Колыбельная, стр. 67

Глава тридцать шестая

У меня дома. Вместо влажного пятна на потолке — большая белая блямба. На входной двери пришпилена записка от квартирного хозяина. Вместо шума — полная тишина. Ковер усыпан обломками твердого пластика, разломанными дверями и арматурой. Слышно, как жужжат нити накаливания в электрических лампочках. Слышно, как тикают часики на руке.

Молоко в холодильнике скисло. Боль и страдания пропали всуе. Сыр посинел от плесени. Фарш посерел в упаковке. Яйца с виду нормальные, но на самом деле нет — прошло столько времени, они просто не могли не испортиться. Все усилия, все горести, вложенные в эти продукты, отправятся на помойку. Все страдания несчастных коров и телят — все напрасно.

В записке от хозяина сказано, что белая блямба на потолке — это временное покрытие. Когда пятно перестанет сочиться влагой, тогда потолок покрасят уже нормально. Батареи выкручены на полную мощность, чтобы пятно поскорее просохло. Вода в бачке унитаза испарилась наполовину. Растения засохли. Из труб несет гнилью. Моя прежняя жизнь, все, что я называл своим домом, пахнет дерьмом.

Белая блямба замазки на потолке не дает просочиться в квартиру тому, что осталось от моего соседа сверху.

Остается еще тридцать девять неучтенных экземпляров книжки с баюльной песней. В библиотеках, в книжных магазинах, у кого-то дома.

Сегодня Элен — у себя в офисе. Там мы с ней и расстались. Когда я ухожу, она сидит за столом, обложившись словарями: латинским, греческим и санскритом. Сидит, промакивает страницы ваткой с раствором йода, и невидимые слова проступают красным.

Ваткой с соком красной капусты она промакивает другие невидимые слова, и они проступают малиновым.

Рядом с пузыречками, ватными шариками и словарями стоит лампа странной конструкции. От лампы к розетке тянется шнур.

— Флюороскоп, — говорит Элен. — Взяла напрокат. — Она щелкает выключателем сбоку, направляет свет на открытый гримуар и переворачивает страницы, пока на одной из них не проступают сияющие розовые слова. — Это написано спермой.

Все заклинания написаны разными почерками.

Мона сидит у себя за столом в приемной. После луна-парка она не сказала нам ни единого доброго слова. Радиосканер выдает один чрезвычайный код за другим.

Элен кричит Моне:

— Как назвать демона другим словом?

И Мона отвечает:

— Элен Гувер Бойль.

Элен смотрит на меня и говорит:

— Видел сегодняшнюю газету? — Она отодвигает в сторону какие-то книги, и под ними лежит газета. На последней странице первой части — полностраничное объявление. Заголовок такой:

ВНИМАНИЕ, ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?

Большую часть страницы занимает фотография, моя старая свадебная фотография двадцатилетней давности, где мы сняты с Джиной. Как я понимаю, снимок взяли из нашего свадебного извещения в каком-то древнем субботнем выпуске. Наша публичная клятва в любви и верности друг другу. Наши обеты и обещания. Древняя сила слов. Пока смерть не разлучит нас.

Под снимком текст: “Этого человека разыскивает полиция в связи с необходимостью прояснить некоторые моменты, связанные с недавними загадочными смертями. Ему сорок лет, рост пять футов и десять дюймов, вес сто восемьдесят фунтов, шатен, глаза карие. Он не вооружен, но тем не менее очень опасен”.

Человек на снимке — такой невинный и юный. Это не я. Женщина мертва. Они оба — призраки.

Дальше сказано: “Называет себя “Карлом Стрейтором”. Часто носит синий галстук”.

И в самом конце: “Если вы знаете местонахождение этого человека, звоните по номеру 911 и спрашивайте полицию”. Я не знаю, кто дал объявление: Устрица или полиция.

Мы с Элен смотрим на снимок, и она говорит:

— Жена у тебя была очень красивая.

И я говорю: да, была.

Пальцы Элен, ее желтый костюм, резной антикварный стол — все в пятнах от йода и сока красной капусты. Пятна пахнут аммиаком и уксусом. Элен держит над книгой флюоресцентную лампу и читает светящиеся письмена, написанные древней спермой.

— Тут у меня заклинание полета, — говорит она. — А это, наверное, приворот на любовь. — Она листает страницы, которые пахнут аммиачной мочой и капустными газами. — Баюльные чары вот здесь. Древний язык зулу.

Мона в приемной разговаривает по телефону.

Элен легонько отталкивает меня от стола. Она говорит:

— Смотри. — Она закрывает глаза и стоит, прижав кончики пальцев к вискам.

Я спрашиваю, что должно произойти.

Мона в приемной заканчивает говорить и кладет трубку.

Гримуар, раскрытый на столе, чуть-чуть сдвигается. Приподнимается сначала один уголок, потом — второй. Книга сама по себе закрывается, открывается снова, опять закрывается — все быстрее и быстрее, и вдруг приподнимается над столом. Не открывая глаз, Элен беззвучно, одними губами, шепчет слова заклинания. Книга поднимается к потолку и зависает там, шелестя страницами.

Радиосканер трещит и выдает:

— Подразделение семнадцать. — Он выдает: — Направляйтесь на Виден-авеню, 5680, офис фирмы “Элен Бойль. Продажа недвижимости”. Задержите мужчину для следственного допроса...

Гримуар с грохотом падает на стол. Йод, аммиак, уксус, сок красной капусты разбрызганы по всей комнате. Бумаги и книги скользят на пол.

Элен кричит:

— Мона!

И я говорю: не убивай ее, пожалуйста. Не убивай ее.

Элен хватает меня за руку своей перепачканной рукой и говорит:

— Сейчас тебе лучше уйти. — Она говорит: — Помнишь, где мы с тобой встретились в первый раз? — Понизив голос, она говорит: — Встречаемся там же, сегодня в полночь.

У меня дома. Кассета на автоответчике кончилась. Счета так плотно набиты в почтовый ящик, что приходится их выковыривать ножом для масла.

На кухонном столе — торговый центр, недостроенный наполовину. Даже без коробки с картинкой можно понять, что это такое, из-за автомобильной стоянки рядом со зданием. Стены уже на месте. С одной стороны присутствуют окна и двери, в окнах вставлены стекла.

Крыша и кондиционеры еще в коробке. Пластиковый пакет с деталями окружающего ландшафта еще даже не вскрыт.

Сквозь стены — вообще ничего. Ни единого звука. Все соседи как будто вымерли. После стольких недель в дороге в компании Элен и Моны я успел позабыть, как это важно — молчание и тишина.