Дагиды, стр. 26

Он делал жалкие, машинальные попытки освободиться, вырваться из гибких, стягивающихся в перепонки волос, которые обволакивали его гигантской креповой вуалью, с трудом выпрастывал одну руку, другую, однако легкость волокнистой массы оказалась обманчивой — страшная вегетация неумолимо и целенаправленно скручивала его тело. Горькое молчание опустилось над этой сценой — неуклюжие человеческие жесты медленно покорялись ритму чудовищного сжатия. Кричать не было сил — он упал на пол, съежился, как борец, пытающийся избежать гибельного захвата, и тем самым окончательно впутался в отвратительный кокон.

Он подумал о смерти совсем просто: сейчас исчезну и словно никогда не существовал. Когда произойдет это исчезновение — сейчас или чуть позже, — не все ли равно. Он еще сознавал, что его тело уменьшается, поглощаемое хищной, слоистой, волокнистой субстанцией, он примирился с невероятностью того, что он чем-то ассимилируется и в каком-то смысле переваривается. Он уже видел изнутри черные упругие наслоения, образующие кошмарный клубок, ощущал собственную пульсацию в его содроганиях, он в свою очередь превратился в ядрышко, в живое сердце этого…

За холмами поднялось солнце и ударило в окно комнаты. Тысячи лучей просеялись сквозь затянутые шторы.

Он мгновенно подпрыгнул и скользнул под кресло, когда открылась дверь…

Дагиды

Она стояла возле камина, очень красивая в белом платье с черной отделкой. Пояс был украшен изящным кружевным бантом. Она держалась независимо и даже несколько вызывающе. Шампанское, очевидно, серьезно ее увлекало. Осушив очередной бокал, она резко поставила его и дружески мне подмигнула.

Остальные разошлись маленькими группами. Вернер Б. с присущей ему комичной серьезностью рассказывал историю про биде из чистого золота, потом о слишком женолюбивом скрипаче — все вокруг хохотали и вытирали глаза.

Мелузина фон Р. сняла туфли, влезла на спинку дивана и принялась порхать по диванам и креслам, словно канарейка, что в своей клетке прыгает от качелей к питьевому корытцу, — все восхищались ее ловкостью и отвагой.

Я наблюдал за красивой незнакомкой. За столом она сидела довольно далеко, и мне трудно было разглядеть ее имя на карточке перед прибором, имя, которое я плохо расслышал, когда нас представляли друг другу. Она поманила меня и улыбнулась — самоуверенно и рассеянно вместе с тем.

— Почему вы не пьете? Выпейте со мной.

Она выхватила из рук лакея бутылку шампанского, наполнила свой бокал, протянула мне и сказала примерно следующее:

— А вы смотритесь не таким идиотом, как другие.

— Это, вероятно, первое впечатление.

— Дайте вашу руку.

Она мельком взглянула на протянутую ладонь, — что можно было увидеть за секунду? — выпила предложенный мне бокал и курьезно нахмурилась:

— Ндаа, нда…

— Что «ндаа»?..

— Вы меня заинтересовали. У вас есть рука.

— К счастью, даже две.

— Это хорошо. По двум рукам гадать лучше. А что, где это?.. — она поискала глазами шампанское и надула губы, выразительно подняв пустой бокал. — Впрочем, вы такой же идиот.

— Идите сюда, моя дорогая, — я усадил ее возле себя на белом кожаном канапе. — Устраивайтесь. С вами что-то случилось? И, позвольте, как вас зовут?

Она напоминала маленькую рассерженную девочку. Помолчала, потом прошептала:

— Сузи.

— Весьма старомодно. Сузи… а дальше?

— Сузи Баннер.

Я погладил ее запястье и спросил как можно мягче:

— У вас такой вид, словно вы сейчас расплачетесь. Что произошло?

Она резко повернулась ко мне:

— Скажете тоже! Я не собираюсь хныкать. Я очень довольная и очень счастливая. Пойдемте танцевать.

Как раз поставили бодрый ритмичный диск и несколько человек принялись функционировать в центре комнаты.

— Я не танцую.

— Не танцуете? А вы кто? Доктор, адвокат, автомеханик, а может, инвалид?

