Собирающая Стихии, стр. 27
Не стану утомлять вас подробным описанием моих мытарств, скажу лишь, что над первой в своей жизни настоящей картиной я работал больше года. Трижды мне приходилось начинать всё сначала, но я не отчаивался. В конце концов, моё упорство было вознаграждено, и портрет получился на славу. Портрет Софи — я изобразил её в полный рост, одетую в церемониальный наряд принцессы из Дома Света. Я уже мечтал о том, как представлю её отцу в качестве своей жены. А про Мориса я предпочитал не думать, чтобы не портить красивую мечту суровыми реалиями жизни. В моём положении было бы верхом нелепости строить планы соблазнения жены моего друга…
Когда краски окончательно высохли, я повесил портрет Софи в библиотеке, на самом видном месте — там, где когда-то висел портрет Александра. Моя первая картина мне очень нравилась, и я мог часами сидеть в кресле, любуясь ею. Впрочем, любовался я всё-таки Софи — она получилась у меня как живая.
Закончив портрет, я несколько месяцев отдыхал и гнал прочь любые мысли о следующей столь же масштабной работе. Во-первых, я истратил почти все краски, да и другой картины, чтобы использовать её холст, в доме, увы, не было. Во-вторых же, я был искренне убеждён, что не смогу создать ничего более прекрасного и совершенного, чем портрет Софи. Короче, у меня назревал творческий кризис. Без сомнения, так или иначе я бы разрешил его — но тут привычный ритм моей жизни был неожиданно нарушен…
Однажды днём, когда я собирался на охоту, с ясного неба послышался знакомый шум. До боли знакомый. И до дрожи. Тот самый шум, которого я надеялся больше никогда не услышать.
Сердце моё упало. А сам я упал на колени подле охотничьего снаряжения и едва не разрыдался от отчаяния. Это конец, думал я. Вот, значит, обещанный Александром урок! Жестокий урок…
Я взял лазерное ружьё, затем отбросил его в сторону, достал обрез, бьющий не так прицельно, зато короткий, и вышел на крыльцо. На лужайку перед домом, на своё обычное место, садился тот же самый проклятый корабль.
Когда он совершил посадку, я, сжимая в руке обрез, направился к нему. Я твёрдо решил, что больше не позволю Александру измываться надо мной. Сейчас он выйдет, я выстрелю в него (конечно же, вреда ему не причиню, но попытка не пытка), после чего выстрелю в себя — вот зачем я взял не ружьё, а обрез…
Прощай, Софи. Теперь уже прощай навсегда. Жаль, что так получилось. Я не успел сказать, что люблю тебя, и ты никогда об этом не узнаешь. Ещё раз прощай…
Прощайте, мама и папа. Прощайте, Дейдра и Радка. Прощайте Диана и Пенелопа, Колин и Бренда, Мел и Бриан, дядя Артур и тётя Дана, дед Янус и Юнона, Шон и Ди… Прощайте все, мои друзья, родные и близкие. Знайте, что я всех вас люблю. Даже придурка Кевина.
Люк отворился, трап соскользнул вниз, и на верхней ступеньке, вместо грозного силуэта Александра, появилась стройная, изящная женская фигура.
Я сразу узнал её и от неожиданности выронил обрез. Я не поверил своим глазам…
А потом поверил. И бросился к ней, на ходу выкрикивая её имя…
А потом понял, что ошибся. Я был прав, когда не верил своим глазам. Это была не Юнона…
Глава 9
Дженнифер. В плену у отца
Александр взял спеленатого младенца из рук Джулии и сказал мне:
— Ты плохая дочь, Дженнифер, и будешь плохой матерью. Я сам воспитаю мальчика. Он станет настоящим мужчиной.
И унёс моего малыша…
В чём-то Александр прав — я действительно плохая дочь. Да и как я могла стать хорошей дочерью, если человек, которого я двадцать пять лет считала своим отцом, был грубым, эгоистичным скотом, а мой настоящий отец оказался и того хуже. Ещё до встречи с Александром я знала, что он негодяй, и презирала его, хотя Кевин и остальные просили меня не ожесточаться: мол, какой ни есть, а он всё же мой отец.
