История одной судьбы, стр. 5
V
На вокзале уже был порядок, всюду подметено, прибрано, только креозотом пахло еще резче, чем в прошлом году.
Анна трижды прошла платформу из конца в конец, асфальт проминался у нее под ногами, душно было и в тени. Нетерпение все сильнее овладевало ею, и, когда вдали появился попыхивающий паровоз, она с трудом удержалась, чтобы не побежать навстречу.
Четвертый вагон…
Вот и тетка с чемоданами в обеих руках, позади какая-то женщина с Женечкой.
Ох, до чего ж она худа да бледна! Совсем заморыш. В зеленом плюшевом пальтишке. Такого у нее не было. Мала не по возрасту. Не в отца и не в мать. Спать хочет или в девочку вселилось такое равнодушие, что его уж ничем не истребить?
Тетка сразу увидела Анну.
— Ну, здравствуй, здравствуй. Доехали. Бери чемодан, одной трудно. Носильщика не надо, справимся.
Анна схватила Женечку, прижала к себе.
— Дочуня, узнаешь?
Женечка молчала, но как будто узнала мать, тоже прижалась к ней испуганно и доверчиво.
Тетка засмеялась.
— Своя кровь!
Сама тетка раздобрела, помолодела, на ней габардиновое пальто и цветастая шелковая косынка, узлом стянутая на затылке.
Теткина попутчица приветливо посмотрела на Анну и застенчиво произнесла:
— Вот и свиделись…
— Бывайте здоровеньки, — вдруг сказала ей тетка. — Ходите. Теперь мы сами уже…
Тетка ничего не сказала обидного, но точно отбросила женщину от себя, та постояла с минуту и пошла прочь.
— Что — знакомая? — спросила Анна.
— Какое там, — безразлично отозвалась тетка. — Смотрели друг дружке за вещами… — Попутчица ее уже не интересовала. — Ну куда, Нюра? Показывай. Как ты тут, обжилась?
Одной рукой Анна прижала к себе Женечку, другой взяла у тетки чемодан — чемодан был тяжел, точно набит камнями, — и пошла к выходу.
За оградой ждала машина — грузовик из Сурожской МТС. Шофер должен был получить в Пронске железо, но директор МТС сказал, что железо можно и не получать, возьмут в следующий раз.
Анна из уважения посадила тетку рядом с шофером, отдала ей Женечку, хоть и не хотелось отдавать, а сама с чемоданами забралась в кузов.
— Анна Андреевна, я захвачу человек двух? — небрежно обратился к ней шофер.
Анна понимала, вопрос задается только ради проформы.
Он ушел искать пассажиров.
Вскоре в кузов набилось столько людей, что Анне пришлось потесниться.
— За железом не поедем, — решительно заявил шофер. — Ребенка мотать нечего…
Шофер был в хорошем настроении — не зря сгонял в Пронск машину — и всю дорогу назад гнал грузовик с ветерком.
Платных пассажиров высадил при въезде в Сурож, довез Анну до квартиры и помог даже внести в дом чемоданы.
Тетка вошла в комнатушку Анны и поморщилась.
— Тесно…
Комнатушка и впрямь была тесна, тесна и бедна; и узкая железная кровать, и колченогий стол с подоткнутой под одну из ножек дощечкой, и жалкий комодик с флаконами из-под одеколона — все подчеркивало скудость средств и неустроенность обитательницы комнаты.
Анна обвела комнату взглядом, как будто увидела ее заново.
— Не все сразу, — сказала она. — Будут и хоромы, бог даст.
Тетка сразу почувствовала себя хозяйкой. Сняла пальто, повесила на гвоздь, полезла в комод, сама нашла простыню, занавесила пальто, достала из чемодана сало, лук, домашнюю колбасу.
— Угощай, Нюра, гостей, — весело сказала она. — Русские люди на пустой желудок не калякают.
Анна накрыла на стол, принесла самовар, пригласила к столу хозяйку.
— Тетя Клава, тетя Дуся, — познакомила она тетку с хозяйкой.
Тетка толстыми ломтями кромсала сало.
— Кубанское сальцо, угощайтесь!
В Суроже жили небогато, люди еще еле-еле оправлялись после войны, сало, да еще вдосталь, было в диковину.
Евдокия Тихоновна, натерпевшаяся и голода и холода за войну, выбрала ломтик потоньше, осторожно положила на хлеб.
— Благодарствуйте, приберегу сыну.
