Там, за рекой, стр. 18

Как объяснить ей чувство, переполнявшее его на пути сюда? Все эти месяцы ожидания, когда от одного воспоминания о ней делалось жарко и перехватывало дыхание. Сколько он хотел сказать, как безотчётно желал услышать её тихую, с придыханием речь, по которой так соскучился! И вот неожиданное везение, приезд и… Что случилось? Саша понять до конца не мог, но что-то случилось.

Она пошла с ним к Борису Васильевичу. Даже не переоделась.

Шли рядом. Саша молчал, она тоже не очень много говорила, только спросила, доволен ли он работой. Потом неожиданный, резкий поворот головы и вопрос:

— Так и останешься лесником?

Он почувствовал какой-то обидный и насмешливый подтекст.

— Да, — ответил он сразу.

— А университет?

— Но ведь и ты…

— Я осенью буду сдавать.

— Он тоже?

Таня коротко глянула на него.

— Виталик? Он уже на третьем курсе. В Ленинграде. У него там дом и родители. Это они мне подарили Леди.

Все правильно. И все плохо. Больше Саше не хотелось говорить на эту тему, вообще ничего не хотелось. Тоска…

Они поднялись к центру посёлка и почти одновременно увидели знакомый синий костюм на веранде столовой. Виталик обедал. Он тоже увидел их — Таню и хлопца в старой, дождём омытой куртке с рюкзаком.

— Алло! — Он поднял руку. — Идите, заправимся за компанию! Дела? Ну, так сочувствую и желаю… Не забудь, Таня. Завтра в десять. Я жду.

Она опять покраснела. До ушей.

— Мы ещё утром договорились, что завтра идём на лыжах. Но раз ты не хочешь…

— Я утром улечу, так что ты, пожалуйста…

— Приду проводить. Или ты против?

Он не ответил. Он уже решил, что и как. Вот только забежит к жене Александра Сергеевича. Успеть бы сегодня…

Встреча с Борисом Васильевичем немного развеяла, отодвинула Сашино горе. Улыбчивый учитель географии, их друг и советчик, обнял своих бывших учеников.

— Как я рад видеть вас вместе, друзья! — воскликнул Борис Васильевич. — Вы меня очень обрадовали.

Они проговорили с полчаса. Саша сказал, что Архыз тоже с ним.

— О, я непременно хочу увидеть сына Самура! Ты что грустная, Татьяна?

Борис Васильевич пошёл вместе с гостями к Никитиным. Архыз очаровал его. И хотя не дался поласкать, был настороже, учитель сказал, что овчару цены нет.

— Вы меня извините, — сказал Саша родителям Тани. — Я должен побывать у жены Александра Сергеевича, он просил. Спасибо за привет. И до свидания.

Когда пожимал руку Тане, почувствовал, что рука у неё холодная и чужая.

Шли молча. Наконец Борис Васильевич спросил:

— Поссорились?

Саша не ответил. Он не мог ответить. Это не ссора. Это что-то более серьёзное.

Утром Саша чуть свет прибежал на вертодром. День обещал быть светлым, жарким. У вертолёта никого не было, груз лежал горкой.

Восемь, половина девятого. Все сильней болезненная тоска. Пришли пилоты. Саша помог грузить. Девять. Без двадцати десять. Вот уже начало одиннадцатого. У него упало сердце. Когда Максимов сказал «Поехали!», Саша, не отрываясь, стал смотреть в оконце. Машина поднялась выше, он видел улицы посёлка, людей на них, но Тани нигде не было.

Долетели благополучно. Сергеич ждал у посадочного знака, опять махал руками. Максимов улыбался, и, когда вышли, он опять изобразил, что замерзает. Саша через силу тоже заулыбался, бросился разгружать вертолёт. Через полчаса машина полетела назад, как бы падая в чёрные лесные ущелья. Сделалось тихо. Александр Сергеевич поглядел на Сашу и раз и другой, подумал немного, а потом все же рискнул спросить:

— Ты чего невесёлый? Может, заболел?

Саша отрицательно покачал головой. И старый человек понял.

— Эх, милый дружок ты мой! — сказал он, обнимая Сашу за плечи. — Сколько у тебя ещё будет, само собой, разных встреч и расставаний! Не горюй. Её дело молодое, потанцует, посмеётся, время проведёт. А тебе уж бог знает что показалось. Я Таньку знаю, девчонка скромная и, само собой, строгая, это ты не сумлевайся. Чтоб плохое — ни-ни!