Она сделала движение встать, но я удержал ее:

— Останьтесь, прошу вас. И расскажите, что произошло.

В этот момент Мелузина фон Р. пролетела над нами, направляясь от спинки кресла к подоконнику, но, похоже, подвиги эквилибристки перестали интересовать общество.

— Шикарная фифа, — заметила Сузи. — Местами свинья, но шик присутствует.

— Скажите, вы много читаете?

— Очень мало. А что?

— Касательно вокабуляра. Лексика у вас не блестящая.

Она посмотрела на меня с комичным возмущением:

— Свинство какое! Ну и ну! Со мной еще никто так не разговаривал. Позовите-ка этого типа с шампанским.

Она, смеясь, протянула бокал и состроила забавную рожицу, потом прохрипела, пытаясь говорить угрожающим басом:

— Сам не пьет и небось считает меня пьяницей. — Потом перешла на обычный тон: — Признаться, я ожидала большего понимания от человека с такой серьезной, философической рукой. Как вас, кстати, зовут?

Я назвал себя.

— Ах, да! Память ни к черту. Имена забываю, а лица помню хорошо. Я бы хотела повидать вас еще. Разумеется, в постный день.

Она взяла с круглого столика изящную золоченую сумочку, пошарила и достала визитную карточку. Энергично щелкнула пальцами, требуя ручку, и написала номер телефона.

Ее глаза понемногу затуманились. Она выпила еще бокал, запрокинула голову и пошатнулась. Шампанское подействовало.

Сопровождавший ее высокий элегантный мужчина с беспокойными глазами (он явно не был ее мужем, если вообще таковой имелся) подошел, сказал ей на ухо несколько слов и помог подняться.

Через несколько недель, к моему великому удивлению, я получил от Сузи Баннер записку, где невозможным почерком была изложена просьба встретиться как можно скорее. Я пришел в восторг только наполовину, поскольку терпеть не мог пьющих женщин.

Чего она хотела от меня? Вряд ли какого-нибудь пустяка. Я предполагал, что в жизни этой женщины случилось нечто серьезное, опасное даже, и она испытывала нужду поговорить именно с человеком посторонним. Естественное желание. Сколько раз уже, особенно в поездках, мне приходилось выслушивать исповеди, зачастую весьма неординарные, неизвестных, терзаемых потребностью высказаться.

Итак, я направился к Сузи Баннер. Она жила в солидном особняке устаревшего, впрочем, стиля, который мало ассоциировался с ее персоной. Великолепная субретка ввела меня в большой кабинет, где напротив гобелена работы Яна ван Нотена висел портрет мужчины в полный рост. Мужчина отличался импозантностью и странной, едва заметной улыбкой. Хороший портрет, вне всякого сомнения, однако совершенно не во вкусе сегодняшнего дня.

Сузи Баннер влетела, как порыв ветра, горячо сжала мне руки, потом отстранилась и указала на портрет:

— Мой муж. — Потом усадила меня на мягкое черное канапе. — Очень мило с вашей стороны, что нашли время прийти. У меня к вам просьба.

Мое лицо, как я предполагал, сохраняло невозмутимость.

— Не волнуйтесь, речь не о деньгах. Я хочу сделать вас конфидентом в кое-каких важных вещах, касающихся моего прошлого, от которых я смогу избавиться, если только сообщу их человеку, способному меня понять.

— Но почему…

— Почему вы? Потому что я не вижу подобного человека среди моих друзей и родственников и к тому же, как мне сообщили, вы питаете интерес к тайной жизни индивидов и причудливым капризам судьбы. Надеюсь, вы не сочтете меня сумасшедшей и выслушаете сочувственно.

— Чего вы ждете от меня конкретно?

— Внимания, сохранения тайны и помощи.

— Многовато, не так ли? Опасаюсь…

— Зато я не боюсь. Вы самый подходящий человек. Не слишком скромный, не слишком самоуверенный и не ригорист.

Последнее слово она растянула и акцентировала окончание. Затем открыла старый секретер, в котором прятался маленький бар, достала оттуда бутылку шампанского и ловко откупорила. Наполнила два стакана, один выпила сама, а мне предложила другой.