Январские ночи, стр. 47

Сел за стол, придвинул стакан с чаем, Надежда Константиновна положила перед ним бутерброд.

Ленин приветлив, внимателен, но он поразил Землячку своим видом, осунулся, почти не улыбается, должно быть, очень переутомился, с лица не сходит озабоченное выражение, впрочем, этому Землячка не удивлялась, деникинская армия катилась к Орлу, да и на других фронтах тревожно.

Он размешал в стакане сахар, отхлебнул чай.

— Ну, как вы там?

— Плохо, Владимир Ильич, — призналась Землячка, не желая играть в прятки и скрывать то, что у нее наболело. — Сняли меня. Откомандировали.

— Слышал, слышал, — ответил Ленин. — Говорят, у вас там какие-то заминки с эвакуацией, бунтуют солдаты.

Землячка взглянула на Ленина.

— А вы знаете, кто говорит?

— Сокольников? — спросил Владимир Ильич не без лукавства и еще раз переспросил: — Сокольников и Колегаев?

— Владимир Ильич, если бы вы видели наших красноармейцев, — не давая прямого ответа на вопрос, обратилась Землячка к Ленину. — Босые по льду ходили в атаки! Мы достали сапоги — их у нас отобрали. Был отличный начальник снабжения — вместо него прислали…

— Читал, читал, — перебил ее Ленин. — Об этом вы написали.

Землячка замолчала. Раз он знаком с ее докладной запиской, следовало подождать, что он скажет.

А он ничего не сказал, стал ее обо всем расспрашивать. Задавал лаконичные, короткие вопросы о самом существенном.

Снабжение армии оружием, дисциплина, запасы хлеба в городах и селах, через которые проходили части Восьмой армии, удастся ли вывезти хлеб, как поставлена агитация и в армии и среди населения, настроение крестьян…

Он расспрашивал, и в тон ему Землячка старалась так же коротко отвечать. По ходу разговора она опять помянула Сокольникова и Колегаева.

— Уж очень медлили при подавлении восстания казаков, — пожаловалась Землячка. — Боюсь, Колегаев со своей эсеровской жалостью к кулакам плохо влияет на Сокольникова.

— Известно, известно, — опять прервал ее Ленин, не высказывая своего мнения ни о Сокольникове, ни о Колегаеве, и придвинул к ней хлеб. — Вы кушайте, кушайте…

Потом взглянул на Надежду Константиновну — они поняли друг друга, время, отпущенное на ужин и гостью, видимо, подходило к концу.

— У вас еще что-нибудь ко мне, Розалия Самойловна? — спросил Ленин, отставляя стакан в сторону.

Но Землячка так и не решилась сказать, с чем она пришла к Ленину. У нее была всего одна просьба — послать ее обратно на фронт, на решающий участок, где сражались Тринадцатая и Четырнадцатая армии. У нее много недоброжелателей, она ни с кем не вступает в компромиссы. Ленин прочел уже ее записку, повторяться не стоит, не стоит отнимать у него время.

— Так вот, Розалия Самойловна, какие сейчас стоят перед нами задачи, — сказал Ленин. — Нам нужна могучая Красная Армия. Эту задачу можно решить только при строгой и сознательной дисциплине. Красная Армия не может быть крепкой без больших государственных запасов хлеба, мы должны взять у крестьян все излишки. Чтобы до конца уничтожить Колчака и Деникина, необходимо соблюдать строжайший революционный порядок. Вылавливать прячущихся помещиков и капиталистов во всех их прикрытиях, разоблачать их и карать беспощадно. Не забывать, что колчаковщине помогли родиться на свет меньшевики и эсеры. Пора научиться оценивать политические партии по делам их, а не по их словам. И, наконец, помочь крестьянам сделать выбор в пользу рабочего государства.

Все было ясно, как всегда, он вооружал свою собеседницу совершенно четкими указаниями, только где и когда она их применит?

Спросить сейчас об этом Ленина просто бестактно.

Тут Землячка заметила взгляд Надежды Константиновны и поднялась.

— Простите меня, Владимир Ильич, за мои женские слова, — сказала Землячка, прощаясь. — Достаточно на вас взглянуть, чтобы увидеть, как плохо вы себя бережете.

