Львовская гастроль Джимми Хендрикса, стр. 68

Рукопожатие мужчины было сильным. Он кивнул.

— Я — Тарас, — представился гость, понимая, что хозяину квартиры и так это известно. Но надо же было с чего-то начать разговор.

Мужчина снова кивнул. Вытащил из кармана пиджака правую руку. Тарас заметил в ней что-то, похожее на фонарик. Отец Дарки опустил взгляд на этот аппарат, нажал на нем невидимую Тарасу кнопку, и в тишине комнаты зазвучало несильное жужжание. После этого отец Дарки приставил аппарат к горлу под правой щекой.

— Добрый вечер, — прозвучал его странный, немного механический голос, дребезжащий и вибрирующий. — Меня зовут Борис… Извините за звук… Я могу только так разговаривать… У меня был рак горла, и врачи удалили голосовые связки. Вы меня хорошо понимаете?

Тарас, лицо которого продолжало выражать шок и удивление, закивал.

— Да, да… Извините, я не знал…

— Все сначала удивляются, — отец Дарки грустно улыбнулся. — Давайте присядем! — Он показал жестом руки на мягкий уголок вокруг журнального столика.

Тарас опустился на диван, отец Дарки — на кресло напротив.

— Я вам очень благодарен, — продолжил он. — Скажу честно: мне вы сначала не понравились… Дарка — моя единственная дочь, и так случилось, что наша семья уже три поколения страдает от глупости моего прапрадеда, женившегося на своей двоюродной сестре. Жена тоже умерла от генетического заболевания… У меня — свои проблемы, у Дарки с рождения аллергия на всё. Но в последнее время у нее была аллергия только на деньги. Я знаю, что вы занимаетесь медициной, и теперь я очень счастлив, что вы ей так помогли!

— Да я… — Тарас пожал плечами, сопротивляясь внезапно обрушившимся на него комплиментам.

Борис отвел руку с аппаратом от шеи и приподнял ее так, что Тарас понял — отец Дарки просит его молчать и слушать. И гость закрыл рот. На мгновение обернулся в сторону двери, за которой пять минут назад исчезла Дарка. Дверь была прикрыта.

— Я вам очень благодарен, — продолжал Борис, вернув руку с вибрирующим аппаратом к шее. — В сказках в такой ситуации короли обычно давали молодцу, избавившему принцессу от тяжелого заболевания, полкоролевства и саму принцессу в жены. У меня полкоролевства нет, но я готов отдать вам дочь в жены. Поверьте, это самое дорогое, что у меня есть…

Отец Дарки тяжело вздохнул и опустил руку с аппаратом на колени. Теперь он смотрел в лицо Тараса. А Тарас растерялся, раскрыл рот. Его руки вдруг ощутили холод, и самому вдруг стало как-то прохладно, возникло желание накрыться пледом. С головой. Он думал, что Дарка зовет его просто познакомиться с отцом, и это вполне нормально и естественно. Как естественно любому отцу захотеть познакомиться с ухажером своей дочери. Да, вспомнил Тарас, она просила его слушать то, что говорит ее отец, и не обращать внимание на то, как он говорит. Теперь было понятно, что она имела в виду. Понятно было по поводу «как», а вот по поводу «что»? Неужели она знала, о чем он будет вести речь?!

От этой мысли Тарасу внезапно стало жарко, его бросило из холода в жар, и лоб покрылся испариной. Взгляд его бегал «вслепую», отражая мельтешение сбитых с толку мыслей и не видя ничего вокруг. Но когда мысли остановились или просто отошли куда-то за пределы сосредоточения, Тарас поймал на себе серьезный и неожиданно тяжелый взгляд Бориса, отца Дарки. И заметил, что выражение его лица стало тоже тяжелым.

— Да, спасибо… — забормотал Тарас. — Я не ожидал… от вас… такой доброты… Извините!.. Мне Дарка очень дорога, поверьте!

Отец Дарки улыбнулся, услышав это. Поднес руку с аппаратом к шее.

— Я знаю, что она вам дорога. Иначе я бы с вами не говорил!.. То, что вы сделали, это чудо, и я знаю, что чуда без настоящей любви не бывает.

Теперь закивал Тарас и снова обернулся, бросив взывающий о помощи взгляд на двери, за которыми исчезла Дарка.

