Колыбельная, стр. 72

Дверь в офисе “Элен Бойль. Продажа недвижимости” заперта. Я стучу, и Мона кричит сквозь стекло:

— Мы закрыты.

А я кричу, что я не клиент.

Мона сидит за компьютером и что-то печатает. После каждых двух-трех ударов по клавишам она поднимает глаза и смотрит на экран. На экране большими буквами набрано сверху страницы: “Резюме”.

Радиосканер объявляет код девять-двенадцать.

Продолжая печатать, Мона говорит:

— Даже не знаю, почему я до сих пор не подала на вас заявление об оскорблении действием.

Я говорю: может быть, потому, что она хорошо к нам относится, ко мне и Элен.

И она говорит:

— Нет, не поэтому.

Может быть, потому, что ей нужен гримуар.

Мона молчит. Она разворачивается на стуле и приподнимает блузку. Кожа у нее на ребрах вся в малиновых кровоподтеках. Суровая любовь. Элен кричит из своего кабинета:

— Какие синонимы к слову “замученный”?

Ее стол весь заложен раскрытыми книгами. Под столом видно, что на ней разные туфли, одна — розовая, вторая — желтая.

Розовый шелковый диван, резной стол времен Людовика XIV у Моны, журнальный столик с ножкам” в виде львиных лап — все припорошено пылью. Цветы в букетах высохли и побурели, вода в вазах — черная и вонючая.

Радиосканер объявляет код три-одиннадцать.

Я говорю, что извиняюсь. Это было неправильно — так ее хватать. Я задираю штанины и показываю синяки у себя на голенях.

— Это другое, — говорит Мона. — Это была самозащита.

Я топаю ногой па полу и говорю, что нога уже лучше. Воспаление почти прошло. Я говорю ей спасибо.

И Элен говорит:

— Мона? Как покороче назвать человека, которого подвергали пыткам? В одно слово?

Мона говорит:

— Когда ты будешь уходить, я выйду с тобой. Нам надо поговорить.

Элен у себя в кабинете зарылась в книгу. Это словарь древнееврейского языка. Рядом лежит учебник латинского. Под ним — исследование по арамейскому греческому. Тут же лежит страничка с баюльной песней. Мусорная корзина рядом со столом доверху заполнена бумажными чашечками из-под кофе.

Я говорю: привет.

Элен поднимает глаза. На ее зеленом пиджаке, на лацкане — пятно от кофе. Рядом со словарем древнееврейского — открытый гримуар. Элен моргает, раз, второй, третий, и говорит:

— Мистер Стрейтор.

Я спрашиваю, не хочет ли она сходить куда-нибудь пообедать. Мне еще предстоит разобраться с Джоном Нэшем. Я надеялся, что она даст мне какое-нибудь полезное заклинание. Например, чтобы стать невидимым. Или чтобы подчинить себе волю другого человека. Может быть, мне не придется его убивать. Я зашел посмотреть, что она переводит.

Элен закрывает гримуар чистым листом бумаги и говорит:

— Сегодня я занята. — Она ждет, держа ручку в руке. Свободной рукой закрывает словарь. Она говорит: — А разве ты не скрываешься от полиции?

Я говорю: может быть, сходим в кино? И она говорит:

— Только не в эти выходные.

Я говорю: может быть, я куплю билеты в консерваторию?

Элен машет рукой:

— Как хочешь.

Я говорю: замечательно. Стало быть, я приглашаю тебя на свидание.

Элен убирает ручку за ухо под взбитыми розовыми волосами. Открывает еще одну книгу и кладет ее поверх древнееврейского словаря. Держа палец на словарной статье, она поднимает глаза и говорит:

— Я не к тому, что ты мне не нравишься. Просто сейчас у меня правда нет времени.

Из-под листочка, которым прикрыт гримуар, видно имя. В самом низу страницы, на сегодняшний день. Имя сегодняшней жертвы. Карл Стрейтор.

Элен закрывает гримуар и говорит:

— Ты понимаешь.

Радиосканер объявляет код семь-два.

Я спрашиваю, может быть, вечером она придет ко мне в особняк Гартоллера. Стоя в дверях ее кабинета, я говорю, что хочу снова быть с ней. Что она мне нужна.

А Элен улыбается и говорит:

— Так и было задумано.

В приемной Мона хватает меня за руку. Берет свою сумочку, вешает на плечо и кричит:

— Элен, я — обедать. — Мне она говорит: — Нам надо поговорить, но не здесь. — Она отпирает дверь, и мы выходим на улицу.

Мы стоим возле моей машины. Мона качает головой и говорит:

— Ты хоть понимаешь, что с тобой происходит?

Я влюблен. Так убейте меня.

— В Элен? — Мона щелкает пальцами у меня перед носом и говорит: — Ты не влюблен. — Она вздыхает и говорит: — Ты, вообще, когда-нибудь слышал про любовные привороты?

Совершенно без всякой связи мне представляется Нэш, как он впендюривает мертвым женщинам.

— Элен нашла заклинание, чтобы тебя приворожить, — говорит Мона. — Она тебя подчинила. На самом деле ты ее не любишь.

Правда?

Мона смотрит мне в глаза и говорит:

— Когда ты в последний раз думал о том, чтобы сжечь гримуар? — Она показывает на землю и говорит: — И это ты называешь любовью? Просто она нашла способ, чтобы тобой управлять.

Подъезжает машина. За рулем — Устрица. Он убирает волосы с глаз и просто сидит в машине, наблюдая за нами. Его светлые волосы растрепаны и всклокочены. На обеих щеках — по два длинных горизонтальных разреза. Алые шрамы. Боевая раскраска.

У него звонит мобильный, и он берет трубку:

— “Дональд, Домбра и Дурында”, юридические услуги.

Большая борьба за власть.

Но я люблю Элен.

— Нет, — говорит Мона. Она смотрит на Устрицу. — Теперь просто кажется, что ты ее любишь. Она тебя обманула.

Но это любовь.

— Я знаю Элен дольше тебя, — говорит Мона. Она смотрит на часы. — Это не любовь. Это красивые сладкие чары, но она тебя порабощает.