момента, как он увидел ее на дороге той ночью, после вечеринки, пьяную, перепачканную и брошенную, и впервые почувствовал себя в выгодном положении; можно подумать, у него было что предложить ей. Дэнни никогда не забывал того ощущения – прижавшегося к его спине теплого тела Имоджен, пока он вез ее домой. Он помнил ожидание: момент, когда ему показалось, что она может пригласить его в дом. Он видел желание в ее глазах, но, разумеется, она не пригласила. Он постарался вести себя со всей доступной ему вежливостью, но понял, что его никогда не пригласят переступить порог Бридж-Хауса. Той ночью он смирился с тем, что никогда не станет частью ее жизни, и постарался стереть Имоджен из памяти.

По иронии судьбы, этому помог арест, на который Дэнни пошел по своей воле, когда из-за плохо выполненной работы он в итоге понес наказание вместо двух своих братьев. У них уже были судимости, и они получили бы гораздо более суровые приговоры, поэтому Дэнни поступил благородно, но пережил шок, когда попал в исправительное заведение для малолетних преступников. Он предположил, что его наказали в назидание. В итоге он вышел на свободу через несколько месяцев, но пребывание в заключении стало для него настоящим сигналом тревоги. Дэнни понял, что по большому счету он совсем не плохой человек и больше никогда не захочет отбывать положенный законом срок, потому что в следующий раз это будет уже настоящая тюрьма. И в этом-то заведении было очень плохо. Дэнни умел за себя постоять, но требовалось постоянно быть начеку. Сильнее же всего донимала скука. Время тянулось, и неудовлетворенность грызла его так, что хотелось кричать. Вот тогда-то он использовал имеющиеся возможности и с помощью наставника начал изучать управление коммерческими организациями.

Выйдя на свободу, Дэнни курс не закончил. Диплом его не интересовал, но занятия привили вкус к законному бизнесу. Озорник в его душе посчитал, что будет забавно стать консультантом по безопасности. В Шеллоуфорд он не вернулся, поскольку боялся, что его репутация осложнит ему жизнь там, и поэтому обосновался в долине Темзы, рядом с Редингом. Начал Дэнни с малого: обходил дома и предлагал установить домашнюю сигнализацию. Через пять лет он стал популярен, специализируясь на пабах и ресторанах, обучая хозяев, как проверять, не запускают ли их работники руку в кассу. Оборот его компании удвоился, утроился, вырос в четыре раза. И Аннабель, обаятельная вдова пятидесяти с чем-то лет, владелица гастрономического паба в тех краях, открыла ему свое сердце. Она была вызывающе шикарной, бесстрашной, страстной, безжалостной, и он жадно у нее учился.

Дэнни удивился, насколько проще жить честно. Не нужно лукавить и прибегать к уверткам, хитрить и юлить. Делаешь дневную работу за дневную оплату, и все. Когда он навещал своих родных – как можно реже, хотя его очень волновало благополучие матери, – те считали, что он сошел с ума и страдает размягчением мозга. Они смеялись над ним из-за того, что он платит налоги и не регистрируется на бирже труда, но зато совесть его была чиста. И как ни странно, он был состоятельным человеком. Может, ему и приходилось работать ради тех денег, что лежали на его счету в банке, но это было лучше, чем жульничать, красть, клянчить и постоянно оглядываться. И Дэнни обнаружил, что гораздо приятнее тратить собственные деньги, чем средства, добытые, как бывало, нечестным путем.

А потом Аннабель ненавязчиво закончила их отношения. Она продавала свое заведение и переезжала на юг Франции, и хотя от Дэнни была без ума, считала, что их связь не переживет разлуки. Он сожалел, но в отчаяние не впал. Аннабель придала ему уверенности и привила если и не вкус, то хотя бы любопытство к более тонким вещам, но Дэнни прекрасно понимал, что она отнюдь не была любовью всей его жизни.

Как-то так получилось, что это время оказалось для него самым подходящим для возвращения в родной город. Мама старела. Она страдала волчанкой, и никто из его братьев не утруждал себя заботой о ней. Дэнни не собирался возвращаться в лоно своего семейства, но хотел иметь возможность регулярно навещать свою мать.

Через приятелей он узнал о коттедже в шеллоуфордском поместье. Дэнни подумал, что снять его не удастся: у него не было рекомендаций, но заключил сделку с управляющим поместьем. Оказалось, что в главном доме нужно было обновить сигнализацию. Дэнни получил контракт и полугодовую возобновляемую аренду коттеджа «Жимолость».

Он не мог поверить своему счастью. Место было невероятное. Он выходил по ночам из дома и смотрел на звезды над головой, вдыхал холодный морозный воздух и ощущал приятную теплоту довольства. Так одинок он был единственный раз в жизни – в тюрьме, в своей камере. Но то было совсем другое. Навязанное, вынужденное одиночество. Не дававшее почувствовать себя свободным. Он рубил дрова для своего камина и купил книгу, помогавшую распознавать созвездия. Обзавелся бойким рыжим котенком, потому что точно слышал беготню мышей на чердаке. Назвал он котенка Топ Кэт, по имени героя любимого мультфильма детства. Дэнни стал меньше выпивать, и его самочувствие улучшилось. Он купил акустическую гитару и пытался наигрывать любимые песни. Большим музыкальным талантом Дэнни не обладал, но получал от гитары удовольствие. Постепенно у него возникло ощущение, будто на свет появляется настоящий Дэнни. Ангелом он не был – в нем по-прежнему сохранялась склонность к крайностям и желание испытать опасность, – но создавалось впечатление, будто его энергия направляется в более конструктивное русло.

А потом, в тот день, он заметил Имоджен через окно в галерее, и внутренний голос подсказал ему, что это его единственный шанс. Хуже уже не будет. Он знал, что она ни с кем не встречается. Одно из немногих преимуществ жизни в Шеллоуфорде состояло в том, что ты мог узнать что угодно о ком угодно. Теперь Дэнни был мужчиной, а не тем неискушенным школьником. Он знал, что если не попросишь, то и не получишь.