Львовская гастроль Джимми Хендрикса, стр. 33
— А зачем? — спросил Алик.
— Мне это важно. Мне это зачтется!
— Там зачтется? — Алик указал пальцем на небо.
— Нет, — Ежи мотнул головой. — Тут! — и указал пальцем вниз, на землю.
— Вообще-то я против, — произнес Алик. — У меня есть близкий друг, женщина, она мне подравнивает кончики волос раз в три месяца. А стричься я не хочу!
— Но ведь новая жизнь чаще всего начинается с новой прически!
— Я не хочу новой жизни, — признался Алик. — Мне очень нравится моя нынешняя жизнь. Наверное, я консерватор. Мне нравится моя комната, мой двор. Мне не нравятся новые вещи и новые запахи… Кстати, мне кажется, что от вас как-то странно пахнет!
— Да-да, — закивал Ежи. — Извините! Переборщил! Выпрыскал на себя баллончик средства против насекомых…
— Зачем? — Алик от удивления широко раскрыл глаза.
— Ну, чтоб на меня чужие насекомые не перепрыгивали… С людей, которых я буду стричь!
— У меня нет никаких насекомых, — обиженно проговорил Алик.
— Что вы, я не о вас! Я поэтому вам первому и предложил бесплатно постричься! Я же видел, что у вас ни блох, ни вшей нет! Я про них! — и он указал взглядом на еще остававшихся поблизости бомжей. — Им моя помощь важнее. Им и новая жизнь важнее, чем вам. Я это вижу. Просто мне трудно себя заставить сразу пойти к ним. Но ведь надо!
— Вы верующий? — поинтересовался Алик.
— Я бы этого не сказал. — Ежи взглянул под ноги, опустил в саквояжик ножницы с гребнем. Сложил аккуратно зеленую материю.
Алик внезапно протянул к материи руку и пощупал ее пальцами.
— Это я из старого плаща-болоньи вырезал, — пояснил Ежи, заметив интерес Алика.
— А-а, — Алик с пониманием кивнул.
— Я не верующий, хотя вера — тоже хороший стимул для начала новой жизни. У меня стимул тоже есть… Женщина…
— Она вам сказала стричь бомжей? — вырвалось вдруг у Алика.
— Не совсем так. — Ежи отрицательно замотал головой. — Но вы этого не поймете! Ладно! Мне пора, а то они сейчас разбегутся и получится, что я зря сюда пришел!
Ежи, подняв свой желтый саквояжик с асфальта и кивнув Алику на прощанье, отправился к ближайшей группе бомжей.
Алик видел, как он подошел к ним, заговорил. Говорил долго, минут пятнадцать. Потом одна из женщин-бомжей уселась на скамейку и сняла с головы платок. Ежи достал из поставленного на ту же скамейке саквояжика гребень и стал расчесывать ее волосы. И по ее лицу, и по лицу «бывшего» поляка было видно, что занятие это никому из них не приносит удовольствия.
Глава 25
После трех «Лёниных» дней, подпорченных непонятными то ли атмосферными, то ли другими явлениями, соседняя Польша подбросила Тарасу сговорчивого и интеллигентного клиента. Прежде чем Тарас назвал ему по телефону стоимость ночных медицинских услуг, Славомир сообщил, что готов заплатить сто евро, если вся процедура займет только одну ночь. Услышанная сумма смягчила до неузнаваемости голос Тараса, и он, взволнованный редко встречающейся среди его клиентов щедростью, забыл поставить свое непременное условие: о том, что добытый камень должен остаться ему на память. Поляк сообщил, что забрать его надо от отеля «Леополис» на Театральной, что еще больше добавило к нему уважения. Далеко не всякому поляку была по карману роскошь этого отеля, принадлежащего финскому магнату. Оговорив время встречи и вежливо попрощавшись, Тарас тут же перезвонил Дарке, сказав, что к пяти-полшестого утра принесет крепкого горячего кофе. Ночь обещала быть наполненной работой и романтикой, но не одновременно, а поочередно. Сначала, конечно, работа. Но впереди еще три часа, и надо хорошо поесть, посмотреть новости и, возможно, зайти на пару минут к соседу снизу, не наступив при этом на его «любимую» пятую ступеньку. «Хотя нет, — Тарас решил мысленно скорректировать планы, — к Ежи заходить не буду. Лучше покормлю рыбок!»
