Дагиды, стр. 22

Он заорал: «Пригнись!» — и начал стрелять с порога, целясь в картину. Он держал по пистолету в каждой руке, но эти руки отчаянно тряслись. Комната наполнилась дымом и пороховой гарью.

Я прижался на четвереньках к стене под картиной, что служила мишенью моему отцу. Пули вонзались в мебель, в потолок, повсюду. Любой выстрел мог принести мне смерть.

Я обезумел от злости: какого черта он стреляет с порога, не соизволив даже подойти и убить эту тварь наверняка? Так просто. И к чему столько грохота, столько ущерба?

В этот момент я почувствовал шуршанье на стене. Что-то тяжелое и гибкое хлестнуло по руке.

Слишком поздно. Синяя змея скользнула между плинтусом и стеной.

На моей кисти осталась с тех пор странная белая метина.

Мой отец, расстреляв патроны, отшвырнул пистолет, бросился на пол и горько, глухо, исступленно зарыдал.

Свинья

Туман не рассеивался. Напротив, неодолимо сгущался. Полосы более разреженные жадно поглощались пеленой, и сдвоенные светлые кольца фар плясали на белой, воздвигнутой в ночи стене. Вести машину становилось все более опасно. Белые, легкие, влажные хлопья, рожденные невесть где, в каких-то оврагах, неслышно собирались, стягивались в плотную, непроницаемую массу.

Артур Кроули резко сбавил скорость. Каждый момент надо было тормозить перед воображаемым препятствием. Чудился то грузовик, то дерево посреди дороги, то объекты совсем маловероятные: катер, катафалк, группа скаутов на велосипедах…

Он чувствовал, что не может более выносить изнуряющего напряжения. Продолжать путь было утомительно и страшно. Да и куда он доедет среди ночи? Он еще более сбавил ход и решил остановиться в любом мало-мальски подходящем месте.

Ему неожиданно повезло. Справа, на небольшом расстоянии от шоссе, неоновая вывеска замаячила в тумане. Он свернул и поехал по разбитой булыжной дороге вдоль вспаханной полосы.

Вывеска гласила: «Красный мак». Это был довольно объемистый коттедж недавней постройки, возведенной, очевидно, на территории старой фермы — там, в глубине, ее строения поднимались в тумане мрачными смутными кубическими блоками.

Артур Кроули ехал согласно стрелке, указующей «паркинг». На бетонной площадке в одиночестве пребывал черный автомобиль. Кроули поставил свою машину рядом, погасил фары, и тьма сразу обступила его со всех сторон. Понемногу забрезжил странный серый полумрак. Когда он хлопнул дверцей, занавеска в окне коттеджа отодвинулась и кто-то выглянул.

Это помогло сориентироваться, он зашагал по мощеной кирпичом дорожке и открыл дверь. Обычное бистро, каких множество на всех трассах. Лакированная стойка, ряды бутылок с крикливыми этикетками, музыкальный аппарат с механической сменой пластинок, блестящий, словно электрическая кухонная плита, откуда вылетало нечто бравурное и назойливое. Несколько столиков, покрытых клеенкой в красно-белую клетку. Под потолком тянулись балки слишком светлого дерева.

Артур Кроули закрыл за собой дверь и постоял немного, разглядывая помещение, смешанная деревенско-американизированная атмосфера коего производила довольно жалкое впечатление.

Облокотившись на стол возле стойки, женщина, еще молодая — хозяйка, судя по всему — болтала с клиентом. Она была полная, аппетитная, с пышной черной прической и заметной бородавкой на щеке. Ее глаза, несмотря на утомленность, сверкали озорством. Клиент — здоровенный рыжий детина с кожей добротного кирпичного оттенка, толстыми губами и низким лбом — напоминал персонаж с картины голландского экспрессиониста. Он вяло потряхивал игральными костями и время от времени бросал их в бэкет, обтянутый зеленым сукном.

Артур Кроули приблизился к стойке и поздоровался. Женщина молча подняла на него глаза. Он спросил пива.

Хозяйка дружески похлопала по сытой щеке партнера и принялась обслуживать явно неожиданного клиента.

