Объяли меня воды до души моей..., стр. 66

Неподвижный воздух превратил рубку в баню, и кипящий возмущением Доктор вспотел еще больше.

— Когда мы жили втроем, одной семьей, Дзин был замкнут и никак не проявлял себя, — попытался оправдать жену Исана. — Сейчас для нас самое важное во всеуслышание опровергнуть ее клевету о планах Свободных мореплавателей. Может, начнем вещать через мегафон?

— Надо подготовить текст, — сказал Тамакити, пожав плечами.

— Сейчас нет времени для писанины, — стал убеждать его Такаки. — Раньше же у тебя здорово получалось!

— Теперь это сделаю я, — сказал Исана.

— Но ведь жена сразу узнает вас по голосу.

— О своих подозрениях она ни за что не заявит полиции — каждый ее шаг делается с расчетом на избирательную кампанию. Даже услышав мой голос, она промолчит. Скажет, мол, не узнала голоса через мегафон, и полиция к ней не придерется, да и газеты не поднимут шума, а значит, ее предвыборная кампания не пострадает... Я тоже хочу немного поработать как специалист по словам...

— Как специалист по словам вы свою миссию выполнили. Теперь говорить буду я, — сказал Такаки.

Чтобы не доломать мегафон, основательно попорченный Тамакити во время его чересчур эмоциональной передачи, Такаки приладил его и стал спокойно ждать. Как только призывы Наоби на минуту умолкли, он сразу начал встречную передачу, вместо позывных дважды повторив одну и ту же фразу:

— Дайте ответ о нашем судне! Дайте ответ о нашем судне! Мы не нуждаемся в судебной защите. Приговор вашего суда для нас ничто! Ваши тюрьмы не просуществуют так долго, чтобы наказать нас сполна. Да и всему вашему миру жить осталось недолго. Ребенок, взятый заложником, живет с нами свободным и раскованным. Благодаря этой свободе он стал удивительным ребенком. Поглубже задумайтесь над этим. И подумайте о нашем судне, подумайте о нашем судне! Свободные мореплаватели хотят выйти в море до того, как произойдет разрушительное землетрясение, потому что в день, когда Токио будет уничтожен, вы попытаетесь нас всех убить. И мы хотим заранее спастись от резни. Подумайте о том, что вы делаете и что намерены сделать. И поймите наш страх! Потом подумайте о нашем судне! Да, мы действительно антиобщественные элементы. Но и только. Мы не хотим иметь ничего общего с вашим обществом — мы знаем, в нем нам не жить. Но нам отвратительна мысль, что мы погибнем на той же земле, что и вы, — вот почему мы стремимся в море. Подумайте о нашем судне, подумайте о нашем судне, подумайте о нашем судне!

Обессилев от напряжения, Такаки понурился и умолк. Молчала Наоби, молчал и громкоговоритель, повторявший стереотипные фразы. Но слушатели его не молчали. В полицейских машинах и окопе, прикрытом щитами, полицейские вопили, проклиная жару и вызывающие крики мегафона.

— Представляю, как злится Красномордый, слушая их вопли, — уныло сказал Тамакити, с трудом сдерживая бивший его озноб.

Слова эти заставили всех членов команды вздохнуть. Они ждали, что будет дальше. Ждали в водовороте насмешливых воплей. Взрыв. Дрогнули стены, обсыпав сидящих в комнате пылью. Заслонки из бойниц выбило внутрь рубки. Подростки подскочили к бойницам. Глазам их открылся столб непроглядно густой пыли, поднявшийся до самых бойниц. Мелкие камни и комья земли градом сыпались на землю.

— Ничего не вышло! — крикнул, вылетая на винтовую лестницу, Тамакити и выставил в бойницу автомат.

По мере того как пыль рассеивалась, можно было убедиться в провале операции Красномордого. Полицейскую машину отбросило к самому убежищу, но она осталась лежать на боку. Дверца кабины снова открылась и раскачивалась из стороны в сторону. Из кабины высунулась рука, затянутая в черную резину, и захлопнула дверцу. Конечно, из двух полицейских машин, являвшихся двумя вершинами правильного треугольника, третьей была сама перевернутая машина, заметить это движение не составляло никакого труда. Газовые пули посыпались на кабину. Бесчисленные черные шарики, отскакивавшие от машины, вызвали в памяти Исана стаю скворцов, взмывавших с огромной дзельквы в Идзу. Послышались насмешливые крики. Они заглушали разрывы газовых пуль: «Выходи, выходи! Убийца, сумасшедший, выходи!» — в этих криках, по-прежнему полных злобы, слышались теперь и торжествующие нотки. Тамакити выстрелил. Вопли стали еще громче. В ответ на выстрел Тамакити винтовочные пули забарабанили по стенам убежища; это было уже похоже на игру — жестокую, страшную, но обыкновенную игру. Полицейские готовы были взять реванш за флаг, нарисованный на заду их товарища...

