Лес Рук и Зубов, стр. 41

Цвета Нечестивых.

Я беру его ладонь и стискиваю. Он пытается улыбнуться в ответ.

Потом я уговариваю Аргуса забраться в бочку, а Трэвис делает из остатков веревки большую петлю и привязывает ее к канату. Теперь мы можем перебраться с нашего балкона на платформу. Аргус скулит, царапает стенки, и мне стоит огромных усилий не дать ему выпрыгнуть.

— Сядешь с ним, — говорит Трэвис.

— А ты?

— Прошу тебя, Мэри, не спорь. Ради меня.

Сквозь слой муки на его лице проступают бусинки пота. Он очень напуган, все его мышцы напряжены до предела. Я киваю, забираюсь в бочку и прижимаю Аргуса к груди.

— Осторожно! — кричит Трэвис, и едва я успеваю втянуть голову, как раздается громкий глухой стук.

Я выглядываю наружу: ровно в том месте, где только что была моя голова, из бочки торчит стрела. Аргус громко лает, словно бы оскорбленный ужасным выстрелом Гарри. К стреле привязан конец пестрой веревки, и Трэвис вкладывает ее мне в ладонь:

— Держись крепче!

Я не успеваю ни возразить, ни даже поцеловать его на прощание: он сталкивает бочку с края балкона, и мы повисаем в воздухе. Аргус брыкается и скулит как бешеный, и я едва не выпускаю из рук пеструю веревку, когда Гарри дергает ее и начинает тащить бочку к платформе.

Наконец мы добираемся до противоположной стороны; Гарри вытаскивает меня из бочки, а Аргус принимается скакать вокруг, поднимая в воздух облачка белой муки. Я все еще безудержно кашляю, когда слышу крик Кэсс: она с тревогой смотрит на наш дом.

Я оборачиваюсь. Трэвис неуклюже повис на канате и пытается зацепиться за него больной ногой. В итоге обе ноги соскальзывают, и он повисает на одних руках.

Потом его пальцы разжимаются, и он падает обратно на балкон.

— Надо переправить ему бочку! — кричу я.

— Времени нет, — отвечает Джед.

Даже отсюда, с платформы, я слышу упорные стоны Нечестивых в стенах дома, который до сих пор служил нам убежищем. Трэвис бросает взгляд через плечо; краска тотчас сходит с его лица, а все тело содрогается.

Он снова хватается за канат, и у меня в горле встает твердый ком.

Гарри берет меня за плечи, словно хочет утешить или защитить, но я стряхиваю его руки — они только отвлекают и не дают мне полностью сосредоточиться на Трэвисе. Как будто я могу переправить его на эту сторону одной лишь силой воли.

Трэвис повисает на руках, судорожно болтая ногами в воздухе. В дверях за его спиной появляются первые Нечестивые. Трэвис прикусывает губу, и я тоже невольно задерживаю дыхание, словно оно у нас одно на двоих.

Молодая женщина с ярко-рыжими волосами тянет руки к Трэвису, который болтается на канате, точно наживка. В попытке добраться до него она делает шаг с балкона, падает и повисает у него на ногах. Одна рука Трэвиса не выдерживает и срывается с каната.

Нечестивая лезет вверх, ее лицо все ближе и ближе к ноге Трэвиса. Переломанные ногти впиваются ему в голень, и на коже выступают капли крови. Зубы покойницы уже совсем близко, пальцы Трэвиса начинают соскальзывать с веревки…

Я срываюсь с места и подбегаю к канату. Мне хочется кричать, но ком, застрявший в горле, душит меня и не дает выдавить ни звука. По рукам Нечестивой стекает кровь, они становятся скользкими, и ей приходится удвоить усилия…

Тут еще один Нечестивый бросается на Трэвиса и падает с балкона, увлекая за собой рыжую женщину. Почувствовав свободу, Трэвис раскачивается на канате и обхватывает его обеими ногами, немного запрокинув голову. Я знаю, что он видит внизу: на расстоянии вытянутой руки от него беснуется толпа Нечестивых.

«Давай же!» — хочется закричать мне, но я молчу. Джед и Гарри шепотом твердят это же слово.

Осторожно переставляя руки, Трэвис начинает двигаться в нашу сторону. Стоны внизу переходят в неистовый рев, когда веревка под его тяжестью провисает, приближая его к толпе мертвецов.

Только тут до меня доходит, что бочка со мной и Аргусом весила слишком много: видимо, мы растянули ткань или ослабили узлы.

Мир в эту секунду залит ослепительным светом умирающего дня, солнце бьет в глаза, но я неотрывно слежу за Трэвисом.

