Букет алых роз, стр. 12

— Слышите? — спросил Евдокимов. — Или вы воображали, что она за героя вас приняла?

— Вот дурень! — сказала Шура.

— А вы понимаете, что произошло? — обратился Евдокимов к Шуре.

— Это из-за того, что он не стал служить тем? — спросила она.

Она пальцем указала на стену, подразумевая что-то, что осталось где-то там, далеко…

— Да, именно из-за того, — подтвердил Евдокимов. — Из-за того, что в вашем Анохине еще сохранилась совесть и он не смог стать иудой.

— Товарищ Евдокимов! — воскликнул Анохин. — Я и не хотел им стать!

— Хотели, — неумолимо сказал Евдокимов. — Но не смогли.

— Нет, он уже стал другим, — мягко сказала Шура. — Он еще боится тех, но он уже наш.

— Вот вы и воспитывайте его, — сказал Евдокимов. — Вам он больше всего должен быть обязан.

Машенька начала попискивать, вертеться; Шура каким-то очень свободным и легким движением подняла кофточку, придвинула Машеньку к своей груди, чтобы девочка не мешала разговору, и Машенька тут же к ней прильнула; Шура обнажила грудь так просто, точно в комнате не было постороннего мужчины, с таким целомудрием, что понравилась Евдокимову еще больше. Перед ним находилась действительно простая и хорошая женщина.

— Что же теперь делать? — спросил Анохин. — Вы не знаете Жадова!

— Знаю, — ответил Евдокимов. — Достаточно того, что он сделал сегодня, чтобы узнать вашего Жадова.

— Он не уедет, не выполнив задания, — сказал Анохин.

— А мы не позволим, — возразил Евдокимов. — Не думайте, это не так просто — ходить по советской земле и совершать убийства.

— Его самого убьют, если он не выполнит задания! — настаивал Анохин.

— Но ты же слышал товарища Евдокимова? — вмешалась Шура.

— А мы и его не дадим убить, — сказал Евдокимов.

— Что же делать, что же делать? — неуверенно спросил Анохин.

— А вот это другой разговор, — одобрительно улыбнулся Евдокимов. — Думаю, что об этом и хотела поговорить ваша жена.

— Конечно, — кивнула Шура. — Научите нас.

— Да в общем ничего, — сказал Евдокимов. — Мы сами последим, чтобы случаи вроде сегодняшнего не повторялись. А вам надо быть поосторожнее. Будьте побольше на людях, избегайте пустынных мест, темных переулков, занавешивайте вечером окно.

— Но ведь он будет нас выслеживать!.. — сказал Анохин с отчаянием.

— А мы его, — произнес Евдокимов.

— А если он опередит? — спросил Анохин.

— Не думаю, — ответил Евдокимов.

— А может, лучше уехать? — спросил Анохин.

— Куда?

— Не знаю. Куда-нибудь…

— Но ведь вы сами говорите, что они вас найдут всюду? — сказал Евдокимов.

— Значит, не ехать? — спросил Анохин.

— Не советую, — сказал Евдокимов.

— Да ты не сомневайся, — вмешалась Шура. — Разве у нас дадут погибнуть?!

— Вы слушайте жену, — сказал Евдокимов. — А вы, в случае чего, звоните мне, — ласково кивнул он Шуре. — И я тоже буду к вам наведываться.

10. Наташа

Слух о том, что сделала Наташа Сомова, дошел до ее школы в тот же день, и одноклассники решили немедленно навестить ее в больнице; они позвонили на станцию “Скорой помощи”, узнали, в какую больницу отвезена Сомова, и всей гурьбой пошли по указанному адресу.

В больнице Наташи не оказалось.

После того как ей обработали рану и наложили швы, Наташа решительно заявила, что оставаться в больнице не хочет. Ей советовали остаться на два—три дня, но она взмолилась и настаивала, что дома ей будет лучше, что рана легкая, что она будет осторожна. И ее в конце концов отпустили.

Наташа вышла из больницы, тихонечко, как и обещала врачу, дошла до угла и, хотя у нее с собой не было денег, села в такси и поехала домой.

Приехав, она позвонила левой рукой и сделала вид, что не замечает удивления матери, открывшей ей дверь.

— Тебя отпустили? — удивилась Нина Ивановна.

— Ничего серьезного, — залпом выпалила Наташа. — Ты меня извини, мама, но я приехала на такси, пешком не решилась идти, а денег у меня не было, заплати, пожалуйста.