Через некоторое время дверца полицейской машины снова открылась и оттуда показалось лоснящееся черное плечо затянутого в черную резину человека, измученного сыпавшимися на него газовыми пулями. Он словно напрочь позабыл о существовании противника. Казалось, он контужен взрывом или газ затуманил его рассудок. Человек, затянутый в черную резину, упершись ногой в кузов, оттолкнулся и вылез из машины. Сорвав маску, он отбросил ее в сторону и, задрав голову, жадно глотал воздух. Но вдруг зашелся кашлем и привалился к дверце машины, чтобы не упасть. В разноголосице насмешливых воплей выделялись злорадные крики. «Давай сюда, давай сюда!» — орали полицейские. «Убийца и сумасшедший» они уже не кричали. Невидимые враги вопили: «Давай сюда, давай сюда!» И глумливо смеялись...

Человек, затянутый в черную резину, с трудом выпрямился и, наконец, оторвал руки от дверцы машины. Он расстегнул молнию на костюме для подводного плавания и, не соображая, что делает, достал сигареты и спички, будто собирался закурить. Снова раздался хохот, посыпались насмешки. Напрягшись и сохраняя равновесие, человек в черной резине опустил голову, чиркнул спичкой — раз, другой и третий. Только осажденные знали, что Красномордый не курит, и с ужасом ждали конца. Вдруг человек, затянутый в резину, сделал то ли угрожающий жест, то ли поклон — дважды и очень быстро — прямо перед собой и влево, где стояли полицейские машины. Взрыв. Машина вспыхнула. Кабину и труп человека, затянутого в резину, объятые пламенем, отшвырнуло к самой вишне. Загорелось дерево и трава вокруг него.

— Это я его убил! Убил, не дав ему гранаты! — в отчаянии закричал Тамакити.

Так же отчаянно кричал он, когда Бой метался в жару. Но ему никто не ответил...

Глава 22

Объяли меня воды до души моей...

Вдали прозвучала пятичасовая сирена, и в ту же минуту машина «скорой помощи», явно опасаясь выстрелов из убежища, приблизилась к стоявшей слева полицейской машине. На убежище посыпались дымовые шашки и газовые пули. Тамакити не отвечал. Вдруг снова показалась «скорая помощь», прятавшаяся позади полицейской машины, и умчалась куда-то с поразительной поспешностью. В это время года при такой быстрой езде по заболоченной низине, которая, хотя и подсыхала, была все же диким неровным пустырем, трясло, наверное, нещадно. В машине уезжала женщина средних лет; она обливалась потом, мышцы ее свело от напряжения. Она сидела, твердо упершись ногами в пол машины и стиснув зубы от страха; ей казалось, окажись она спиной к источнику опасности, и на нее обрушится град пуль. Она уезжала, уныло прикидывая в уме, был ли успешным ее сегодняшний политический дебют с участием средств массовой информации...

«Мать Дзина займет место на политической арене после смерти Кэ от рака горла и станет депутатом парламента. Она едет сейчас, мечтая о том, как будет и дальше двигаться вперед, мечась из стороны в сторону, точно машина «скорой помощи», в которой она сидит», — сказал Исана душам деревьев и душам китов.

— Ну, раз увещевательница отбыла, ждите генерального наступления, — сказал Такаки.

— Они пойдут на штурм, чтобы еще засветло покончить с Союзом свободных мореплавателей.

— Это еще что?! Что такое? — испуганно воскликнул Доктор, глядя в бинокль.

— Ветер, — успокоил его Исана, он-то ведь круглый год наблюдал за низиной в бинокль.

Густо разросшаяся трава ложилась волнами, точно скошенная огромной рукой. Ветер принес с собой свежесть, и это подняло боевой дух полицейских.