Нити жизни (СИ), стр. 89

— Я задыхаюсь в себе и своих эмоциях рядом с тобой. И пока я вижу и слышу тебя, я влюбляюсь еще сильнее.

Одна моя часть замерла, как кролик перед удавом, а другая провалилась сквозь дверь. И через всё это я пылала, словно за раз в меня влили обновленную кровь и сейчас она командует в моих венах: обжигая и изменяя их структуру. Что-то невероятное, новое и такое настоящее.

Он смотрел в мои глаза и говорил:

— Тот поцелуй не был ошибкой. Но, если я поцелую тебя хоть раз, то… Непременно поцелую еще раз…

Я давно уяснила — у моего сердца серьезный недостаток, оно действует вопреки всему. Когда я прошу его быть разумнее, оно не слушает мой циничный разум. И так всегда.

Не отводя глаз от его лица, я подтянулась на носочках, обхватила пальцами его лицо и, притянув к себе, прошептала в самые губы:

— Есть только один способ выяснить это…

И поцеловала сама, впервые.

«Мой первый, мой настоящий поцелуй», — пронеслось где-то на задворках сознания.

Такой неумелый, такой страстный, такой обжигающе приятный, со вкусом кофе. Губы в губы. Он пил моё дыхание, я — пила его… Мы смешались. Прижимались не только телом, но и душой друг к другу. И лучше этой минуты не было никогда.

Сильные руки, нежная кожа и открытое сердце.

Он помог справиться с болью, отгородил от мрака, увидел меня настоящую и ответной любовью вернул меня к жизни.

Очнулись. Я прикусила губу, он по-прежнему смотрит в мои глаза и хрипло произносит:

— Это сумасшествие…

Я, набирая воздух в легкие, отвечаю:

— Полнейшее…

— Но…

— Да?

— Ты пленила меня, — только и сказал он. Три слова, которые значат так много для меня. Никаких иных слов и не требуется. Я больше не одинока в своей любви.

Я улыбнулась во весь рот, как кот, который добрался до сметаны. И выпалила:

— Давайте пойдем так далеко, как это возможно.

— Это ты к чему клонишь? — он притворно поперхнулся.

«Боже! Да я не клоню, я — уже склоняю!».

— Будем целоваться, держаться за руки и вести себя, как безрассудные подростки.

Он по-доброму усмехнулся и убрал прядь волос, упавшую мне на глаза.

— Я слишком стар для всего возможного.

— С чего вы взяли?

— А кто называл меня стариком? И кто обращается даже сейчас на «вы»?

Не теряя времени, я ответила на всё разом:

— Не помню такого. Привычка. Но, для справки, сколько тебе?

— Двадцать семь.

Я передернула плечами:

— Мне уже двадцать.

— Пока еще девятнадцать, — поправил он.

— Вот именно — пока. И возраст тут не показатель.

Он помедлил несколько секунд:

— И когда ты стала во всем такой уверенной?

— Единственное, в чем я уверенна, так это в том, что понятия не имею, что будет завтра. И честно — не желаю абсолютно ничегошеньки знать! «Моя бесконечность начинается с этого мгновения…», — подумала я и умолчала.

В его глазах было такое, от чего мне казалось, что звездный свет блестит повсюду, а я вешу в какой-то невесомости. И в воздухе определенно что-то есть. Не это ли называют —

электричеством любви?

— Ну, так как, на счет сеанса групповой психотерапии? — начала я и, выдержав эффектную паузу, бодро закончила: — Я беру абонемент!

Ответ был самым подходящим. Он с улыбкой прижимается к моим губам. Сначала нежно, едва касаясь, но постепенно захватывая всю меня. И целует, целует, целует. И мне кажется, что теперь у поцелуев медовый вкус. И мы уже не здесь, а переносимся в такие места, о каких я и мечтать не смела. Столько миров, чувств, эмоций, событий сталкиваются, соединяются в единый — наш мир. Здесь и сейчас. Мы заглядываем глубже в карманы Вселенной…

Раньше я никогда не испытывала чего-то подобного. Руки, касающиеся моего тела, нежные поцелуи и мое отражение в его пронзающих глазах, смотрящих только на одну меня. Внутри становится так тепло и спокойно. Кажется, я не боюсь больше ничего, а наоборот, могу противостоять всему миру.

