Уцелевший, стр. 34

Плохие новости: у нас нет никакой власти.

Хорошие новости: ты не можешь совершить ни одной ошибки.

Официантка в другом конце зала выглядит молодой, симпатичной и обреченной.

«Я обращаю внимание на закономерности,» — говорит Фертилити.

Она говорит, что не может не обращать на них внимания.

«В моих снах с каждой ночью их всё больше и больше, — говорит она. — Всё. Это всё равно что читать учебник истории будущего, каждую ночь».

Поэтому она знает всё.

«Поэтому я знаю, что тебе нужно чудо, чтобы тебя показали по телевизору».

То, что мне нужно — это хорошее предсказание.

«Поэтому я здесь, — говорит она и достает толстый ежедневник из своей большой хозяйственной сумки. — Назови мне временной промежуток. Назови мне дату своего предсказания».

Я говорю: В любое время в неделю после следующей.

«Как насчет большой автомобильной аварии?» — спрашивает она, заглядывая в ежедневник.

Я спрашиваю: Сколько машин?

«Шестнадцать машин, — говорит она. — Десять погибших. Восемь раненых».

А нет у нее чего-нибудь помощнее?

«Как насчет пожара в казино в Лас-Вегасе, — говорит она. — Девушки из шоу, топлес, в больших головных уборах из перьев в огне, ну и все такое».

Погибшие?

«Нет. Небольшие ожоги. Хотя многие пострадают от дыма».

Что-нибудь большее.

«Взрыв в косметическом салоне».

Что-то яркое.

«Бешенство в национальном парке».

Скука.

«Столкновение поездов в метро».

Она собирается меня усыпить.

«Меховой активист, обвязавший себя бомбами в Париже».

Проехали.

«Разлив нефтяного танкера».

Кому это надо?

«Неприятности в жизни кинозвезды».

Здорово, говорю я. Моя аудитория решит, что я настоящее чудовище, когда все окажется правдой.

Фертилити листает ежедневник.

«Очнись, сейчас лето, — говорит она. — У нас не такой большой выбор катастроф».

Я говорю, чтобы она продолжала искать.

«На следующей неделе Хо-Хо, большая панда в Национальном Зоопарке, попытается размножаться и подцепит венерическое заболевание от привезенного самца».

Я никогда не произнесу такое по телевизору.

«Как насчет вспышки туберкулеза?»

Скучища.

«Снайпер на дороге?»

Скучища.

«Нападение акулы?»

Должно быть, она соскребает это со дна бочки.

«Сломанная нога у скаковой лошади?»

«Порезанная картина в Лувре?»

«Грыжа у премьер-министра?»

«Упавший метеорит?»

«Зараженные замороженные индейки?»

«Лесной пожар?»

Нет, говорю я ей.

Слишком грустно.

Слишком вычурно.

Слишком политизированно.

Слишком эзотерически.

Слишком грубо.

Ничего притягательного.

«Извержение вулкана?» — спрашивает Фертилити.

Слишком медленно. Нет настоящей драмы. В основном повреждение имущества.

Проблема в том, что после фильмов о катастрофах все ждут от природы слишком многого.

Официантка приносит жареного цыпленка и мой лимонный пирог с меренгами и наполняет наши кофейные чашки. Затем она улыбается и уходит умирать.

Фертилити листает страницы ежедневника туда-сюда.

В моих кишках вишневый пирог начинает сражение. Спокэйн за окнами. Кондиционер внутри. Ничего никогда не выглядит как закономерность.

Фертилити Холлис говорит: «Как насчет пчел-убийц?»

Я спрашиваю: Где?

«Они прилетят в Даллас, Техас».

Когда?

«Утром следующего воскресенья, в восемь десять».

Несколько? Рой? Сколько?

«Тучи».

Я говорю ей: Отлично. Фертилити испускает вздох и начинает ковыряться в своем жареном цыпленке. «Дерьмо, — говорит она. — Я с самого начала знала, что ты выберешь именно это».

22

Итак, тучи пчел-убийц прибыли в Даллас, Техас, в десять минут девятого в воскресенье утром, точно по графику. Это несмотря на то, что у меня были вшивые пятнадцать процентов доли рынка телевизионной аудитории во время моего включения.

