Записки невесты программиста, стр. 43

Все-таки, они у меня странные.

Радоваться же надо, что они теперь заживут в свое удовольствие. Но они почему-то загрустили. Даже папа Боря загрустил, хватается за сердце и пьет литрами валерьянку, перемежая это дело стопками текилы, чтобы, как он говорит, выровнять давление. А у мамульки вообще глаза на мокром месте. Ходит по кухне, трет тарелки и промокает глаза кухонным полотенцем, которое, между прочим, уже месяц как не очень чистое.

Я поначалу на этот разброд в рядах бойцов особого внимания не обращала, но затем вышла на кухню и призвала всех к ответу…

– В чем дело? – резко спросила я, зная, что с моими родителями никаких предварительных ласк перед серьезным разговором делать не нужно.

– Дочь покидает родительский дом, – немного помолчав, объяснил папа Боря, после чего накапал себе валерьянки и запил ее стопкой текилы.

– Текилу надо закусывать лимоном, – объяснила я.

– Поучи отца, поучи! – С папы Бори сразу слетела грусть. – Я в валерьянку насыпал соли и накапал лимонной кислоты. Так что все учтено великим ураганом.

– Ир, – подала голос мамулька, и голос ее предательски задрожал. – Если тебе с ним будет плохо, ты сразу к нам обратно прибегай. Мы тебя всегда обратно примем, ты не думай.

– Да я и не думаю, – пожала плечами я. – Конечно примете. Я же здесь прописана.

Жестокий приемчик, конечно, но мамулька сразу перестала рыдать и посмотрела на меня возмущенным взглядом.

– Дорогие родители! – сказала я торжественно. – Я прекрасно понимаю, что вы очень переживаете из-за того, что дочка выросла и, так сказать, покидает отчий дом.

– Во-во, – подхватил папулька. -

Кто меня теперь будет ругать по пятницам?

– Вот за это не волнуйся! – сказала мамулька, и в голосе ее слезы сразу обледенели. – Есть еще порох в пороховницах. И если ты опять начнешь кидаться стеклянной масленицей в таракана, которых в нашей квартире сроду не было, я и без Иры тебе устрою летающий цирк Монти Пайтон.

– Был таракан, – заспорил папулька. – Огромный черный таракан. Он грозил сожрать нашего юморного попугая Бакланова, и мне ничего не оставалось, как спасти птичку, пожертвовав масленицей. Кстати, ее зовут масленка, а не масленица. И она, все-таки, намного дешевле Бакланова.

– Между прочим, – вскричала мамулька, – из-за этого противного попугая моя мамочка к нам не приезжает уже несколько месяцев.

– Я и говорю, – подтвердил папулька, – что этот попугай – бесценный, а ты на него какую-то масленку пожалела.

– Сейчас эта масленка в тебя полетит за такие слова, – пообещала мамулька.

И тут завязалась безобразная семейная сцена. Нет, ну ничего себе у меня родители! Единственная дочка выходит замуж и покидает отчий дом, а они все свои взаимоотношения выясняют, причем на дочку всем наплевать.

С этими грустными мыслями я отправилась к себе в комнату и села читать Донцову. Но детектив как-то не лез в голову. До свадьбы действительно оставалось совсем чуть-чуть. И с Серегой мы чего-то стали ругаться чуть ли не каждый день…

Не выдержав, я сняла трубку и позвонила ему, ожидая услышать замогильный голос благоверного, который, конечно, меня еще не простил.

Однако Серега бодро сорвал трубку и встретил меня крайне радостно.

Оказалось, что к нему зашли кое-какие друзья фидошники, которые, как он выразился, устроили «предварительный мальчишник». Я поинтересовалась, на какое число назначен «окончательный мальчишник», но Серега все так же весело сказал, чтобы я не была букой, нагло заявил, что ему некогда, что он целует меня, папульку с мамулькой и попугая Бакланова, после чего распрощался и повесил трубку.

Нормально, да? Тоже мне – мальчуган нашелся!