Бабочки в моей голове… иллюзия, мечта, что стала реальностью, сон, что длится вечность — начался…

И с каждой минутой я всё сильней и сильней погружаюсь в него. Тонущая в этом сладком аромате, что сводит меня с ума, я хочу остаться с ним навсегда.

И пусть это моё эгоистическое желание. Но, пожалуйста.

Время, еще чуть-чуть, сделай для нас исключение из правил.

21 Место для меня

Бруклин, Нью-Йорк.
Госпиталь Кони-Айленд.
7 месяцев спустя.

Я утратила силу, необходимую мне, чтобы жить. Я не победила тьму, и мрак просочился в моё треснутое сердце. Я сказала себе, что наберусь сил, но не смогла даже открыть глаза. Тогда я прислушалась в надежде уловить дыхание, но фантомным сигналом почувствовала лишь чьи-то горькие слёзы на своей коже.

«Я еще жива?».

Ответом мне — тишина.

В это зыбкое мгновенье.

Я уже мертва.

Это память… лишь память… память…

Грустное… веселое время…

Вереница разных решений. Обдуманных и импульсивных, самостоятельных и навязанных, серьёзных и не очень, но все они — моя драгоценная жизнь.

Воспоминания… откуда они приходят… образы…

Их так много…

И в них — я жива…

Я открыла глаза. Когда скользила куда-то, нет, я точно падала… Серьезно? На то, чтоб сообразить, наконец-то, что происходит, у меня ушло не меньше шести секунд. И я вспомнила. Мы проговорили до поздней ночи, а потом так и уснули в объятиях друг друга, привалившись спинами к двери. Поэтому, когда дверь открыли с той стороны, мы вывалились в коридор, рухнув к ногам «светила» медицины.

Голос сверху с шутливым выражением лица застал нас врасплох:

— Отдыхаем?

И в следующее мгновение через нас буквально перешагнули со словами:

— Я тут помешаюсь немного.

Я подскочила и стала изучать обстановку своими заспанными изумрудными глазами.

Он, казалось, забавлялся происходящим. Тишина. И чуть позже тот же задорный голос:

— Это так-то ты проводишь свои выходные, Итан? — подтрунивает он. — Или это сверхурочные смены?

Итан утвердительно кивает головой и смотрит на меня. Я сглатываю, пытаясь рассуждать спокойно.

— Ну, а вы, юная леди, чем объясните своё поведение? — круглое лицо оторвалось от шкафа, в котором что-то старательно пыталось отрыть, уставило два глаза на меня.

Я неподвластно себе расплываюсь в улыбке до ушей:

— Беру пример с тапок!

Итан сгибается пополам и его смех наполняет кабинет.

— Вижу, коллега, у вас напряженный график работы и скучать некогда, куда там нам… — он хлопнул его дружески по плечу, придержав гору папок в руках коленом. — Пойду спасу еще парочку жизней, а вы развлекайтесь, детишки. — Он подмигнул мне. И насвистывая припев какой-то старой мелодии, гусячьей походкой пошел по коридору.

— Он это серьезно?

Итан качнул головой:

— Вполне.

Я посмотрела в окно. На стеклах плясали солнечные зайчики.

— По-моему, день будет замечательным и солнечным.

Итан склонился к моему уху и с непривычки я даже вздрогнула:

— А у меня как раз выходной…

Я выгнула свою бровь в дугу:

— Это намек?

— Предложение.

Лицо мое просияло:

— А вы оказывается опасный тип…

— Вы?

— Ты, ты, ты… — пропела я, чувствуя себя необыкновенно счастливой. Захлопнула дверь кабинета и поцеловала его.

Это был конец июля, а у меня в душе царила весна…

Шел август. Это был вечер. Солнце уже садилось за углы высотных зданий вдали. В тот миг он закружил меня в воздухе и тихо прошептал:

— Я боюсь, что ты ошиблась на мой счет?

— Ты — риск, на который я всегда отважусь.

— Я, должно быть, сплю в глубоком коматозном сне.

— Нет, мы бредем вместе и наяву.

— Мы должны сказать твоим родителям.

— Не, так не пойдет.

— Это будет правильным.

— Мы никому ничего не должны.