Слушать такие слова очень приятно. От слов этих оттаяло что-то.

Они проработали с Сергеичем до вечера; спал Саша уже лучше — намаялся. А с утра снова работал вместе с Сергеичем и только вечером сказал, что завтра пойдёт назад.

Глава шестая

У КОСТРА, ГДЕ НОЧЕВАЛ ИВАН ЛЫСЕНКО

— Ну, ты это… не забывай старика, заглядывай хоть когда. А то мне, само собой, скушно тут на верхотуре.

Александр Сергеевич проводил Сашу версты за две от приюта, провёл через опасную осыпь, обнял, похлопал по спине, как когда-то встречал и провожал Егора Ивановича, и пошёл назад, ссутулив плечи.

А Саша поехал вниз.

Да, поехал.

Они вышли из приюта рано, ещё до солнца. Снег держался крепенько. И как только Саша стал на лыжи, так мигом обогнал Архыза, пролетел одну горку, другую.

Менее чем за один час Саша из настоящей зимы опять попал в искрящийся ручьями март с оголёнными сонными буками. Снег лежал только местами, и чем ниже, тем он виделся все меньше.

Часам к трём стало сильно припекать. Саша содрал с головы шапку и сунул в рюкзак. Груз на нем будто удвоился, меж лопаток горячо запотело. Ноги скользили, все время приходилось тормозить, ловить руками то шершавый ствол дуба, то ветку лещины, чтобы удержаться и не побежать по инерции под уклон. Очень устали колени; пальцы ног, упирающиеся в жёсткую кожу сапог, болели от постоянного напряжения.

Остановившись на минутку, он услышал песню зяблика. Какой контраст с тихим, промороженным высокогорьем! Увидев на припёке зелёный пырей, не удержался и погладил холодноватую поверхность молодой травы. Вспомнил зелёный луг вертодрома на Поляне, часы ожидания, и все болезненное, что на время забылось, опять остро напомнило о себе. Мученье какое-то!

Ночевал он в лесу, где зелени на кронах было больше, чем голых сучьев.

Саша скинул рюкзак и начал было собирать валежник для костра. Вдруг Архыз насторожился.

— Ты чего? — спросил Саша.

Овчар переступил с ноги на ногу и опять выставил уши. Зверя почуял?

Нет, не зверя. До Сашиных ушей сбоку и снизу тоже донёсся слабый звук, который не спутаешь ни с каким другим: удары топора о сухое дерево.

Быстро темнело. Не теряя времени, Саша взвалил рюкзак, взял Архыза на поводок и осторожно пошёл на загадочного лесоруба.

Теперь Архыз не только слышал, но и чувствовал чужого. И когда стало совсем темно, впереди, как раз на тропе, Саша увидел красноватый отблеск пламени, скользнувший по серой скале. Кто-то ночевал под скалой.

Архыз уже несколько раз подымал морду и заглядывал в глаза хозяину. «Чего не отпускаешь?» — спрашивал его взгляд. Но Саша подымал палец: «Тише…» Они подкрались ближе, забрались на камень и глянули вниз.

У небольшого огня полулежал парень, одетый совсем не для прогулок в горы. Телогрейка, кепка, бело-голубые кеды. Когда незнакомец повернулся к огню, Саша узнал его и удивился: Иван Лысенко, тот самый, которого они с Архызом вытащили из речки.

— Не холодно, Иван? — спросил он из темноты, так, словно встретил его на улице посёлка.

Парня как подбросило. Он ошалело закрутил головой. А что увидишь от света в тёмном лесу?

— Мало дровишек собрал, на ночь не хватит, — опять сказал Саша, и тогда Иван догадался посмотреть вверх, на скалу. Там белело Сашино лицо.

— Фу, напугал ты меня, Молчанов! — Лысенко вытер лоб. — Я уж думал, мерещится. Давай спускайся, благо костёр разгорелся.

Но Саша не торопился спускаться. Поглаживая взъерошенную холку Архыза, он спросил:

— Ты один?

— Как видишь.

— Чего залез в такую даль?

— Тебя жду. Сказали, что на перевал ушёл, ну, думаю, мимо тропы не пройдёт, встречу.

— Так я нужен тебе? В посёлке подождать не смог?

— Дело, понимаешь, такое, что решил встретить. Да ты не сомневайся, я ж тебе плохого не сделаю, слезай сюда, расскажу.