Пока она открывала бутылку, Кроули осведомился, нет ли свободной комнаты. Она громко засмеялась и обернулась к рыжему:

— Он не прочь переночевать.

Но флегматичный игрок не шевельнулся и продолжал о чем-то мечтать, подперев щеку ладонью.

— Прошу прощения, — кивнула она озадаченному Артуру Кроули, — но здесь, видите ли, не отель.

Она старалась изъясняться галантно и поспешила добавить:

— Вы понимаете, что я хочу сказать? Впрочем, если вы не очень требовательны, можно устроить.

Он объяснил, что был вынужден остановиться из-за тумана и намерен уехать рано утром.

— Отлично. Я покажу вам комнату. Несите ваши вещи. А этот брюзга пусть поскучает.

В скором времени Артур Кроули получил на ночь не слишком уютную, холодную, но опрятную комнату. Он проверил постель по своей дорожной привычке и обнаружил вполне чистые и немного влажные простыни. Хозяйка посматривала на него, двусмысленно улыбаясь:

— Подойдет?

— Благодарю. Все прекрасно.

— Вы не собираетесь ложиться сейчас? Не надо ли поправить постель?

— Нет, я пойду выпить свой стакан и не прочь съесть что-нибудь. Если, конечно, найдется.

— Здесь кончается тем, что всегда все находится…

Пока они спускались по лестнице, входная дверь шумно распахнулась и вошли трое мужчин, громко разговаривая и перебрасываясь острыми словечками. Они окружили хозяйку, фамильярно приветствуя ее и расточая ей любезности порой весьма смелого характера.

Рыжий здоровяк, который их, очевидно, хорошо знал, пошел к ним с протянутой красной пятерней и неуклюже мотнул головой в сторону приезжего: потише, мол…

— Порядок, порядок, — успокоил его главный весельчак. — Не беспокойся, мы люди тихие, вежливые.

Все миролюбиво устроились за стойкой и быстро познакомились с Артуром Кроули.

Выпили по нескольку стаканов, пошутили, посмеялись. Потом один из новоприбывших объявил:

— А теперь сыграем в свинью.

И потребовал бэкет и кости. Хозяйка настороженно подняла брови, как бы вопрошая: «А как быть с этим типом?», но инициатор ничуть не смутился, а, напротив, спросил Кроули:

— Вы сыграете с нами?

— Хорошо. А какова ставка?

— Это секрет.

— А все-таки?

— Выигравший получает право лицезреть свинью.

— Что вы имеете в виду?

— Узнаете, если выиграете.

Артур Кроули был заинтригован. Он сел играть и выиграл.

Хозяйка вывела его наружу. Они прошли по мощенному кирпичом двору, направляясь к строениям фермы, которые плохо различались в темноте.

Он почувствовал, что ему в руку суют фонарик.

— Батарейка садится, — шепнула она. — Экономьте.

Он щелкнул кнопкой, светлый кружок просверлил туман и метнулся по стене.

— Это здесь. Я вас оставляю.

Он хотел ее удержать, но она исчезла в темноте. Секундой позже дверь коттеджа открылась, плеснув немного света в ночной туман, и захлопнулась.

Перед ним тускло белело известковыми стенами крытое гумно с дощатым навесом над дверью. Внутри он смог разглядеть подвешенную на гвоздь лестницу, бочки, кучу пустых бутылок, доски, лейки и даже дамский велосипед.

В глубине виднелась низкая дверь. Свинарник, без сомнения. Он подошел и снял щеколду.

Горло перехватило от резкого зловонья. Луч фонарика скользнул по соломе и по розово-бледной массе, очертания которой поначалу он плохо различал. Да и через минуту он еще сомневался, возможно ли это.

На соломе, свернувшись калачиком, лежала голая женщина средних лет, белокурая, судя по страшным грязным лохмам. У нее были мясистые плечи и большой жирный зад. Она тяжело спала, дыхание с присвистом вырывалось из открытого рта и шевелило солому.

Артур Кроули не знал, что и думать, охваченный отвращением, изумлением, состраданием и еще Бог знает чем. Потревоженная неожиданным светом женщина потянулась, засопела, попыталась приподнять голову…