Впрочем, я тут же подумала, что стервенею прямо на глазах. Надо это заканчивать! С этими мыслями я снова взяла Донцову и на этот раз серьезно углубилась во все хитросплетения сюжета. В конце концов, до свадьбы времени еще полно. Дней пять, не меньше…

Свадьба

Все-таки хорошо, что эти записки пишутся не по горячим, а уже по остывшим следам, иначе бумага, которой, вообще-то, полагается «все терпеть», горела бы синим пламенем. А все из-за этой чертовой свадьбы! Я как чувствовала, что у меня будет все не как у людей, но кто мог предполагать, что ситуация настолько выйдет из-под контроля?

Нет, вы не подумайте, что речь идет об обычных милых нелепостях, которые случаются на свадьбах: жених пиджак надел задом наперед, свидетель кольцо потерял, вместо роз доставили ромашки или на свадебном торте вместо «Поздравляем со свадьбой!» написали: «Спи спокойно, дорогой друг. Мы тебя не забудем». Подобные забавные недоразумения у меня бы вызвали только легкую усмешку, особенно теперь, после того кошмара под названием «моя свадьба», который отныне и до конца жизни я буду вспоминать с содроганием.

Началось все, между прочим, с папы Бори. Ух, он меня разозлил – просто ужас! Нет, вы не подумайте ничего ТАКОГО!

Я очень люблю папу Борю и рада, что он у меня есть. Но в последний день перед свадьбой я уже думала, что лучше бы у меня вместо папы Бори был какой-нибудь другой папулька, не такой буйный.

Главное, откуда в нем ЭТО? Ведь что бабушка, что дедушка – интеллигентные, милые и очень тихие люди. Но сам папулька – это что-то невероятное!

Мамулька говорит, что в папе Боре внезапно проявилась кровь древних боевых евреев, которые в старые времена воевали с какими-то там фили… этими… филимистянами или не помню как там их звали по батюшке. Но лично я считаю, что в папе Боре намного больше проявляются русские крови по дедушке, хотя их достаточно немного. Но они, как видно, настолько активные, что все остальные крови загнали в угол и не дают им и пикнуть.

Почему, спрашиваете, я так возмущаюсь? Да потому что нельзя вечером перед свадьбой своей единственной дочурки устраивать такие курбеты! Главное, ведь последние несколько дней папа Боря только и знал, что пил валерьянку, хватался за сердце и причитал, что его единственная дочурка покидает отчий дом. Мол, папа Боря от этого просто весь исстрадался и требует сочувствия. Мы-то с мамулькой как последние дуры его жалели, приносили новые пузырьки валерьянки и вообще старались скрасить папулькину тоску. Но в аккурат перед самой свадьбой у папы Бори тоска была скрашена, причем самым радикальным способом.

В семь часов вечера раздался звонок в дверь, и перед нами возник старый папулькин знакомый – журналист дядя Юра. Меня, если честно, сразу обуяли дурные предчувствия, но захлопнуть дверь перед его носом не хватило решимости.

Дело в том, что дядя Юра – это самум, ураган, тайфун, землетрясение и падение индекса Доу-Джонса в одном флаконе. А когда это стихийное бедствие соединяется с папой Борей, то получается сначала критическая масса, а затем реакция такого ядреного синтеза, что в радиусе пяти километров от эпицентра находиться просто небезопасно.

Впрочем, лучше обо все по порядку. Короче говоря, раздается звонок в дверь. Я иду открывать и вижу на пороге дядю Юру…

– Ирка-кефирка! – орет дядя Юра, влетая в дверь, чуть не сшибив меня с ног.

– Здрассте, дядя Юра, – довольно кисло говорю я, лихорадочно соображая, под каким бы предлогом с ним тут же распрощаться.

– Что я слышу? – раздается из кухни вялый голос папы Бори, который уже так нахлестался валерьянки, что на улицу ему нельзя выходить ни под каким видом, чтобы не быть растерзанным в клочья стадом котов со всего района.

– Что слышу я? – патетично восклицает папа Боря. – Неужели мою скромную саклю посетил кунак Юрка, который такой мерзавец, что не заходил месяцев несколько?

– Почему кунак? – шепотом спрашивает меня дядя Юра. – Он что – чачу пьет?

– Не чачу, а валерьянку, – отвечаю я. – А почему кунак – черт его знает. Папу Борю вечно не разберешь.

– Кстати, – замечаю я, – у меня завтра свадьба.

– Молодчинка, – совершенно невозмутимо говорит дядя Юра, снимает ботинки и отправляется на кухню, оставив меня в одиночестве стоять в коридоре.