Веревка провисает еще больше, натягивается под его весом, и вдруг до меня доносится новый звук: лопаются волокна старого каната.

Я бросаюсь вперед, но Гарри меня не пускает.

— Мы ничем не можем ему помочь, — говорит он.

Я стряхиваю его руки, подбегаю к краю платформы, ложусь на живот и как можно дальше подаюсь вперед.

— Трэвис! — кричу я. — Трэвис, быстрей!

Он трясет головой и замирает на месте. С чердака на балкон выходит еще один Нечестивый и прыгает за Трэвисом. Падая, он задевает канат, тот начинает раскачиваться и провисает еще сильнее, почти до предела. Покойники внизу беснуются и тянут руки вверх, их пальцы все ближе и ближе к Трэвису…

— Трэвис, послушай меня.

Он снова трясет головой. Слезы душат меня, сдавливают горло.

— Канат рвется, — говорит Джед тихо, чтобы Трэвис не услышал. — Ему не выбраться.

— Мэри, лучше отвернись, — шепчет Гарри, становясь надо мной.

— Нет, я его не брошу!

Я встаю и хватаюсь за канат, словно мне под силу поднять Трэвиса над ордой Нечестивых.

Канат дрожит в моих руках, каждая нить вибрирует от движений Трэвиса. Мне хочется закрыть глаза и прыгнуть вниз, оказаться рядом с Трэвисом и самой втащить его наверх.

Но я знаю, что это бесполезно. Канат не выдержит нашего веса, лопнет, и тогда погибнем мы оба.

Я смотрю на него, дрожа как блесна под водой.

— Трэвис! — Мой голос похож на рык и не терпит возражений. — Трэвис, слушай меня. Забудь о Нечестивых, забудь о канате. Выбрось из головы все. Закрой глаза и слушай мой голос!

Он не повинуется, и тогда я щелкаю по канату пальцами.

— Давай! — ору я громко, как никогда.

Его глаза тут же закрываются.

— Так, теперь переставь одну руку вперед и крепко схвати канат.

Его рука начинает медленно двигаться, сперва почти незаметно, но потом все увереннее.

— Молодец, так держать, — подбадриваю я Трэвиса, когда он переставляет вперед другую руку.

Канат начинает раскачиваться от его движений, и я чувствую, как лопаются все новые нити.

— Быстрее, Трэвис. Чуть-чуть быстрее.

Его прошибает пот, но он кивает и начинает подниматься к краю платформы.

Когда на Нечестивых внизу падают первые капли крови, их стоны превращаются в сокрушительный вал, однако Трэвиса это не останавливает.

Гарри и Джед напряженно следят за ним, тихо бормоча что-то себе под нос и боясь любым лишним шумом отвлечь Трэвиса от самого главного.

— Помогите ему! — кричу я.

Они подлетают к краю и помогают Трэвису забраться на платформу.

Наконец он в безопасности. От избытка чувств и облегчения я теряю сознание.

XXIX

Прихожу в себя уже в темноте. Я одна, лежу в кровати под ворохом одеял, их так много, что не продохнуть. Я начинаю выбираться из-под них и вдруг чувствую, как чьи-то пальцы нежно гладят меня по щеке. Я зажмуриваюсь от удовольствия.

— Ты смог, — шепчу я, поднимая руку и накрывая ладонь Трэвиса, и с облегчением падаю обратно на подушки.

Но потом я вспоминаю:

— Твоя нога! — И судорожно пытаюсь вскочить.

Ласково, но твердо Трэвис укладывает меня обратно в теплое гнездо из одеял. Я не даюсь и снова встаю.

— Все хорошо, — заверяет меня он. — Несколько пустяковых царапин. — Тихий смешок. — У той покойницы были длиннющие когти. И острые.

Даже в тусклом свете я вижу, как он весь содрогается от воспоминаний. Лицо его чуть осунулось, глаза плотно зажмурены от внезапно нахлынувшего страха.

— Но ты смог, — повторяю я.

— Да.

Минуту мы молчим. Прислушиваемся к пробуждению мира. К стонам Нечестивых под нами.

— Сколько мы тут пробудем? — спрашиваю я.

Трэвис пожимает плечами. Его руки безвольно лежат на коленях.

— Они хотят соорудить такую же систему из каната и бочки, чтобы добраться до ворот и выйти на тропу. Сбежать из деревни. — Он умолкает, приподнимается и выглядывает на улицу. — Но для этого кто-то должен быть на другой стороне. — Трэвис поворачивается ко мне: — Один из нас должен добраться до Леса, чтобы привязать канат.