История одной судьбы, стр. 9

Анна взяла подшивку, нашла объявление «С прискорбием извещаем…». Значит, все. Отходился агроном Петухов по земле. Подорвался на мине. Нет Петухова. «С прискорбием…» Не так уж много времени прошло с того вечера, когда он говорил с Анной. Анне вспомнилась его жена. Как-то она сейчас? Небось выйдет замуж…

У нее появилось странное чувство, точно она в долгу перед Петуховым. Ушел, а она не успела что-то сказать, что-то спросить. Ведь он от нее чего-то ждал. А она не успела…

Ощущение неосознанной тревоги все чаще наполняло ее душу.

Однажды она набралась смелости, спросила Богаткина:

— Вы довольные своей работой?

— В общем да, — сказал он.

— А чего вы хотите достичь? — спросила она.

Богаткин не понял:

— То есть как чего достичь?

— Ну к чему вы стремитесь?

— Как вам сказать? Чтобы все было хорошо в районе.

— Ну, а себе, себе? — домогалась Анна. — Себе вы чего хотите?

— А у меня все есть. Семья, работа. Лично я всем удовлетворен.

— Ну и плохо, — категорично сказала Анна.

— Что плохо?

— Все. Плохо, когда человек доволен жизнью.

— Это уж глупости, — даже рассердился кроткий Богаткин. — Человек должен быть скромен. Надо ограничивать себя, иначе из тебя выйдет хапуга.

Анна вся напряглась. Она не могла выразить Богаткину свое несогласие, но и не могла с ним согласиться.

— Человек должен быть безграничен, — сказала она…

Так они и не поняли друг друга.

IX

Девушки из отдела любили собираться компанией, «устраивать вечеринки». Главной заводилой таких вечеринок была Зина, у нее обычно и собирались. Купят сыра, колбасы, консервов, печенья — вклад женской половины общества, напитки приходились на долю мужчин, — разложат по тарелкам, поставят в углу на тумбочку патефон, чтоб не сбить во время танцев, — и милости просим…

Зина была главной заводилой, но ей не приходилось тащить других за руку — кому не хочется весело провести вечер? Только Анну пришлось уговаривать.

— Да что вы, девочки, что мне там делать? Только настроение другим портить…

— Анна Андреевна! Анечка! Посидим, потанцуем. Есть одна пластиночка…

— Какой из меня танцор? Я уже старуха…

— Старуха? В двадцать пять лет! А нам по скольку?…

Девушки уговорили Анну. Она бы еще подумала, но Бахрушин тоже просил ее прийти.

— Не отказывайтесь, Анна Андреевна, проведем время…

С некоторого времени Анне казалось, что Бахрушин обратил на нее внимание. Он догнал ее как-то, когда она вышла пройтись за городом, наломал черемухи, пригласил в кино. Потом они не раз бывали в кино вместе. Бахрушин не заходил за нею домой — в Суроже легко могли возникнуть пересуды, — они встречались у входа в кинотеатр. Бахрушин был немногословен, сдержан, может, и хотел что сказать, но не говорил, больше молчал, это и нравилось в нем Анне. Невозможно же сидеть все вечера дома, все одной да одной.

— Сегодня обязательно, обязательно, Анечка, — сказала в обед Зина.

Рая по секрету шепнула, что сегодня у Зинки именины.

Возвращаясь с работы, Анна зашла в универмаг, купила крепдешиновую голубую косынку с синей каймой и непонятными розовыми цветами, а заодно носки Женечке — детские носочки не часто бывали в сурожских магазинах.

Под вечер августовское солнце заливало палисадник апельсиновым светом, багряные георгины казались черными, патефон за окном пел песню о пилотах, которые обращают внимание на девушек только тогда, когда им, скажем прямо, нечего делать…

Компания была в сборе. Анна отдала косынку. Сели за стол.

Бахрушин рядом с Анной. Преднамеренно никто не рассаживался, но Бахрушин в последнее время всегда оказывался рядом с Анной. Впрочем, это было естественно. Анна по должности, а Бахрушин по возрасту были старше всех, им полагалось быть вместе.

— За именинницу.

— Тебя разве крестили?

— Ни в жисть!

— Так какие ж это именины?

— Двадцать два!

— Так это день рождения!

Преподаватель физкультуры из школы пытался пригласить Анну танцевать, но Бахрушин не пустил ее.

