Львовская гастроль Джимми Хендрикса, стр. 45

— Так что, на старое место? — уточнил Алик.

— Да! Как раз сегодня пять лет, как мы его переставили. Мы тогда еще и кровать мою передвинули от окна, помнишь?

— Помню.

— Давай и ее переставим.

— Тоже на старое место?

— Нет, под стену, на место стола. А стол ближе к окну.

— Так вы решили всю обстановку поменять местами! — удивился Алик.

— В моем возрасте это полезно. Возникает ощущение новизны. Да и пол можно под шкафом вымыть. Там столько пыли! А от пыли можно заразиться раком легких!

— От пыли? — озадаченно повторил Алик. — Кто это вам такое сказал?

— По телевизору! В программе «Исцели себя сам».

Алик пожал плечами.

Справившись за пятнадцать-двадцать минут с заданием, он выпил с мачехой чая и вернулся к себе.

Странное дело, вернулся он, наполненным какой-то чужеродной энергией. Возникло желание и в своей комнатке переставить мебель местами. Но как только обвел он свое жилище взглядом, это желание пропало. Старую кирпичную печку ведь не переставишь. Диван тоже стоит только там, где помещается. Умывальник в левом от окна углу, под окном журнальный столик, а между столиком и печкой втиснуто кресло. Какие тут могут возникнуть фантазии? Никаких! Ничего лишнего и всё на своём месте. Полный феншуй, как любит говорить о ситуациях, которые невозможно изменить, его знакомая гардеробщица из театра.

Алик, успокоив свои мысли, сварил кофе. На этот раз уже не комнате и ее воздуху, а себе. Потом позвонил Юрку Винничуку и, договорившись о встрече, отправился на остановку маршрутки. Идти пешком не было сил.

Глава 32

Встретились они с Винничуком в кафе на Армянской, где уже встречались и десять, и двадцать, и даже, кажется, тридцать лет назад.

— И зачем ты с этим гэбистом возишься? — удивлялся вслух Юрко Винничук, попивая кофе. — Он какой-то бред несет, а ты его слушаешь!

— Так ты думаешь, что это бред? — совершенно серьезно спросил Алик.

— Ну, если он не сумасшедший, то это не бред, а просто полнейшая чепуха! Я поспрашивал у нашего университетского геолога. Подниматься могут только грунтовые воды. Если земля отравлена стройками или удобрениями, то поднимающаяся вода может быть соленой, полной химии, но доисторическое Карпатское море тут ни при чем. А ты уверен, что он нормальный, твой знакомый?

— Не уверен, — Алик вздохнул. — Но ведь я не уверен, что и я — нормальный, и не уверен, что ты — нормальный. Что это такое вообще — норма? Девяносто — шестьдесят — девяносто? Или водка — пиво — таранка?

— Норма — это не комбинация водки и закуски. — Юрко посмотрел на старого приятеля преподавательским взглядом. — Норма — это ненарушение индивидуумом принятых обществом писаных и неписаных правил. Ты, кстати, никогда нормальным не был. Поэтому с тобой и боролись в советское время!

— А-а! — Алик улыбнулся. — Точно, нас же тогда называли «ненормальными!» Но в этом случае капитан Рябцев совершенно нормальный! Это же он пытался, правда, очень слабо, вернуть нас, хиппи, в «норму»! Хотя, как оказалось, лично он в этом не был заинтересован!.. Он даже помогал.

— Значит, и он ненормальный, — быстро пришел к заключению Юрко. — И чем он вам помогал?

— Рябцев недавно признался, что это он с друзьями сделал так, что кисть мертвого Хендрикса из Штатов через Прибалтику попала к нам на Лычаковское.

— Что?! — И без того круглые глаза Винничука округлились еще больше. — Ты что, веришь, что в той могиле лежит кисть Хендрикса?

— Конечно, верю, я ее видел. Да мы ее сами туда закопали вместе с Аудрюсом и Витасом. И еще человек семь из наших были там. Могут подтвердить. Те, кто жив…

— И что ты видел?

— Что? Кисть, высохшая, запаянная в твердый пластик. И следы ожога на ней!..

— Ладно, хочешь верить в чудеса — верь! — отмахнулся Юрко. — Можешь и дальше помогать своему гэбисту искать доисторическое море! Я не против! Более того, я — за! Мне это нравится как стёбный перфоманс в исполнении бывшего хиппи и бывшего гэбиста.

