Разоблаченный любовник (Др. изд.), стр. 97
Буч жил, хотя не был по-настоящему жив.
Глава 49
На обратном пути все были оживлены, и в «кадиллаке» бурно обсуждалось произошедшее. Рэйдж, как всегда, нес чушь. Рэт подшучивал. Затем вклинился Ви, и очень скоро все критиковали друг друга. Как и должно братьям.
Буч вжался в сиденье, понимая, что это возвращение домой, как и предшествующая ему церемония, приносило огромное счастье Братству. И хотя он не чувствовал того же, но радовался за них.
Они припарковались перед особняком, и, когда Буч выбрался из «кадиллака», большие двери в вестибюль распахнулись, и Братство встало за ним полукругом. Снова началось пение, и под аплодисменты они проследовали в нарядное фойе. Там ждали их доггены, все двадцать, а перед слугами стояли три женщины этого дома, одетые в потрясающие платья. На Бет – кроваво-красное, в котором она выходила замуж, Мэри – в царственно-синем, а Белла – в сияюще-серебристом.
Буч нестерпимо хотел, чтобы здесь оказалась Марисса, и не мог даже взглянуть на всех шеллан без боли в груди. Он уже собирался в отчаянии, как слабак, удалиться в Берлогу, когда собравшиеся расступились, и…
Появилась Марисса в длинном платье изумительного персикового цвета – такого яркого, что он мог сравниться только с солнечным светом. Пение прекратилось, когда она вышла вперед. Растерянный, неспособный понять причину ее появления, Буч тем не менее потянулся к ней.
Но она опустилась перед ним на колени, платье, словно вода, окружило ее своими атласными волнами.
Голос Мариссы звучал от волнения хрипловато; она склонила голову.
– Я подношу тебе это, воин, как символ удачи в сражениях.
Она протянула к нему ладони, на которых лежала густая прядь ее волос, перевязанная с обеих сторон бледно-голубой лентой.
– Ты окажешь мне честь, если будешь носить ее с собой в битве. Окажешь мне честь, если мой… хеллрен будет служить нашей расе. И если… примешь меня.
Совершенно потрясенный этим жестом, Буч опустился на пол и приподнял ее дрожащий подбородок. Он смахнул слезы девушки и, взяв из ее рук прядь, прижал к сердцу.
– Конечно же, я тебя приму, – прошептал он, – Но что изменилось?
Она обернулась и посмотрела на трех женщин дома в великолепных нарядах. Затем так же тихо произнесла:
– Я поговорила с кое-какими друзьями. Точнее – они со мной.
– Марисса…
Это все, что он смог произнести.
И когда его голос пропал, он поцеловал ее. Они обнялись, и в просторном фойе послышались возгласы одобрения.
– Прости меня за слабость, – прошептала она ему на ухо, – Бет, Мэри и Белла приходили ко мне. Я никогда не буду чувствовать себя спокойно, пока тебе грозит опасность как члену Братства. Я буду переживать каждую ночь. Но они верят, что их мужчины поведут себя осмотрительно, и я… я верю, что ты меня любишь. Я верю, что ты не покинешь меня, если сможешь что-то сделать. – Я… я верю, что ты будешь беречь себя и остановишься, если зло захочет тебя поглотить. Если они могут справиться со страхом потери, то и я смогу.
Он обнял ее еще сильнее.
– Я буду осторожен, клянусь. Клянусь!
Они просидели некоторое время на полу, прижавшись друг к другу. Затем Буч поднял голову и посмотрел на Рэта, обнимавшего Бет.
– Итак, брат, – сказал Буч, – Нож и соль есть? Тогда время закрепить кое-какой союз, понимаешь?
– У нас уже все готово, приятель.
Фриц вышел вперед с тем же кувшином и чашей Мортона, которые использовали на церемонии Рэта и Бет. Рэйджа и Мэри. Зетиста и Беллы.
Посмотрев в светло-голубые глаза своей шеллан, Буч пробормотал:
– Тьма никогда не заберет меня… потому что у меня есть ты. Свет моей жизни, Марисса. Вот кто ты.