— Вы понимаете, — Тарас усилием воли выровнял свой голос, убрал из него дрожь и неуверенность. — Я даже предложения ей еще не сделал! Она ведь не знает, о чем мы говорим!

Борис левой рукой отмахнулся от слов Тараса, а в глазах появились живые искорки.

— Вы для нее сделали больше, чем предложение, — сказал он. — Я не пью, но могу вам предложить! Виски? Вино? Водка?

— Вино, — попросил Тарас. — Красное, если есть.

— Есть, — произнес механическим, вибрирующим голосом Борис и поднялся с кресла, оставив на стеклянной столешнице маленький, похожий на ручной фонарик, аппарат.

За овальным столом они сидели молча. Ели жареного карпа с картофельным пюре, салат из квашеной капусты, напоминавший о том, что за окном осень. Тарас пил красное вино, Дарка — белое, ее отец — минералку.

Атмосфера была тихая и мирная, но лицо Тараса выражало испуганное счастье, и глаза его время от времени вспыхивали по-особенному, когда взгляд его возвращался — и не мог этого не делать — к ее обнаженным кистям, к ее тонким пальцам. На обеих кистях ее грациозных рук поблескивало по знакомой Тарасу жемчужине, надетой на тонкий кожаный шнурочек. На кожаном шнурочке потолще, на ее шее, висел серебряный кулончик в форме сердечка размером с двухкопеечную монетку, в центр которого была умело вмонтирована третья жемчужина.

Глава 49

Домой Тарас возвращался в странном состоянии, не чуя ни ног под собой, ни ночи вокруг. И дорога поэтому не запечатлелась ни в его памяти, ни в мыслях — настолько он был погружен в себя. В голове всё еще вибрировал механический, словно искусственный, да в чем-то и действительно искусственный голос отца Дарки. Но то, что говорил ее отец, было намного страннее его голоса. Дарка, проводив Тараса до двери, коснулась его губ своими, и на его губах осталась легкая сладость. Он нес ее домой, эту сладость на губах. Нес и вспоминал разговор с Борисом.

Сам не заметил, как зашел в свой двор на Пекарской, как поднялся на второй этаж, как открыл двери и включил свет. Он бы так, незаметно для себя, и разделся бы, и лег спать. Но в комнате под ногами что-то хрустнуло, и, опустив взгляд, он увидел на полу у стола разбитую чашку. На столе — тарелки со следами кондитерского крема, сахарница, блюдца.

— Елки-палки! — прошибло его вдруг.

И он вспомнил, что пока он ужинал у Дарки, в его квартире состоялось не совсем преднамеренное Тарасом свидание Ежи Астровского с Оксаной. И чем оно закончилось — можно было только догадываться. Во всяком случае разбитая чашка о многом говорила. Да и очень легко мог себе представить Тарас Оксану, вышедшую из себя. А то, что сосед-парикмахер мог ее легко вывести из себя, сомнений у Тараса не возникало. С ужасом представил он, что Оксана могла подумать, когда поняла, что ей придется пить кофе вдвоем с Ежи и без хозяина квартиры! Надо бы позвонить, объяснить, что ничего такого он специально не имел в виду и не придумывал.

Тарас нервно достал мобильник, и на экранчике мобильника увидел время — ноль часов сорок восемь минут. Для телефонного звонка поздновато. На его и так непростое настроение легла тень вины за неизвестные, но случившиеся на его территории обстоятельства, явно приведшие к бросанию посудой.

Бессильно опустился Тарас за стол, пожевал в расстройстве губы. И уловил тот самый сладкий вкус прощального поцелуя Дарки. Тяжело вздохнул. Решил, что утром позвонит Оксане и объяснится. Осмотрелся вокруг. В остальном комната была в порядке.

И мысли перепрыгнули с комнаты и порядка в ней на Дарку. И подумал Тарас, что теперь так просто встречаться с Даркой не получится. После разговора с ее отцом в их отношениях что-то не могло не измениться. Надо было рассказать Дарке обо всем. Он бы и там, у нее дома, рассказал бы ей, но ведь Борис, ее отец, ни на минутку не оставил их наедине.

Тарас долго не мог заснуть этой ночью, и забылся только под утро, около четырех. А потом, около шести, проснулся, но тут очень вовремя долетел до него из радиоточки на кухне через незакрытые двери гимн родной страны. И он снова заснул, уставший и неожиданно довольный, словно только что вернулся с работы, оставив отработавшую вместе с ним старую и верную свою иномарку во дворе.