Львовская гастроль Джимми Хендрикса, стр. 7
— А что это за коктейль? — живо заинтересовался Тарас.
— В полстакана шампанского вливается полстакана водки.
Ежи Астровский вздрогнул, услышав рецепт коктейля.
— Я пойду, пожалуй, — негромко проговорил он, остановив взгляд на бутылке водки в руке у Оксаны. Его глаза выражали тоску и нежность.
— Нет, вы не можете так быстро уйти! Это не по-соседски! — Оксана смягчила голос.
Сосед обреченно кивнул. Перевел взгляд на Тараса.
Именинник налил себе и соседу по полбокала шампанского, а Оксана долила в их бокалы водки.
— Вы должны мне кое-что пообещать, — под конец недолгого застолья обратилась Оксана к Ежи.
— Что? — испуганно спросил сосед именинника, сжимая в руке пустой бокал.
— Напоминайте Тарасу, что он теперь живет не один! — попросила Оксана.
Сосед задумчиво и в то же время смятенно осмотрелся по сторонам, потом возвратил взгляд на Оксану.
— Хорошо…
— Напоминайте, что рыбок надо кормить ежедневно. — Она кивнула на подоконник. — И договоритесь с ЖЭКом, чтобы ступеньки на лестнице починили.
— Да я им уже сто раз говорил, а они пятьдесят гривен требуют! — Из соседа вырвалось привычное для него возмущение.
Оксана молча достала кошелек и вытащила оттуда пятьдесят гривен.
— Оксана! Я сам! У меня есть! — Тарас, лицо которого уже отражало сложную сущность выпитого коктейля, поднял над столом руку. Его пальцы крепко сжимали смятые купюры, вытащенные из кармана джинсов.
— Да я… — Ежи побегал глазками от пятидесятки в руке у Оксаны до мятых двадцаток в руке у Тараса. — Я организую. Я сделаю!..
Он осторожно вытащил у Тараса три двадцатки, поднялся на ноги, кивнул на прощанье и ушел.
— Тебе посуду помыть? — спросила Оксана.
— Я сам, оставь!
— Ну, ладно! — кивнула гостья. — Я тоже пойду, есть дела! Про рыбок не забывай!
Оставшись один, Тарас подошел к окну, понаблюдал за рыбками, спокойно плававшими вокруг водорослей.
— Сегодня, похоже, землетрясения не будет, — прошептал сам себе Тарас. — Значит, можно еще немножко поспать.
Перед тем как снова улечься на диван, он бросил взгляд на стол с неубранной посудой и решительно отмахнулся от него рукой.
Глава 5
Алик и Аудрюс проснулись еще перед заходом невидимого в этот день солнца. За окном квартирки Алика в самом конце Замарстиновской улицы пытался еще бодриться день, насупленный низкой облачностью. В голове у обоих немного шумело — видимо, из-за рюмки «Немирова» и нескольких рюмок литовского бальзама «Три девятки», выпитых в память о Джими Хендриксе. Спали они одетыми. Алик на своем вечно разложенном диване поверх одеяла. Аудрюс заснул, не поднимаясь с кресла.
— Ты надолго? — спросил, протирая глаза, Алик.
— Не знаю, — Аудрюс пожал плечами. — Я же переехал. У меня теперь хутор километрах в сорока от Вильнюса. Рядом — никого.
— Это хорошо, — закивал Алик. — Мне тоже иногда хочется, чтобы рядом — никого! Но есть своя прелесть и в обратном… Хотя у меня тут рядом только мачеха да несколько миролюбивых соседей. Что-то у меня в животе скучно…
— Я б тоже съел… и выпил бы…
— Выпить легче. — Алик поднялся с дивана, размял плечевые суставы. — Когда человек пьет, у него только слух работает! А вот чтобы жевать, нужна энергия…
— А у тебя есть что пожевать? — поинтересовался Аудрюс.
Алик отрицательно мотнул головой.
— Был хлеб, было масло, но я каждый год к восемнадцатому сентября пощусь… сбрасываю вес…
— Ну так давай куда-нибудь сходим, — предложил литовец.
Алик задумался.
— Можно было бы в круглую чебуречную возле озера… Но чебуреки без пива нельзя… А я… я еще не готов к обжираловке. Как ты думаешь, наш гэбист правду сказал? Это же при тебе было…
— У меня память на пустую голову и трезвый желудок не работает, — выдохнул Аудрюс.
— Ты ничего не перепутал? — уставился на товарища Алик.
— Что перепутал? — удивился Аудрюс.