Глава 50
Следующим вечером Марисса оторвала взгляд от письменного стола и улыбнулась. Буч заполнил дверной проем ее кабинета своим огромным телом.
Хотя его шея еще не совсем зажила после инициации, выглядел он великолепно. Сильный. Мощный. Ее супруг.
– Привет, – сказал он, сверкая отломленным передним зубом. Так же, как и клыками.
Она опять улыбнулась.
– Ты рано.
– Больше не мог ждать ни секунды.
Он вошел внутрь и захлопнул дверь… когда замок защелкнулся, ее тело запылало.
Он обошел стол, развернул стул Мариссы вместе с нею к себе, затем опустился на колени. Раздвинул ее ноги и устроился между ними, как в гнезде, его запах привязанности заполнил воздух, когда он уткнулся в ее ключицу. Вздохнув, она обвила руками его крепкие плечи и поцеловала нежную кожу у него за ухом.
– Как чувствуешь себя, хеллрен?
– Лучше, жена.
Держась за него, она перевела взгляд на стол. Там, посреди бумаг, папок и ручек, стояла маленькая белая статуэтка. Изящно выполненная скульптурка из мрамора изображала сидящую со скрещенными ногами женщину, которая держала в одной руке кинжал с двойным лезвием, а на запястье другой сидела сова.
Скульптурки сделала Бет. Одну для Мэри. Одну для Беллы. Одну для Мариссы. И одну оставила у себя. Значение кинжала очевидно. Белая сова указывала на связь с Девой-Законоучительницей. Символ молитв, возносимых за супругов-воинов.
Братство являлось силой, единым целым, мощью, несущей добро в свой мир. И такими же были женщины. Сильными. Едиными. Мощью, несущей добро в свой мир.
Объединенные так же крепко, как их мужья-воины.
Буч поднял голову и с обожанием посмотрел на Мариссу. Когда завершилась церемония бракосочетания и ее имя появилось на его спине, она стала владычицей тела Буча, как по закону, так и по природе, получила контроль над ним, который он охотно ей уступил – уступил с любовью. Он принадлежал ей, и как любила повторять глимерия: прекрасно – вступить в настоящий союз.
Хоть в одном это дурачье оказалось право.
– Марисса, я хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась, хорошо?
– Конечно. Сейчас?
– Нет, завтра с наступлением ночи.
– Хорошо. А с кем…
Он поцеловал ее.
– Увидишь.
Глядя в ореховые глаза супруга, она пригладила его густые темные волосы. Затем большими пальцами провела по бровям. Пробежала кончиком указательного по его ухабистому, сломанному неизвестно сколько раз носу. Легонько прикоснулась к отколотому зубу.
– Неплохо потрепало меня, да? – спросил он, – Но, знаешь, после нескольких пластических операций и с парой новых зубов я стану красавчиком не хуже Рэйджа.
Марисса снова посмотрела на фигурку и подумала о своей жизни. И жизни Буча.
Она медленно потрясла головой и наклонилась, чтобы поцеловать его.
– Я ничего не хочу в тебе менять. Ни единой черточки.
Эпилог
Джойс О’Нил Рафферти торопилась и нервничала, направляясь в клинику. Малыша Шона всю ночь тошнило, и пришлось прождать три часа в приемной педиатра, пока врач их принял. Затем Майк оставил сообщение, что задерживается на работе, так что у него не будет времени сходить в супермаркет.
Проклятье, у них нет ничего съестного ни в холодильнике, ни вообще на кухне.
Джойс прижала Шона к себе и помчалась по коридору, увертываясь от тележек с едой и инвалидных кресел. По крайней мере, Шон сейчас спал, и его уже несколько часов не тошнило. Иметь дело с капризным заболевшим малышом и больной матерью одновременно – это больше, чем Джойс могла выдержать. Особенно после такого дня.
Она постучала в дверь палаты матери, затем вошла. Одель сидела на кровати, листая «Ридерз дайджест».
– Привет, мам, как себя чувствуешь?
Джойс подошла к креслу, обитому искусственной кожей, стоящему около окна. Она села, и сиденье жалобно пискнуло. То же самое сделал Шон, проснувшись.