За окном сыпался мельчайший дождь. Во дворе было тихо, но тишина эта соответствовала времени суток. В девять часов вечера по Пекарской уже не несутся машины. Да и окна Тараса выходили во двор, который был неплохо защищен от уличных шумов. Иногда в самый разгар дня Тарасу удавалось заснуть и неплохо выспаться. Конечно, при двух неизменных условиях: усталости и закрытой форточке. Правда, последние несколько дней ему не удавалось выспаться даже ночью, хотя и усталость присутствовала, и форточку он закрывал. Нервы. Во всем виноваты нервы. Нервы и эта огромная чайка, которую Оксана приняла за грабителя. Может, позвонить Оксане? Узнать, как она там со своей чайкой?
Тарас отрицательно мотнул головой. «Нет, — решил, — лучше позвонить завтра. Ее беспокоить вечером, самому беспокоиться? Зачем?»
Чтобы отвлечься, Тарас зашел на кухню. Поставил греться чайник с водой, заглянул в холодильник. Может, запихнуть в себя полпачки спагетти? Тяжело, дешево и сердито. А если хорошо полить кетчупом, то еще и вкусно!
До полуночи оставалось пятнадцать минут, когда он, переступив пятую ступеньку, вышел во двор, сел за руль «опеля» и выехал на Пекарскую.
Съеденные спагетти действительно придали ему ощущение тяжести и стабильности, но ожидаемая телесная бодрость не появилась после сытного ужина. Усталости, однако, тоже не было.
Славомир стоял у входа в отель. Тарас остановился чуть поодаль, вышел из машины, помахал рукой, сразу ощутив, как на кожу ладони осела влажность, переполнявшая ночной воздух.
— Машинка старенькая, — сказал с акцентом Славомир, оказавшийся приятноликим, должно быть, сорокалетним мужчиной в твидовом пальто до колен и с «ролексом» на руке.
— Специальная, — пояснил Тарас. — Для процедур, а не для удовольствия!
Славомир понимающе закивал.
— Я себе «порше кайенн» неделю назад купил, — похвастался он.
— Бесполезная машина, — вздохнул Тарас. — На ней только девочек катать!
— Для этого и купил, — усмехнулся поляк. — Ну вот, вы просили рентген! — достал он из внутреннего кармана пальто свернутый трубочкой снимок.
Тарас включил салонный свет, поднес снимок к глазам, прищурился.
— Без проблем, — сказал он голосом профи, обернувшись к сидевшему рядом, на переднем пассажирском сиденье, клиенту. — За ночь справимся!
Славомир улыбнулся и пристегнул ремень безопасности.
— Вот этого не нужно! — сказал ему Тарас и отстегнул его ремень.
— Но вы же пристегнуты! — удивился поляк.
— Мне камни выводить не надо, а вам надо! Вы должны вместе с машиной подпрыгивать и вибрировать, а ремень вас будет сдерживать!
— А-а, — протянул Славомир. — Понятно!
Он аккуратно отвел ремень назад, на место.
Минут через пять Тарас выехал на Лычаковскую. Дорога была пустынной, булыжник матово поблескивал и что-то зловещее привиделось Тарасу в его блеске. Клиент вел себя непривычно спокойно и самоуверенно, словно и не болело у него ничего!
Тарас притормозил, обернулся и поправил спортивную сумку с термосом кофе на заднем сиденье.
— Ну что, готовы? — спросил он Славомира.
Тот кивнул. Тарас нажал на педаль газа. Машина рванула вперед и тут же поляка подбросило так, что он макушкой головы ударился о потолок кабины. Ойкнул, на лице молнией проскочила болезненная гримаса. Тарас, заметив это, внутренне улыбнулся. Еще пару километров, и от самоуверенного спокойствия поляка не останется и следа.
После ночной протряски по Лычаковской Тарас провез клиента туда и назад по Городоцкой, а после этого, понимая по цвету лица Славомира, что цель близка, взъехал на Лесную. Там уже поляк так вскрикнул, зажав ладонями причинное место, будто заехали ему в пах тяжелой футбольной бутсой. Тарас затормозил и мысленно отметил, что опять оказался перед парадным знакомого четырехэтажного дома, где в ночной тишине уже не раз освобождались его клиенты от бремени мелких, но тяжких камней.
Поляк схватил протянутую ему литровую банку, скрючившись в три погибели, выбрался из машины.
— Эй! — сказал ему в спину Тарас. — Вы только не выбрасывайте камешек! Я их собираю!