— Я не бывший хиппи, — несколько обидевшись, проговорил Алик.

— Ну да, и он — не бывший гэбист! Точно, бывших гэбистов и бывших хиппи не бывает! — Винничук, довольный своим красноречием, улыбнулся саркастически.

— Что-то сегодня с тобой не то, — задумчиво произнес вдруг Алик, пристально уставившись в глаза писателю. — Может, ты себя неважно чувствуешь?

Улыбка сползла с лица Винничука.

— Черт побери! — фыркнул он. — Кто из нас двоих инженер человеческих душ? Ты?… Да, угадал! У меня печень болит… Выпил вчера неудачного вина у соседа…

— Так остался бы дома, зачем ты сюда приехал?

— Но ты ведь попросил! — Юрко Винничук развел руками. — Как я мог тебе отказать? Извини за болтовню! Действительно, мне как-то хреново сегодня… Так что не обращай внимания на то, что я тебе тут наговорил! Я, кстати, давно чувствую, что что-то у нас в городе не в порядке! И запахи я в разных местах города странные ощущал. Может, где-то под домами на самом деле хранится старое химическое оружие или отравляющие газы? Хрен его знает… Короче, пусть твой гэбист лучше в военных архивах пороется. Это будет куда полезнее, чем искать, где проступает из-под земли Карпатское море!

От Армянки до Пороховой башни пешего ходу не больше десяти минут. Сухая погода позволила Алику прогуляться по старинным улочкам центра медленно, а в скверике у башни он сразу увидел, что его привычная скамейка свободна!

Уже расслабившись на скамейке, Алик осмотрелся вокруг. Заметил на скамейках поодаль, возле башни, несколько бомжей. Недалеко от них — машина-«пирожок» с надписью «Оселя», но около нее только две женщины в зеленых рабочих жилетках поверх курток. Они, казалось, уже сворачивали на сегодня свою благотворительную деятельность.

Алик поднялся и прошелся по аллее в сторону машины. Приостановился метрах в десяти от женщин в зеленых жилетках. Молодые незнакомые женщины возились у открытой задней дверцы, протирали или закрывали большие продуктовые бидоны-термосы.

Алик подошел поближе. Одна из женщин, молодая брюнетка лет тридцати, заметила его.

— Что ж вы так поздно пришли, — сказала с сочувствием. — У нас уже ничего не осталось…

— Спасибо, я не голодный, — миролюбиво ответил Алик, рассматривая вблизи продуктовые бидоны-термосы. — А мне одна ваша сотрудница говорила, что у вас горячий душ есть…

— Да, в Винниках, — закивала брюнетка. — Если хотите, можете сегодня приезжать. Душевая до шести вечера.

Алик покачал отрицательно головой.

— Не успею, — выдохнул.

— А вы можете с нами, — предложила брюнетка, осмотрев его внимательным взглядом с ног до головы. — Только назад мы вас привезти не сможем…

Алик задумался. Горячий душ на фоне холодной осени показался ему вдруг чем-то невероятно приятным и желанным. И действительно, его спартанский образ жизни, его тело, привыкшее к холодной воде и безропотно переносившее ее даже зимой, вся его прошлая и нынешняя жизнь, лишенная судьбой горячего водоснабжения, всё это вдруг надавило на него сверху с такой силой, что первый раз за долгие годы ощутил он себя ущербным, обиженным, лишенным человеческого тепла, загнанным в глухой угол.

Женщины тем временем закрыли задние дверцы машины. Брюнетка оглянулась на него. И Алик твердо кивнул.

С ней рядом он и устроился на заднем сиденье. И выехала машина осторожно со сквера, спрыгнула с бордюра на дорогу и поехала дальше, набирая скорость. Правда, скорости она так и не набрала, почти тут же уткнувшись в тянучку городского движения.

Через час он уже стоял в душевой кабинке под горячим душем. Стоял и тщетно пытался сосредоточиться. Вода щедро текла по его голове, спине, по животу и ногам. Она текла, нагревая его тело до какого-то невероятно приятного градуса, до состояния если не блаженства, то, во всяком случае, гармонии, точнее, восстановления гармонии тела, нарушенной когда-то давным-давно и нарушенной именно задержавшимся в его жизни холодом. Не холодом в отношениях с миром, а холодом быта, к которому он, казалось, так привык и который чуть ли не ценил как отличительную особенность собственной жизни.