Маг на два часа, стр. 14

Барбос согласно завилял хвостом, а боксёр оскалился.

— Согласен, Рэкс. У меня тоже кое на кого давно чешутся зубы, — рыкнул д’Оберман.

Авося не стал разбираться, на кого именно у собак чешутся зубы, решив, что будет благоразумнее на всякий случай держаться от них подальше.

— А как отсюда выйти? — поинтересовался Митя.

— Ты опять за своё? Снова принялся вызнавать секретные сведения? Не зря я сразу почуял, что ты личность подозрительная, — ощерился д’Оберман.

— Сам ты подозрительная личность. Всё время всех подозреваешь, — возразил Митя.

— Не всех, а только тех, кто выспрашивает про нашу контору. Вопросы здесь задаю я, понятно? — прорычал пёс.

— Понятно, — кивнул Митя и попросил: — Тогда выведи нас отсюда без всяких вопросов.

— Вот это другой разговор, — удовлетворённо гавкнул д’Оберман и скомандовал: — На ковёр становись! Смиррно!

Митя, Авося и Мефодий застыли на месте. Коврик медленно пополз вверх. Последнее, что друзья слышали перед тем, как окончательно подняться, был шёпот д’Обермана:

— И помните! Строжайшая секретность!

Глава 13

СОРОКА-БЕЛОБОКА

Снова оказавшись на дороге желании, друзья поспешили по указанному адресу. Скоро тропа вывела их на поляну Трёх Сосен. Стройные красавицы в пышном одеянии из зелёного игольчатого меха, несомненно, выделялись из всех деревьев. Они так высоко вытянулись в небо, словно хотели подцепить макушками облака. Чтобы не мешать друг дружке и позволить путникам любоваться каждой из них в отдельности, сосны росли в разных концах поляны.

— Хорошо, что тут всё рядом. Даже если захочешь, не заблудишься. Остаётся только найти номер 40а, — сказал Митя.

Друзья бодро зашагали от первой сосны налево, возле второй они ещё раз свернули налево, а когда повернули налево в третий раз, то снова подошли к первой сосне и обескураженно остановились.

— Никакого 40а тут нет, — сказал Мефодий.

— Может, мы не так сосчитали? — засомневался Авося.

Они обошли сосны ещё раз, но опять вернулись туда, откуда пришли.

— По-моему, некоторые вечно всё путают, а ещё берутся других вести, — сказал Авося и многозначительно посмотрел на Митю.

После такого несправедливого обвинения некоторые, конечно, обиделись и не могли смолчать.

— Ничего я не перепутал! Я точно помню адрес, — возмутился Митя.

— Лично я тебя не называл, но если ты сам признаёшь, что виноват, то, значит, так оно и есть, — сказал Авося.

— Вовсе я не виноват, — оправдывался Митя.

— Это называется заблудиться в трёх соснах, — сделал вывод Мефодий.

— А может, это вообще не те сосны? Тут нету ни «а», ни «б», а нам надо целых сорок, — вздохнул Митя.

— Просто ты в адресах не смыслишь ни «бе» ни «ме», — поддразнил его Авося.

— Если ты такой умный, то сам ищи эти 40а, — рассердился Митя, и тут ему в голову пришла настолько умная мысль, что все обиды тотчас улетучились.

— Я знаю! — радостно воскликнул он. — Нам нужны никакие не 40а, а сорока, обыкновенная сорока.

— Почему это обыкновенная? Я очень даже выдающаяся, — раздалось сверху.

Друзья задрали головы и увидели старую знакомую. Она сидела на ветке возле сорочьего гнезда и без всякого смущения глазела на путников, будто не имела никакого отношения к украденной монете.

— Да уж, выдающаяся! Тебя-то мы хорошо знаем, — сказал Митя.

— Подумаешь, удивил. Про меня каждый с пелёнок знает. От горшка два вершка, а уже про Сороку-Белобоку рассказывают. Поэты мне стихи посвящают. А уж сколько про меня книжек написано — пропасть, — бахвалилась Сорока.

— Про тебя не детские книжки надо писать, а детективы с ограблениями, — мрачно заметил Митя.

— Что ты такое говоришь! Я — честная сорока и грязных намёков не понимаю, — обиженно заявила Белобока.

— Я и не намекаю, а прямо говорю. Мне нужна монета.

— Ха! Тоже мне умник нашёлся. Монета всем нужна, — усмехнулась Сорока.

