Кремень и кость, стр. 12

Богаче становились узоры, выведенные на теле, сложнее орнаменты на оружии…

Охотники поставили в лесу западню. К пруту был привязан кусок мяса, а сверху на него надавливала доска с тяжелым камнем.

На следующий день они пришли к западне. Мясо исчезло. Доска лежала на земле. Трава вокруг была примята. Кто-то нашел добычу и присвоил ее.

Охотники задумались над западнею.

— Добыча не мне и не тебе, а племени. Двуногий шакал взял ее, — выразил свое мнение о похитителе тот, кто поставил западню.

— Мы видели твою западню, она была пустая, — хором ответили товарищи.

— Западню видели, а шакала не видели. Все равно! — возразил охотник.

Положение казалось безвыходным. Тогда к западне подошел охотник-рисовальщик. Он сказал коротко и убедительно:

— Надо взять доску домой.

Доску отнесли в пещеру. Около двух месяцев работал над нею художник. Это было не важно. Время ценилось мало. На доске было вырезано три рисунка: охотник ставит западню; охотник находит западню пустою, а добычу уносит существо о двух ногах, с шакальей мордой. Шакал, унесший добычу, лежит без головы.

Западню установили на старом месте и заложили приманку под доску. Добыча больше не пропадала. Любитель чужой добычи понял смысл предостережения или может быть не понял, но очертания, выбитые человеческой рукою на западне, внушили ему суеверный страх. Все, что непонятно, опасно. Фигурки на доске представлялись таинственными хранителями западни.

XVIII. Предвестники перемен

Не равны люди силою, не равны и удачею. Неодинаково кормит их земля, и неравна их добыча. А мастерство еще больше отличало их друг от друга. Отдельные роды разрастались неравномерно.

( примечание к рис.)

Это неравенство смягчалось тем, что человек не имел прочной семьи. Жены переходили из дома в дом, и лишь немногие из них, жены старейшин и отборных людей, боялись потерять то, чем владели благодаря мужчинам. Еще случались порою в отмену обычая тесные дружбы между особо подходящими друг к другу мужчинами и женщинами, продолжавшиеся иногда годы.

Только младшие члены племени, юноши и девушки, жили постоянным радостным и свободным содружеством. Они вместе исполняли положенный им труд, вместе веселились и лакомились, пока не приходила зрелость.

Поселения разрастались. Земля населялась неторопливо и малоприметно. То с полудня, то с восхода появлялись и проходили мимо медвежьего становища чужие племена. Встречи вели к столкновениям. Бродячие люди были слабее полуоседлых. Лилась кровь на равнине и в лесах, на древнем костре горели побежденные; сердца их поедали победители. Проходили века, и бродячие племена становились все многочисленнее и сильнее. Теперь обе стороны были настолько вооружены, что старейшины требовали осторожности и избегали вражды. Пришельцы будили любопытство среди беспокойной части племени. Голод и тяжелые годы обостряли это любопытство. Снова, как в века седой древности, начали откалываться от племени отдельные беглецы или бродячие орды.

Однажды с полудня пришла толпа беспокойных бродяг, украшенных крупными, в цветных переливах, раковинами.

Пришельцы раскинулись станом невдалеке от бобрового озера, а от пещерного племени заслонились сильным отрядом. Тревога и любопытство привлекли в лес почти всех бобров.

— Они темны лицом, а волосы у них темные, как у буйволов. Они пришли оттуда, где не бывает холода.

— Как тонко древко их копий! Таким тонким может быть только неломкое дерево.

Подростки увязались за мужчинами. Одних старшие охотники прогнали обратно — стеречь жилища, а другие, рассыпавшись в кустах, неправильною цепью прорвались вперед, к самому лагерю пришельцев.

— Смотри, младшие обогнали нас, — сказал грузный угрюмый бобр. Он любил итти на врага с одной дубиною в руках.

— Боишься, что раковин для тебя не останется? — ответил самый веселый в племени.

