Помни обо мне, стр. 3
ПОИСКИ
Юра не помнил номера дома, не знал номера квартиры, но самый дом знал хорошо. Старый двухэтажный дом. Первый этаж. Соседи Сухаревых по квартире — какая-то санитарка да инженер с женой, которые приходят только ночевать.
Пошел под вечер. Позвонил. Дверь открыла простоволосая тетка с желтым одутловатым лицом. Юра сразу подумал: вряд ли у них найдутся точки соприкосновения.
— Мне… маму Тани Сухаревой.
— Стучите налево.
Оказывается, соседка.
Налево так налево. Постучал.
— Заходите.
Вот где обитала Таня! Скромно обставленная комната. За шитьем у окна женщина. Вот какая у нее мать! Нестарая. Даже красивая. Две косы вокруг головы. Темно-русые, без малейшей седины. Большелобая. Холодные голубые глаза. На щеках легкий румянец. Бледные губы… Не похожа на Таню. И чем-то похожа… Белая блузка, темная юбка, тупоносые туфли на низком каблуке… Ничего не осталось от деревенской девушки, какой она когда-то появилась в Москве.
Вопросительный неласковый взгляд.
— Здравствуйте. Я… товарищ Тани. Мы учимся в одном классе. Мы хотим знать… В смысле — ее товарищи. Она так неожиданно уехала. Мы хотим узнать ее адрес.
А Танина мать молчит. Откладывает шитье в сторону. Встает. Сцепила спереди руки. Мало сказать, что взгляд ее недружелюбен. Она не произнесла еще ни слова, но Юра понимает, что она знает кто он, знает все.
— Это вы тогда привезли Таню на такси? Напоили пьяной и привезли?
— Я не напаивал…
— Так вот, молодой человек, Таня уехала, и незачем вам больше сюда ходить.
Все-таки Юра пытается что-то сказать:
— Тане необходимо… закончить… школу. Понимаете? Комсомольская организация поручила мне…
А мать свое:
— Хватит! Каждый день…
— Что каждый день?
— Начала пропадать. И утром. И вечером…
— Да не бывала она у меня!
— Врете! Лопнуло мое терпение. Я так ей и сказала: пойду в школу и все расскажу!
— Что?
— Про ваши отношения!
— И после этого… Таня уехала? Значит, это ваша вина?
И тут же понял, что ответа он не дождется. Вот-вот она заплачет, закричит, и Юра услышит такое, после чего никогда уже не сможет заговорить с этой женщиной…
Он не помнит, как очутился за дверью.
Тетка с желтым лицом дежурила в коридоре. Она участливо посмотрела на Юру.
— Прогнала?
Тот кивнул.
— Не обижайся, — утешила она его. — Марья Ивановна не в себе…
Зашаркала к двери напротив, потянула юношу за рукав.
— Тебя как зовут?
— Юрий…
— Зайди, милок…
В комнате теснее тесного, мебели немного — кровать, стол да рыночный буфет, но вся комната загромождена разным хламом, всякими ящиками, картонками, футлярами из-под загадочных допотопных вещей.
— Заходи, заходи, голубь. Юрой, говоришь, звать… Так, так. А меня Прасковьей Семеновной. Садись.
На стуле тоже какие-то коробки из-под конфет. Юра присел на краешек.
— Серчает? — спросила Прасковья Семеновна, подразумевая Марию Ивановну. — Точила, точила дочь, вот и дождалась. Танюшка матери пуще огня боялась. Слова ни с кем не скажи. Она и не говорила с матерью. Со мной, с соседкой, говорила больше…
— А не говорила, куда собирается? — с замиранием сердца спросил Юра.
— Как не говорила! — невозмутимо ответила его собеседница. — Всеми переживаньями делилась, даже письмо оставила.
— А мне нельзя посмотреть?
— Да оно тебе и написано…
— Мне? Вы же не знаете меня…
— Танюшка разъяснила. Говорит, обязательно придет. Юрой зовут. Начнет допытываться, ты и отдай…
— Так давайте…
— Сейчас, сейчас, голубь…
Из-под старинной ореховой шкатулки вытянула письмо.
Юра нетерпеливо надорвал конверт.
«Юра, я думаю, ты будешь меня искать. Только все бесполезно. Ни ты, ни мама не хотите меня понять. Я решила уехать. Не ищи меня, это тайна. Мы больше не встретимся, но ты помни обо мне. Мне будет легче при мысли, что ты хранишь меня в своей памяти. Прощай…»
И неровное, недописанное Т…
У Юры защемило сердце.