— Да мы и сыну отвалим, — великодушно ответила тетка. — Вот привезла внучку…
Она опять критически оглядела комнату.
— Где же ты ее поместишь? — спросила тетка. — Тесно.
— В тесноте, да не в обиде, — недовольно возразила Евдокия Тихоновна. — Нам в Суроже не до жиру.
— Не скажите, — возразила тетка, наевшись сала. — Ребенок требовает ухода.
Женечка сидела рядом с матерью и лениво жевала сало.
— А теперь по чашечке, — сказала тетка.
Она опять слазила в чемодан, достала кулек с урюком, щедрым жестом высыпала угощенье на стол.
— Угощайтесь, угощайтесь, с чаем очень пользительно. — Наложила сушеных плодов в стакан, подала стакан Анне. — Плесни-ка кипяточку. Распарятся, самый смак будет. — Подвинула стакан Женечке. — Угощайся, внучка.
Напившись чаю, тетка принялась выкладывать из чемодана подарки.
— Я вхожу в положение. Вот сальце. Поболе килограмма. Чернослив. Не уступит сочинскому. Килограмма два. Урюк…
Она выкладывала кулек за кульком, горделиво поглядывая на хозяйку квартиры — мол, вот я какая!
— Прибери, — приказала она племяннице. — Тебе с твоей простотой без поддержки не обойтись, я ж понимаю.
Выложив подарки, тетка снова села к столу. Распаренная, сытая, уверенная в себе, она ласково смотрела на собеседниц.
— А как тут у вас с сухофруктами? — вдруг спросила она, не обращаясь ни к кому порознь. — Как тут у вас с сухофруктами, спрашиваю?
— С какими сухофруктами?
Анна удивилась, а Евдокия Тихоновна вовсе не поняла вопроса.
— Ну, компот, компот, — нетерпеливо пояснила тетка. — Есть на базаре сухофрукты? В ваших местах сухофрукты должны быть в цене!
Носком туфли она притронулась к чемодану.
— Полтора чемодана привезла, расходы оправдать.
Евдокия Тихоновна задумчиво посмотрела на гостью.
— Нет у нас сухофруктов, — скучным голосом сказала она. — Детский продукт…
— А ты, Нюра, не примечала? — обратилась тетка к племяннице.
Анна отрицательно покачала головой.
— Не хожу я на базар.
Тетка решительно встала, оделась.
— Пойду сама погляжу.
Анна убирала со стола. Почему-то стало неудобно перед хозяйкой. Анна насыпала на тарелку урюк, положила сала.
— Возьмите, тетя Дуся.
Хозяйка кивнула на выходную дверь, испытующе взглянула на квартирантку.
— Не заругается?
— Берите, берите.
Тетка вернулась под вечер, довольная и веселая.
— Все лавки обошла, хоть шаром покати, — похвасталась она. — Не поступает сухофрукта в продажу, по детским домам да по больницам расходится. Соскучился народ по фрукте, выноси на базар — с руками оторвут. Не знаю только, почем продавать. Урюк, конечно, подешевле, а вот курагу…
Она вслух прикидывала, по какой цене продавать свою сухофрукту, подсчитывала прибыль, говорила о черносливе с такой теплотой, будто чернослив этот был предметом ее самой пылкой любви.
— Я тебе, Нюра, посылки буду сюда посылать с фруктою. Я тебе найду здесь людей, самой, конечно, как агроному, неудобно на базаре стоять, а вечером посчитаешься честь честью, себе процент возьмешь и мне переведешь. А то, еще лучше, что из промтоваров пришлешь, я тебе напишу что…
Легли спать, а она все говорила и говорила, и даже тогда, когда ее речь сменилась монотонным посвистыванием, Анна долго не могла заснуть.
Тетка проснулась спозаранок, но Анна была уже на ногах.
— Чуть не проспала… — Тетка зевнула, потянулась. — Пойду…
— Нет, Клава, — жестко сказала Анна. — Никуда вы не пойдете.
— Как не пойду? — удивилась тетка, садясь на кровати. — Меня люди ждут!
— Не пойдете, — повторила Анна. — Незачем.
— Ты мне не указчица! — вспылила тетка. — Сама знаю, что делать.
— Нет, Клава, — сказала Анна. — Я здесь агроном, мне людей совестно, думаете — не станет известно, кем вы мне приходитесь?
— А ты уж и засовестилась? — язвительно спросила тетка.
Анна посмотрела на тетку.
— А что ж вы думаете?