— Ну… пустая голова… трезвый желудок…
— А-а! А я что сказал?! Русский забываю потихоньку, на хуторе по-русски говорить не с кем.
— Так ты и так сказал, что вокруг никого и что ты на хуторе один.
— Вот и говорю, что не с кем! — Аудрюс для убедительности своих слов закивал. — Может, у тебя рижские шпроты есть? — спросил он. — Раньше в каждом доме был запас рижских шпрот!
— Откуда у меня рижские шпроты?! Пошли! — Алик призывно махнул рукой.
На улице пахло сырой лесной прелостью. За негустым частоколом сосновых стволов мелькали машины, несшиеся в сторону Брюховичей.
За спиной у довольно стройных для своего возраста хиппи завелась машина. Алик обернулся, увидел за лобовым стеклом желтого «москвича» лицо соседа по двору. Махнул ему рукой — то ли приветственно, то ли вопросительно.
— Подвезти? — вежливо поинтересовался сосед, опустив книзу половину стекла дверцы.
— Угу, — кивнул Алик.
Они уселись на заднее сиденье, жесткое и немного колючее из-за выпирающих снизу пружин.
Машина выехала на дорогу и повернула налево, в сторону города.
— Вам куда? — полуоглянулся водитель.
— Да, думали в Брюховичи… в чебуречную…
— Не, я на Повитряну, — проговорил сосед и нажал на тормоз.
— Поехали, поехали! — ободрил его Алик, не желавший выходить из «москвича» и снова оказаться на улице перед выбором, который начинал раздражать. — Там, кажется, тоже кафешка есть!
— Да, — оживился сосед. — Кафе «Кафе» на Повитряной, 24! Там такие смешные цены! Зэнык с Ткацкой там недавно на пятнадцать гривен так напился, что два дня на работу не ходил… Его там и спать оставили, вот какой сервис! Попробуй в «Макдональдсе» засни! Ни в жизнь! Вышвырнут, как… как… — сосед-водитель то ли потерял нить, то ли просто одно нужное слово и снова полуоглянулся назад, к своим пассажирам.
— …как тварь последнюю? — предложил свой вариант концовки Аудрюс с мягким литовским акцентом.
— Ага, — кивнул, соглашаясь, водитель.
Возле дома номер 24 по улице Повитряной Алик и Аудрюс выбрались из желтого «москвича».
— Я как назад буду ехать — загляну к вам, — напутствовал их сосед-водитель. — Если что, домой подвезу!
Аудрюс, увидев перед собою вывеску «Гастроном», сразу направился ко входу.
— Эй, нам не туда, правее! — крикнул ему в спину Алик и, когда литовец обернулся, указал ему рукой на малоприметную, но многообещающую, особенно на пустой желудок, вывеску «Кафе».
Внутри было шумно и накурено, а значит — уютно. За каждым столом гудел разговор, пилось пиво, душевно хрустела на неухоженных, но острых зубах сушеная рыба. Легкий мат добавлял энергии этому хору замедленных алкоголем мужских голосов.
— Вон, — Алик ткнул пальцем в правый дальний угол.
Там действительно за столом сидели только двое, а могло к ним присесть еще не меньше четырех!
— Ты иди, садись! Я возьму! — скомандовал Алик и отошел к прилавку, под стеклом которого украшенные вызывающими улыбку ценниками лежали редко портящиеся продукты.
Двое соседей по столу, один в свежевыстиранном ватнике, второй в костюме с галстуком, уважительно приглушили свой разговор, когда Алик поставил на стол два бокала пива и тарелку, на которой бесстыдно соседствовали две котлеты по-домашнему, два соленых огурца и две таранки размером с ладонь.
— Ты мне всё-таки скажи, что думаешь! Наш гэбэшник сказал правду? — спросил Алик, уже усевшись напротив литовского друга.
Аудрюс пожал острыми плечами. Его куртка лежала рядом на лавке, а синий поношенный свитер выдавал недостаточность мясного и жирового покровов костей.
— Ты обе ешь! — Алик небрежно, но уважительно кивнул на котлеты. — Ты теперь в Европе… Там выжить сложнее…
Аудрюс взял котлету пальцами, поднес к носу, понюхал и улыбнулся.
— Может, и правда, — сказал он, глядя на котлету в руке. — Сам подумай! Разрыть могилу в Штатах, отрезать у покойника кисть, запаковать, чтобы не провонялась, перевезти через Атлантику в Литву и оттуда поездами во Львов… Разве хиппи когда-нибудь знали слово «логистика»?!