— И вы, и вы, Розалия Самойловна! — ответил Ленин и вдруг рассмеялся. — Таков уж наш удел!

И этот неожиданный смех наполнил Землячку уверенностью, что все будет хорошо, все будет как надо.

На другой день ее вызвали в Политотдел Республики и вручили предписание — она была назначена начальником политотдела Тринадцатой армии.

В тот же вечер Землячка снова выехала на фронт.

Будни войны

Будни войны… Кто не служил в действующей армии, тот плохо знает, что такое война. Это — не столько бои, атаки и перестрелки, сколько выматывающие душу переходы, случайные квартиры, кухни и лазареты, пекарни и ремонтные мастерские, хлеб, одежда, лекарства и бумажки, всевозможные деловые бумаги — приказы, отчеты, докладные…

Армии не обходятся без канцелярий, судьба сражений скрыта в бумажных папках, завязанных длинными узкими тесемками.

Поэтому, едва успев представиться командарму 13, она сразу принялась наводить порядок в политотделе.

Народу много, а толку мало, каждый действовал сам по себе, все занимались самодеятельностью.

Армия собиралась с силами и после тяжелых боев постепенно переходила в наступление. Ощущалась нехватка командиров — надо наступать, а командовать некому.

Землячка знакомилась с подчиненными: инструкторы, делопроизводители, помы, замы…

— Давно служите?

— С четырнадцатого года.

— Кем были в царской армии?

— Прапорщиком.

А в политотделе числится делопроизводителем!

Землячка звонила в штаб и через день лишалась делопроизводителя, направленного на передовые позиции командовать батальоном.

Инструктор по культработе стоял перед ней, вытянувшись по струнке.

— Вы чем заняты?

— Жду.

— Чего?

— Мячей.

— Каких мячей?!

— Для лапты. Такая народная игра, — почтительно докладывал инструктор. — Развивает глазомер, приучает быстро бегать и точно метать.

На него нельзя было даже сердиться.

— А что вы делали до того, как попали в политотдел?

— Командовал эскадроном.

— На старое место не хочется?

— Товарищ начпоарм, только об этом и мечтаю! Три рапорта подал по команде, а из штаба ни привета ни ответа.

Не прошло и дня, как ко взаимному удовлетворению Землячка распрощалась с инструктором.

Всех политработников разогнала по ротам, батальонам и полкам.

— Обойдемся пока без писанины.

Она интересовалась каждым коммунистом — что делал, что делает и что еще может делать, хотела быть уверенной в каждом комиссаре и чтобы каждый комиссар был уверен в ней. Она требовала от политработников умения так разговаривать с красноармейцами, чтобы люди с любым вопросом, с любой бедой обращались в политотдел.

Наступление развивалось успешно, у политработников было множество дел в прифронтовой полосе.

Население не сразу оправлялось от жестокостей белогвардейцев, люди были запуганы. Надо было внушить к себе доверие. Приходилось создавать ревкомы и вместе с ними отбирать у кулаков хлеб, открывать избы-читальни, снабжать школы дровами, проводить митинги, читать неграмотным газеты…

И участвовать в боях, вести в бой людей, и гнать, гнать противника все дальше, до самого Черного моря.

Не прошло и полутора месяцев после прибытия Землячки в Тринадцатую армию, как она рапортовала о переломе в работе политотдела.

"Я приступила к исполнению обязанностей 8 октября. Крайне хаотическое состояние, в котором я застала политотдел, я объясняю исключительно недостатком коммунистов и совершенно неправильным распределением их…

Делом этим ведал заведующий учетно-распределительным отделением, молодой товарищ, совершенно в людях не разбиравшийся и никакого учета не сумевший поставить. Коммунисты были использованы до крайности плохо.

В Орле я случайно набрела на знакомых коммунистов, мобилизованных при мне в Ярославской губ., в количестве 60 человек (почти все ответственные работники), они были откомандированы поармом в распоряжение Орловского губкомпартии. Откомандировал их в момент панического отступления помзавучстотделом, не зная, куда их девать. Случайно узнав о моем приезде, они пришли ко мне…