— Ох боже мой, какая ты у меня еще глупенькая! — нежно сказала Нина Ивановна и пошла расплачиваться с шофером.

Она уложила Наташу в постель и не успела толком расспросить, что делали с ней в больнице, как пришли Наташины товарищи.

Они засыпали ее вопросами и восклицаниями.

— Но что же в самом деле произошло?

— Неужели этот тип в самом деле пытался убить девочку?

— А он был не сумасшедший?

— А ты увидела и бросилась?

— Но ведь он мог тебя убить!

Товарищи восхищались ею и охали, расспрашивали и не могли успокоиться.

— Конечно, я не думаю, чтобы это был вполне нормальный человек, — вмешалась в разговор Нина Ивановна. — Но говорят, что у него с Павлом Тихоновичем, с нашим соседом, дочку которого он хотел убить, какие-то старые счеты и он из мести хотел убить девочку.

Наташины товарищи заволновались снова.

— Но как же это можно?

— Убить ребенка!

— Ты герой, Наташка!

— Не ожидали, что ты такая смелая!

Но сама Наташа хладнокровно остудила их пыл.

— Я не понимаю, чему вы удивляетесь? — рассудительно сказала она. — А как бы вы поступили на моем месте? Представьте себе, что на ваших глазах кто-то хочет убить ребенка. Стояли бы в стороне и смотрели? Никогда не поверю!

Гости смутились.

— Но все-таки ты бросилась под нож, — несмело заметил кто-то. — Не всякий решится…

— Хорошо! — запальчиво сказала Наташа. — А кто из вас не решился бы заслонить ребенка? Скажите!

Вес застенчиво молчали.

— Вот видите! — торжественно заявила Наташа. — Среди нас нет ни одного труса!

— Ну, это теоретически, — заключил спор Петя Кудеяров, самый маленький и самый горластый мальчик из всего класса. — Но практически ты показала нам всем пример, и за это мы уважаем теперь тебя еще больше!

Наутро, перед тем как разойтись из дому, в передней собрались все жильцы квартиры, чтобы договориться о необходимых мерах предосторожности.

Было решено, что днем на все звонки будет подходить к двери Анна Яковлевна Деркач и, прежде чем открыть, тщательно выяснять, кто пришел и зачем, а незнакомых решили вообще не впускать в квартиру.

Поэтому, когда в обед раздались три звонка и незнакомый голос из-за двери попросил впустить его к Наташе Сомовой, Анна Яковлевна не хотела открыть дверь.

Евдокимов просил, настаивал, требовал.

Анна Яковлевна была неумолима.

Тогда Евдокимов вынужден был сказать, где он работает.

Но осторожная Анна Яковлевна только приоткрыла дверь, не снимая дверной цепочки, и попросила Евдокимова подтвердить свои слова документами.

Лишь после тщательного изучения удостоверения она впустила его в квартиру.

Наташа Сомова с рукой на перевязи сидела на диване в своей комнате. Евдокимов постучал.

— Вы ко мне? — не слишком приветливо спросила она.

— Если вы Наташа, то к вам, — сказал Евдокимов, улыбаясь.

— Я Наташа, — подтвердила она. — Но я не сделала ничего особенного и не хочу об этом разговаривать.

— А вы не знаете, зачем я пришел, — улыбнулся Евдокимов. — Поэтому можно быть и поприветливее.

Наташа испытующе поглядела на Евдокимова.

— Вы не из “Пионерской правды”? — недоверчиво спросила она.

— Нет, — заверил ее Евдокимов.

— И не из “Комсомольской”? — спросила она.

— Нет, — сказал Евдокимов.

— А то я терпеть не могу заметок о старушках и утопающих детях! — резко сказала Наташа.

— О каких старушках? — не понял Евдокимов.

— Которых пионеры переводят через дорогу, — сказала Наташа не без юмора, явно кого-то копируя. — Пионер Костя Иванов отличается высоким пониманием пионерского долга и четвертого апреля, в пятнадцать часов ноль—ноль минут, на углу Садовой и Самотечной перевел престарелую пенсионерку З.В.Хлестову через улицу!

— А что тут плохого? — спросил ее Евдокимов.

— Ничего плохого, но и ничего особенного, — насмешливо ответила Наташа. — По-моему, это просто неестественно — удивляться тому, что в советском обществе хороших людей больше, чем плохих!