Старуха участливо смотрела на гостя.
— Оставила адресок?
Юра отрицательно покачал головой.
— Сильно, видать, обидел. Разуверилась в тебе…
— Да не обижал я…
Слабая улыбка тронула старушечьи губы.
— Ты от меня не таись, я Танюшке заместо второй матери…
Сама Прасковья Семеновна не собиралась таиться перед Юрой.
— Как же это ты, соколик, променял Танюшку на какую-то вертихвостку? — попрекнула старуха юношу. — Мне все известно: и как под Новый год гулять собирались, и как расстроилось все, и как подался ты с какой-то генеральской дочкой на всю ночь на дачу… У девки сразу руки опустились. Я ей говорю: никто, кроме бога, не поможет, помолись, он к тебе и вернется. Повела ее к отцу Николаю, это духовник мой. Пошла. Только не нашел он ключа к ее сердцу…
Юра отлично понимал: то, что имело значение для Прасковьи Семеновны, не имело значения для Тани — комсомолке искать утешение у бога!
— В сильном была расстройстве, — продолжала старуха. — Поехала я на пасху на могилку к мужу. И Танюшка со мной. От скуки, от печали поехала. Познакомилась там с одной женщиной. Не знаю уж, чем та ее приманила, только зачастила к ней Таня. Она и сманила…
Юра — весь внимание:
— Что за женщина?
— Да на кладбище, на кладбище, говорю, познакомились. Зинаидой Васильевной звать, других-то подробностей я не знаю…
— А почему, думаете, она сманила?
— А как же! Перед самым отъездом Танюшка с Зинаидой Васильевной домой зашла. И вышли вместе. Забежала ко мне попрощаться, отдает письмо, говорит: «Обязательно придет, Юрой звать, будет мной интересоваться». — «Куда ж ты?» — «В Бескудниково, говорит, пока в Бескудниково». Врать она никогда не умела…
Сама Таня ни разу не упоминала перед Юрой ни о какой Зинаиде Васильевне. Вновь и вновь расспрашивал Юра старуху, но та выложила все, что знала. Ясно одно: Таню куда-то заманили, прельстили чем-то… «Не ищи меня, мы больше не встретимся!»
Юра обещал окончить школу не потому, что решил отложить поиски Тани, а потому, что ему пришла мысль обнаружить ее местонахождение более верным способом. Не обязательно самому ехать по совхозам Целинного края. Пришлось бы года два странствовать!
Он поговорил с Клавой Полухиной, и они вместе пошли к директору школы.
— Алевтина Евгеньевна! — торжественно заявила Клава. — Нас тревожит судьба Тани Сухаревой. Тем более что она даже не снялась с учета. Мать говорит, уехала на целину, но адреса, говорит, не оставила. Мы хотим узнать, где она.
— И как же вы хотите поступить?
Тут выступил Юра:
— Достанем адреса всех целинных совхозов и разошлем запрос, не прибыла ли к ним комсомолка Таня Сухарева.
— А кто будет писать?
— Я!
— Ну, не только ты, — вмешалась Клава, — девочки тоже помогут.
Алевтина Евгеньевна согласилась. Она даже предложила, чтобы запросы рассылались от имени школы.
Чтобы все было совсем официально.
Адреса совхозов достали без труда, и не прошло недели, как письма полетели во все концы Целинного края.
Ответы пришли ко дню окончания школы. Как Юра и предполагал, ни в одном из совхозов Таня не появлялась.
Юра снова пошел к Таниной маме. Опять дверь открыла соседка, опять услышал настороженное «войдите»… На этот раз Мария Ивановна стояла у комода, не то перебирала белье, не то что-то рассматривала. Узнала Юру сразу, побледнела.
— Что еще?
Но Юре важно найти хоть какой-то след…
— Ведь это вы… по вашей вине пропала Таня. Хотели выставить на всеобщее посмешище, испугались…
— Никуда она не пропала! — зло, резко говорит Мария Ивановна. — Вот что, молодой человек. Или вы слишком перед ней виноваты, или, извините, просто дурак. Уехала! Понятно? Если из-за вас, значит, вы ее так обидели, что видеть вас не может, а если не из-за вас, значит, вы ей неинтересны. Если бы даже знала, все равно не дала бы адрес…