Легко им говорить! А мне каково? Я вовсе не великодушна, я очень злопамятна и не умею прощать. За Александром водилось много грехов, о которых я знала и не знала, слышала мельком и догадывалась, подозревала и чувствовала, что здесь не обошлось без него. Возможно, я многое бы ему простила. Однако было три вещи, которых я простить не могла. Я не могла простить ему, что он соблазнил, а затем бросил мою мать. Не могла простить, что он похитил меня у этих милых людей, которые дали мне то, чего я раньше была лишена, — настоящую семью. И, наконец, самое главное: я не могла простить ему, что он мой отец…
Я понятия не имею, как Александр провернул моё похищение, а расспрашивать его я не стала. Сама я помню лишь, что дверь внезапно распахнулась, в комнату ворвался тесть Софи, сбил с ног Колина, оказавшегося на его пути, грубо схватил меня — а потом наступила тьма. Очевидно, Франсуа де Бельфор был сообщником Александра, но это не объясняет, как ему удалось скрыться. Вполне возможно, что в это же самое время Александр организовал какой-то отвлекающий манёвр, к примеру, нападение извне, и в возникшей суматохе Бельфор-старший незаметно ускользнул, прихватив с собой меня.
Я очнулась в огромном особняке в горах у быстрой реки. Там я прожила два с половиной месяца. Вместе со мной жил Александр, а ещё пожилая чета слуг, говоривших на незнакомом мне языке, который я так и не удосужилась выучить. Александр пытался наладить со мной отношения, однако я не хотела ни видеть его, ни слышать, ни тем более — говорить с ним. Теперь я сожалею, что была такой бескомпромиссной. Мне следовало бы, немного поупорствовав, смягчиться, вести себя пай-девочкой, называть Александра отцом… Впрочем, я сомневаюсь, что смогла бы одурачить его. Из меня никудышная актриса.
Дважды я пыталась бежать, но мне не удавалось добраться до ближайшего людского поселения. Возможно, таковых вообще не было; возможно, та планета была необитаема. Оба раза Александр находил меня и возвращал обратно.
Потом он исчез почти на три недели. А вернувшись, забрал меня с собой. Больше я не видела ни того особняка, ни тех пожилых слуг, говоривших на незнакомом языке.
Моим следующим узилищем стала вилла на берегу моря. Дом был большой и новый, лишь недавно построенный, а эта планета, по-видимому, тоже была необитаема. На вилле нас ждали четверо слуг и молоденькая женщина-доктор, гинеколог по специальности. Все они говорили по-итальянски, но на каком-то странном диалекте, который, впрочем, я без труда понимала. Оказывается, Александр нанял их ещё три месяца назад для ухода за своей беременной дочерью — то есть, за мной. Поначалу я была в недоумении, но затем сообразила, что, наверное, это был мир с быстрым течением времени. Возможно, с очень быстрым.
Вскоре я подружилась с Джулией — так звали женщину-доктора. Она была родом из мира, похожего на мой, только там было начало XXI века. Окончив университет, Джулия долго не могла найти постоянной работы и с радостью приняла предложение Александра, который не поскупился ни на обещания, ни на аванс. Она, конечно, подозревала, что дело тут нечисто, но согласилась, поскольку ей очень нужны были деньги. Я боялась, что Джулия ещё горько пожалеет о своём опрометчивом поступке. (Впрочем, надежда, что для неё и для слуг всё обойдётся благополучно, была. По крайней мере, Александр не демонстрировал перед ними своих способностей, а когда отлучался, то не исчезал просто так, а использовал космический челнок, который и Джулия, и слуги считали очень навороченным самолётом на воздушных подушках. Но, может быть, он просто не хотел их пугать…)
Александр, кстати, ещё не оставлял надежды склонить меня на свою сторону. Теперь он сменил тактику и уже не пытался предстать передо мной в наилучшем свете, а принялся обливать грязью всех членов нашей семьи за исключением Юноны. Это, пожалуй, была единственная положительная черта, которую я у него обнаружила — он считал свою мать святой. Зато с остальными Александр не церемонился. Он поведал мне свою версию гибели Харальда, представив Артура этаким коварным злодеем, убийцей невинных младенцев. Рассказал о кровосмесительной связи Брендона с Брендой и о продолжающемся по сей день романе Артура со своей родной тёткой Дианой. Он обвинил Эрика в уничтожении целой планеты и в вероломном убийстве принца Ладислава, пытавшегося воспрепятствовать исполнению этого чудовищного замысла. Я услышала о преступлениях Джо и о том, что он якобы действовал в сговоре с Артуром, Брендоном и Амадисом. Досталось также и Кевину, которого Александр уличил в стремлении поработить мой родной мир… Короче, он так нагло и бессовестно искажал факты, что у меня не было ни сил, ни желания возражать ему. Я просто убегала от него, а когда он запирался со мной в комнате, я зажимала ладонями уши и во весь голос распевала всякие дурацкие песенки, лишь бы не слышать его.