Грузный не понимал шуток. Он прибавил шагу, грозя рукой подросткам. Пришельцы приготовились к удару. Концы их легких дротиков тянулись к намеченным жертвам. Люди с озера шли молча, но вдруг отдельные группы их остановились, точно охваченные какою-то новою мыслью. Сильные руки задержали Грузного.

— Видишь, они грозятся, но никто из них не бросил в нас ни копья, ни камня.

Племя стояло против племени. Глядели друг на друга такие несхожие между собою люди. Отвратительными казались они друг другу.

Самый Веселый тихонько сказал Грузному:

— Если бы нам иметь такие копья…

— Отберем, — не задумываясь, ответил Грузный.

— И видишь тот блестящий мех — он, верно, не хуже костра греет зимою.

— Что мех! И у нас есть мех, ты — зябкий, как нововрожденный. А смотри — копье, копье!

Руки отдернулись в страхе:

— Это не краска в обломке рога — он сунул в него конец дротика.

— Яд?

— Яд! Яд! — передавалось от бобра к бобру до самого поселения.

У бобров не было ядов для оружия. Закустились сосредоточенно брови старейшин. По преданию знали, что бывают яды, от которых нет спасения.

— Не трогать пришельцев, — приказали они. И приказ их так же быстро, как весть о яде, прошел по рядам и по группам, точно пески и лозы передали рассыпавшемуся племени этот приказ.

— Показать им меха, — сказали старейшины. — Показать бобровый жир, душистый и крепительный. И крупную рыбу из запасов положить на холме так, чтобы видна была со всех сторон.

Неторопливо и деловито — чтобы не возбудить подозрения в пришельцах — несли бобры шкуры, жир, мясо, мед и рыбу.

— Погоди, — сказал Самый Веселый Грузному, внимательно всматриваясь в пришельцев, — они держат совет, они не так опасны, как показалось.

И действительно, пришельцы перекидывались быстрыми и звучными словами. С каждой минутою все звучнее щелкали их странные птичьи слова, и раздавался короткий, невеселый какой-то смех. Эти звуки и смех стали забавлять людей с бобрового озера. Заговорили и они. Уже не столь страшными, но слегка смешными показались пришельцы. Смех кривил лица. Смех передавался от группы к группе.

Мужчины обоих племен продолжали зорко следить друг за другом, держась за оружие. Каждый выставлял напоказ то, что считал особенно внушительным: двурядные гарпуны, буйволовы шкуры, ожерелья из медвежьих когтей, испытанные боевые дубины.

Пришельцы были меньше ростом, чем жители бобрового озера, но подвижнее их. У них были блестящие глаза, курчавые волосы, загар покрывал их лица, плечи и ноги.

От бобрового племени вышло вперед двое мужчин. Они держали оружие в спокойно опущенных руках и умеряли слишком резкие движения. Свободною рукою указали они пришельцам на раковины и громко закричали, что непрочь получить без боя эти раковины. Они говорили о раковинах, а думали о дротиках из неломкого дерева. Но проявить желания вслух было, по их представлениям, бессмысленно и опасно. Когда, накричавшись досыта и помахав в воздухе оружием, воины отошли к своему племени, среди пришельцев снова началась шумная и веселая перебранка.

Полуденные тени едва успели удлиниться, решение было принято, и небывалый еще на земле бобров торг начался. Безоружный южанин положил на пригорок несколько раковин и, пятясь, воротился к своим. Самый Веселый выбежал вперед, перебрал раковины, сорвал с себя шкуру и медвежий зуб, болтавшийся на поясе, и кинул их на лужайку.

Пришельцы приняли дар. Но жестами показали, что им нужно не то.

Жир, мед, шкуры? Да, шкуры они возьмут, но им нужны больше всего не шкуры. Мелкие озерные раковины? Ожерелья? Каменные мисочки для растирания красок? Нет. Вдруг они приметили в руках одного из бобров загнутый жезл из мамонтовой кости. Резким криком и сметам показали, что кость — это то, что им желательнее всего.