— Мне нужна не простая монета, а та, которая перенесёт меня домой, — уточнил Митя.

— Две копейки, что ли? — спросила Сорока.

— Да.

— Я её в глаза не видела, — нахально соврала мошенница.

— А откуда ты знаешь, что это две копейки? — уличил её Митя.

— Я?! Ничего я не знаю. И вообще, что ты ко мне пристал?

— Потому что ты тащишь всё, что плохо лежит. И не отпирайся, — прикрикнул на Сороку Авося.

— Зато у меня всё лежит очень хорошо, — возразила Сорока-Белобока.

— Да уж, ты известная мастерица чужие вещи таскать, — покачал головой Митя.

При этих словах Сорока недовольно взъерошила перья и, возмущённо вертя хвостом, застрекотала:

— Злые языки! Почему в пропажах обязательно меня обвиняют? Я в жизни чужой нитки не взяла!

— Нитки, может, и не взяла, а драгоценный камень? — мстительно напомнил Митя.

— Ой, что-то с памятью моей стало. Ничего не помню. Начисто память отшибло. Какой такой драгоценный камень? Кстати, на твоём месте я бы даже напоминать о нём постеснялась. Камушек-то совсем никчемный, маленький, красненький. Одно слово — не брильянт. А уж про две копейки и говорить нечего, не видала и знать ничего не знаю.

Она подлетела к гнезду и, взъерошив перья, стала поудобнее устраиваться в нём, чтобы прикрыть накопленные богатства.

— Как говорится: не пойман — не верь, — вставил Мефодий.

В это время между прутьев проскользнула монетка и упала на землю прямо к Митиным ногам.

— Вот же мои две копейки! — радостно крикнул Митя.

— Где? Ничего не вижу, — щурясь приглядывалась Сорока, у которой внезапно сильно ослабло зрение.

— А уверяла, что честная. Теперь я знаю, что ты за птица! — заявил Митя.

— Вот и я говорю: — Сколь, воровочка, ни бейся, всё равно конец один, — подтвердил Мефодий.

Однако Сорока не собиралась признавать свою вину. Она сердито повертела клювом и застрекотала:

— Клевета, откровенная клевета. Сама не понимаю, как тут очутились эти две копейки. Просто чудеса!

— Ты же сама говорила, что чудес на свете нет, — съязвил Митя.

— Погорячилась. С кем не бывает, — примирительно заявила Сорока и плаксиво запричитала: — К тому же, если даже я и взяла какую кроху, что же тут такого? Мне надо деток кормить, кашку варить. Вот нынче, к примеру, я как полагается кашу сварила. Этому дала, этому дала, а этому ничего не дала. Другие оглоеды всё до дна выскребли. А ты меня лишней копейкой попрекаешь. Хоть бы постеснялся!

— Это ты должна стыдиться, что всё крадёшь и к себе тащишь. Кстати, мне мой красный камешек тоже нужен, — потребовал Митя, решив, что мошеннице нельзя давать спуску.

— Это твои проблемы. И вообще, без переводчика я говорить отказываюсь, — заявила Белобока.

— Зачем же нам переводчик, если мы и так понимаем друг друга? — удивился Митя.

— Ну и что из того? Каждому известно, что все серьёзные переговоры ведутся через переводчика, а иначе это будут не переговоры, а пустая болтовня.

— Переводчик переводит на другой язык. А ты можешь говорить по-человечески, — пытался урезонить её Мефодий.

Но тут вдруг Митя наотрез отказался говорить с воровкой на одном языке:

— Ещё чего! Она мои две копейки и камешек стащила, а я после этого с ней должен по-человечески говорить? Ни за что!

Переговоры заходили в тупик, и Авося предложил:

— Пускай Мефодий будет переводчиком. Он ведь у нас самый главный пылеглот.

— Почему это я пылеглот? Если ты намекаешь на то, что я на полке пыль глотаю, пока Митя в школе учится, то это вовсе не так. Я там не пылюсь, а размышляю, — обиделся Мефодий.

— Ничего я не намекаю. Просто я слышал, что пылеглотами называют тех, кто знает много языков.

— Не пылеглотами, а полиглотами, — поправил его Митя.

— Какая разница. Главное, что из нас только Мефодий знает два языка: и человеческий, и львиный.

Мефодий тотчас почувствовал себя очень важной персоной и, смягчившись, согласился: