Не было ни гроша, да вдруг алтын, стр. 15
Елеся. Да я к примеру, Михей Михеич.
Крутицкий. Да не надо мне твоего примера.
Елеся. Ведь я какой человек?
Крутицкий. Какой? Глупый.
Елеся. Нет, погодите! Я вот какой: будь у вас в кармане сто тысяч…
Крутицкий (зажимая ему рот). Провались ты!
Елеся. Нет, постойте! Хоть бы доподлинно, я никому не скажу! Мне что за дело! у вас в кармане деньги, значит…
Крутицкий. Разбойник, разбойник! Вот навязался. Там слушают, пугают, а ты…
Елеся. Ну, и значит, ваше при вас, а мое дело сторона. Так аль нет я говорю? Что мне до чужих денег, хоть бы у вас их миллион.
Крутицкий (замахивается дубиной). Провались ты!
Елеся. И провалюсь. Пойти метлу поискать да улицу подместь. Все-таки на улице порядок да и моцион, а то что-то меня к утру-то ветерком пробирать начало. Калитка-то у нас заперта. Да вот кто-то выходит.
Выходит Петрович.
Юркнуть, пока не заперли. (Уходит в калитку.)
Явление четвертое
Крутицкий, Петрович.
Петрович (про себя). Это кто? Михей? Он и есть. Ого! Какую дубину прибрал! Как награбленное-то бережет.
Крутицкий, увидя Петровича, отворачивается.
Что отворачиваешься от знакомых? Ты погляди на меня.
Крутицкий. Невежа ты, вот что. Я чиновник.
Петрович. Чины мы будем днем разбирать, а теперь, благо никого нет, поговорим запросто.
Крутицкий. Иди своей дорогой, куда шел.
Петрович. Вот что я тебе скажу! Ты в такую пору на улицу не выходи, а то, брат, неровен час…
Крутицкий. Нечего мне бояться.
Петрович. Ишь ты святой какой! Нечего ему бояться. Мало ль ты народу-то обидел? Мало ль по миру пустил? Ты меня бойся!
Крутицкий хочет уйти.
Куда ты, куда? (Останавливает его.) Нет, ты поговори со мной!
Крутицкий (злобно). Я тебе ничего не сделал. Отойди, отступись! Служил я, так со всех брал, ты не лучше других; ты мне не отец родной, чтоб с тебя не брать. Ты сам по делам ходишь, сам с людей берешь.
Петрович. И сам беру, и знаю, как люди берут, ты мне не толкун. Попался тебе баран лохматый, ну, и обстриги его. А ведь ты со шкурой норовишь. Ты у меня с деньгами-то полбока вырвал. Я барином зажил, а ты меня сразу в нищие разжаловал. Только одна своя душа осталась, а то все ты отнял. Ты из меня, как паук, всю кровь высосал.
Крутицкий. Долго же ты помнишь! Ишь, какой памятливый!
Петрович. Век не забуду. И не попадайся ты мне лучше, не вводи меня в грех.
Крутицкий. Мы не в бессудной земле живем, не в бессудной.
Петрович. Ну, да уж в Сибирь пойду, а тебя доконаю. Отольются тебе мой слезы.
Крутицкий (толкнув Петровича). Отойди от меня! Поди, поди!
Петрович. Ну, ты потише; а то ведь я из тебя баранок наверчу.
Крутицкий (замахивается дубиной). Отойди, говорю тебе!
Петрович. Что! Ты дубиной грозиться! Ах ты, мухомор! (Отнимает дубину.) Тряхну хорошенько, только тебе и житья! (Замахивается дубиной.)
Крутицкий (бежит и задевает шинелью за дерево). Ай, ай! Кто меня держит? Пустите!
Петрович. Вот и видно, что у тебя совесть-то нечиста! За сучок зацепил, да и испугался, и милости просишь. Рук-то марать не хочется (бросает дубину), потому что ты, что гад ползущий, — все одно. Что, прикусил язык-то! Ишь ты, и шинелишка-то вся ползет, развалится скоро на тебе. А еще чиновник! Чином своим похваляешься! Сшей себе новую хоть на мои сиротские деньги, да уж и саван себе кстати на них же купи. (Уходит в лавку.)
Явление пятое
Крутицкий один.