— Анна Андреевна со мной пойдет танцевать…

Не пустил Анну и сам не пошел. Анна все же не удержалась, пошла-таки с механиком из МТС, с Колей Губановым. Вел он ее несмело, точно боялся наступить на ноги, и все-таки двигаться под музыку было приятно. Не думать, просто двигаться…

Она вернулась на свое место. Бахрушин сидел насупленный. Налил ей и себе по рюмке водки.

— Давайте, Анна Андреевна?

— Я не пью.

— А из уважения ко мне?

Анна выпила, чтоб не обижался Бахрушин, и опять пошла танцевать с Губановым.

Бахрушин совсем помрачнел. Ей не захотелось к нему возвращаться.

— Я пойду, — внезапно сказала она.

Ей вправду захотелось уйти. Единственный здесь серьезный человек на нее сердится, а сидеть с ним и молчать тоже как-то не того…

— Погодите, рано еще, — заверещали наперебой Зина и Рая.

Анна решительно пошла к двери.

— Хозяйка уже спит, дочка одна, поздно.

— Рано! — крикнула Зина.

— Нет, нет, поздно, — возразила Анна уже на пороге. — Где уж мне гулять…

От водки кружилась голова, во всем теле чувствовалась слабость, хотелось спать — не столько даже спать, сколько лечь, и еще больше хотелось выйти на улицу, вдохнуть воздуха, которого так недоставало в тесной прокуренной комнате.

Она шагнула за порог и плотно притворила за собой дверь.

Улица спала. Редкие окна светились, да и те были задернуты занавесками, тусклый свет слабо пробивался наружу. Дома казались выше, чернее, а звезды в небе гораздо ближе, и даже собачье тявканье вдалеке придавало ночи не меньшую поэтичность, чем щелканье соловья.

Не успела Анна постоять с минуту одна, как дверь снова распахнулась. Она даже не поглядела, знала, что это Бахрушин.

— Анна Андреевна, — позвал он.

Он не сразу нашел ее в темноте.

— А вы куда? — спросила Анна.

— Надоело, — объяснил он. — Вот вас провожу.

Анна почему-то была уверена, что Бахрушин выйдет вместе с ней, может быть, поэтому она и заторопилась, она даже была удивлена, когда очутилась на улице одна, настолько сильна была в ней уверенность, что она нравится Бахрушину. Он ничего ей не говорил, но и на работе и сейчас вот, на вечеринке, смотрел на нее больше, чем надо. Собственно говоря, на вечеринке он только на нее и смотрел.

Он был общительным человеком, мог и пошутить, и посмеяться. Выпив, легко становился душой общества. А теперь эта душа раскрывалась только для нее… Он точно присох к ней.

— Пойдемте, — просто сказала Анна. — Ночь-то уж больно…

Она не договорила — больно темна, или хороша, или еще что, — она и сама не знала, какая эта ночь.

Они двинулись было по дощатому тротуару и тут же сошли на тянувшуюся обок тропу, плотно утрамбованную пешеходами. Никто их не обгонял, не попадался навстречу.

— Утомились, Анна Андреевна? — заботливо осведомился вдруг Бахрушин, но она не ответила, и они опять пошли молча.

— Я очень плохо знаю астрономию, — вдруг сказала Анна. — Знаю, конечно, какие-то звезды. Вега, Альдебаран, Большая Медведица. Но что к чему — совершенно не знаю.

На этот раз не ответил Бахрушин.

Они прошли еще какое-то время молча.

— Да, мы много чего не знаем, — согласился Бахрушин и неожиданно спросил: — Почему бы вам не сменить квартиру, ведь у вас небось тесно?

Он был прав, комната у Анны плохая, тесная, все время она на виду у соседей, но ей как-то в голову не приходило, что квартиру можно сменить.

— Да я уж привыкла, — виновато сказала Анна.

Бахрушин вдруг взял ее за руку и тотчас отпустил, и это понравилось Анне.

«Не разбалованный, не умеет ухаживать», — подумала она.

— Пойдем к реке, — предложила она. — Настроение какое-то такое…

— Поздно, — неуверенно возразил Бахрушин.

Толю не пришлось бы уговаривать, подумала она, он бы сам отвел ее к реке, и ей понравилось, что Бахрушин не похож на Толю, если ей кто и нужен, то уж никак не такой отчаянный и нетерпеливый, как Толя…