Через неделю сеть выделила мне целую минуту, и какие-то крупные воротилы, фармацевтические компании, автозаводы, нефтяные и табачные компании выстроились в очередь вероятных спонсоров, ожидая, что я сотворю еще большее чудо.

По своим грязным причинам мной очень заинтересовались страховые компании.

Между этой передачей и следующей я путешествую по Флориде, устраивая вечера. Турне Джексонвиль-Тампа-Орландо-Майами. Это Чудесный Крестовый Поход Тендера Брэнсона. Каждый вечер по одному городу.

Моя Минута Чуда, так захотели это назвать агент и телесеть, в общем, она не требует почти никаких усилий по созданию. Кто-то направляет камеру на твои причесанные волосы и галстук на твоей шее, и ты выглядишь мрачно и говоришь прямо в камеру:

Маяк мыса Ипсвич рухнет завтра.

Через неделю — ледник Мэннингтон на Аляске обрушится и опрокинет туристический корабль, который подплывет слишком близко.

Еще через неделю — мыши, разносящие смертоносный вирус в Чикаго, Такоме и Грин Бэй.

Это все равно что сообщать новости по телевизору, только до того, как они произошли.

Я вижу этот процесс так: я скажу, чтобы Фертилити дала мне сразу пару дюжин предсказаний, и я просто запишу Минуты Чуда на сезон вперед. Имея в запасе год, я смогу свободно делать выходы на публику, рекламировать товары, подписывать книги. Возможно, немного заниматься консультированием. Эпизодически появляться в кино и на телевидении.

Не спрашивайте меня, когда, потому что я не помню, но на какое-то время я забыл о том, что хотел совершить самоубийство.

Если бы рекламщица поставила самоубийство в мой график, я был бы мертв. Семь вечера, вторник, выпей жидкость для чистки водостоков. Никаких проблем. Но из-за всех этих пчел-убийц и спроса на мое время я постоянно беспокоюсь о том, что будет, если я больше не смогу найти Фертилити. Это, а также мое окружение, постоянно со мной. Команда постоянно гоняется за мной — рекламщица, составители графика, личный фитнесс-тренер, ортодонтист, дерматолог, диетолог.

Пчелы-убийцы дали меньший эффект, чем можно было ожидать. Они никого не убили, но приковали к себе много внимания. Теперь мне был нужен вызов на бис.

Крушение стадиона.

Обвал в шахте.

Сход поезда с рельс.

Один я остаюсь лишь тогда, когда сижу в туалете, да и там я окружен.

Фертилити нет нигде.

Почти во всех общественных мужских туалетах в стене между одной кабинкой и другой проделана дырка. Эти дырки проделаны в твердом дереве 2,5 сантиметров толщиной просто чиьми-то ногтями. В каждом случае работа шла днями или месяцами. Ты видишь, как эти дырки проходят через мрамор, через сталь. Как будто кто-то пытался сбежать из тюрьмы. Дырка такой величины, чтобы смотреть через нее или общаться. Или просунуть туда палец, или язык, или член и выбраться оттуда хотя бы этой небольшой частью тела.

Люди называют эти отверстия «дырками славы».

Все равно что ты нашел бы золотую жилу.

Где ты еще найдешь славу.

Я в туалете в аэропорту Майами, и прямо возле моего локтя дырка в стене кабинки, а вокруг дырки надписи, оставленные мужчинами, которые сидели здесь до меня.

Джон М был здесь 14.03.64

Карл Б был здесь 8 янв. 1976 г.

Эпитафии.

Некоторые из них нацарапаны здесь недавно. Некоторые закрашены, но процарапаны столь глубоко, что они все еще читабельны под десятками слоев краски.

Здесь тени, оставленные тысячами движений, тысячами капризов, потребностей, запечатленных на стене людьми, которые ушли. Это записи о том, что они были здесь. Их визит. Проездом. Здесь то, что соц.работница назвала бы документальным первоисточником.

История неприемлемости.

Будь здесь сегодня вечером для бесплатного отсоса. Суббота, 18 июня 1973 г.

Все это нацарапано на стене.

Здесь слова без картинок. Секс без имен. Картинки без слов. Здесь нацарапана голая женщина с широко разведенными длинными ногами, круглыми, бросающимися в глаза грудями, длинными вьющимися волосами и без лица.