Крутицкий. Вот он какой! Вот он какой! Насилу дух перевел. От него бегать надо. Он злой человек. (Задумывается.)
Вдруг в лавке громкий хор: «Хороша наша деревня». Крутицкий в испуге со всех ног бросается к своему крыльцу. На ходу, подле лавки, у него из шинели выпадает сверток. Он этого не замечает.
Разбойники! Оглашенные! Измучили они меня. (Садится на крыльцо.) Ох, сил моих нет. Сердце упало. Всех бы вас кнутиком, кнутиком: не воруй, не воруй! Да и этого стряпчего вашего тоже: «не пиши фальшивых паспортов». Что он тут про шинель болтал! Нет, шинель (встает и гладит рукой по ворсу) хороша. Повытерлась кой-где, ну, носишь, носишь, так по шву, разумеется, разорвется. А на то есть иголочка да ниточка. Нет, шинель хороша: а ежели издали поглядеть, так она почти новая. Глупый ты стряпуга! «Худа она, по швам ползет». Ах ты, глупый! А кабы ты знал, что эта шинель стоит! Хорошо мне в ней, радостно. Шубы собольей не возьму за нее, десяти, ста шуб. Смейтесь надо мной, бейте меня, я стерплю. Я завернусь в свою шинель, мне и хорошо, мне и тепло, мне и весело, да еще сам над вами посмеюсь, над всей Москвой посмеюсь. Чиновник в худой шинели! А не знаешь ты, глупый человек (оглядываясь), что я из одной полы пять домов каменных выстрою; из другой полы пять деревень куплю. Тут и твои деньги целы. Все тут, все со мной. (Ощупывает подкладку шинели и радостно смеется.) Вот они, вот они! Вот и здесь, вот и здесь, вот… Ах, ах, потерял! (Обезумев от испуга, опускается на ступени.) Нет, нет, найдутся. Куда им пропасть? Я вдруг духом упал; вот я посижу, вздохну немножко да и найду. За подкладку завалились, за подкладку. Да, да. А зашивал, а зашивал! Эх, Михей! Вот я пошарю сейчас. (Опускает руку.) Страшно! А ну, как там нет! Нет, я подожду искать. Ну, что же, ну, хоть и потерял, ведь я здесь потерял, здесь и найду. Вот… где я ходил? Здесь я ходил, в саду я прятался, вот и поищу, вот и найдутся. Здесь никто, кроме меня, не ходил? Да нет, право, не ходил, ей-богу, не ходил… Ах! (Ударяет себя рукой по лбу.) Елеся ходил… он ходил, он и в саду был… Нет, кажется, не был. Да нет, нет, не был. Что я! Да тут они, тут. Вот опущу руку, и тут. А я было… Хе-хе-хе!
Елеся выходит из калитки с метлой.
Вот он! Он простой малый, он скажет, коли что.
Явление шестое
Крутицкий, Елеся.
Елеся. Михей Михеичу, снова здорово!
Крутицкий. Елеся, поди сюда.
Елеся. Какие дела, Михей Михеич? Что это вы, об чем плакали?
Крутицкий (заикаясь). Нет, я ничего. О чем мне? О, Елеся, ты хитрый?
Елеся. Я хитрый, Михей Михеич, хитрый.
Крутицкий. Ну, ничего. А ты не завидуешь?
Елеся. Завидую.
Крутицкий. Кому?
Елеся. Богатым.
Крутицкий. А как этак… ты зорок глазами?
Елеся. Зорок, за версту вижу.
Крутицкий. Ну, а если ты найдешь что-нибудь?
Елеся. Кончено дело, не отдам.
Крутицкий. Грех-то какой! (Показывает рукой.) Гляди, вон церковь-то, вон крест-то!
Елеся. Оченно я вижу.
Крутицкий. Бога-то ты не боишься? Ах, грех-то!
Елеся. Нет уж, вы не беспокойтесь! Мы это соблюдаем в лучшем виде.
Крутицкий. Ну, коли ты бога не боишься, так вон это что, это что?
Елеся. Что ж такое за диковина! Частный дом.
Крутицкий. Что, мороз-то по коже подирает, подирает тебя?
Елеся. С чего же это? Частный дом нам очень хорошо известен; знаем все ходы и выходы; и с переднего крыльца, и с заднего бывали.