По дороге к любви, стр. 74
– Ну конечно, очень понравилось, очень-очень понравилось, но, детка, ты мне нравишься не за это.
Кажется, она в конце концов поверила окончательно. Снова тычется носом мне в грудь и крепко обнимает правой рукой за живот.
Остальную дорогу до самого дома мы молчим. Чувствую, ее молчание не столь мрачное, как мое. Но я не хочу, чтобы она тревожилась или расстраивалась. По крайней мере, сейчас. Да и вообще. Конечно, это рано или поздно произойдет, но я хочу тянуть до последнего.
Четыре часа подряд мы смотрим кино в гостиной, растянувшись на диване. Когда она обращает мое внимание на какую-нибудь важную сцену или эпизод, обнимаю ее и целую или щекочу ей языком ухо так, что она визжит от удовольствия. И кричит при этом, что ей «фу, как противно!», а сама такая милая, такая желанная, что не могу удержаться и повторяю это снова и снова – сама виновата. Потом играем попкорном: бросаем кусочки друг другу в рот – на счет, кто больше поймает. Выигрывает она со счетом 6:4, потом нам надоедает, зато просыпается аппетит, и мы просто жуем попкорн. Затем я знакомлю ее со своим домашним цветком Джорджи. Он, оказывается, не засох, пока меня не было дома. А Кэмрин рассказывает про дворняжку, которую она взяла из собачьего приюта, она назвала его Бибоп, а я говорю, что ужасно сочувствую бедняге, которому пришлось носить такое дурацкое имя. По странному совпадению Бибоп умер от застойной сердечной недостаточности, как и мой пес, мой лучший друг Максимус. Я показал ей его фотографии, а у нее случайно оказался снимок Бибопа. Такой некрасивый и такой ужасно милый.
Мы говорим и говорим часами, потом она залезает на меня и садится верхом. И ложится, прижавшись ко мне всем телом и приникнув к уху.
– Пошли в постельку… – шепчет она так тихо, что меня трясет от нежности.
Я встаю вместе с ней, она так и остается на мне, обхватив мой торс ногами, и я, поддерживая за попку, несу ее в спальню. Избавляюсь от одежды и ложусь посередине кровати. У меня уже стоит столбом. Смотрю, как Кэмрин медленно раздевается передо мной, сбрасывая с себя не только одежду, но и свою обычную стыдливость. Потом заползает на меня, устраивается у меня на бедрах, и я чувствую кожей, как горячо у нее там. Она не отрывает от меня глаз, целует в грудь, потом отдельно каждый сосок. Держу ладонями ее бедра, она целует меня в губы, а я начинаю ласкать ее грудь.
– Как же мне хорошо с тобой, – успеваю я шепнуть до того, как она зажимает мой рот страстным поцелуем.
Я проникаю в нее, и она помогает мне энергичным движением бедер, но сначала дразнит, вызывая желание войти в нее как можно глубже. Сейчас командует она, и я с радостью предоставляю ей такую возможность.
Она отпускает мои губы, целует в шею, сначала с одной стороны, потом с другой, не переставая медленно двигать бедрами, так медленно, что я хочу ее еще больше.
– Иди ко мне, хочу сначала поцеловать тебя там, – шепчу я, обнимая ее узкие бедра.
Она и без моей помощи уже вся влажная, но это не важно.
– Ну, иди же ко мне, детка. – Я дергаю подбородком кверху, подсказывая ей.
Сначала она снова целует меня в губы, потом приподнимает бедра, и я немного сползаю вниз, чтобы ей хватило места.
Как только ее бедра смыкаются надо мной, я тут же принимаюсь неистово ласкать ее тайное сокровище, так что она не выдерживает и начинает елозить по моему лицу, крепко вцепившись пальцами в спинку кровати. Господи, какая же она влажная! Потом она жалобно стонет, и я немедленно останавливаюсь и замираю. Кэмрин сразу понимает, в чем дело. Понимает, что я хочу кончить с ней вместе.
Она сползает обратно вниз, опускается на мои бедра, трется о мой стоящий на изготовку член, потом берет его в руку.
И когда она медленно погружает его в себя, мы оба вскрикиваем и по нашим телам проходит судорога.
Уже под утро, изнемогшая после ночи любви, она засыпает прямо у меня в руках. Я держу ее в объятиях и не хочу отпускать. Тихо плачу, уткнувшись в ее мягкие волосы, и в конце концов тоже засыпаю.
КЭМРИН
Глава 37
– Эндрю!
Переворачиваюсь на другой бок, лицом к нему. Просыпаюсь окончательно, медленно поднимаю голову и вижу, что его рядом нет.
Чувствую запах жареного бекона.
Вспоминаю, что было ночью, и рот невольно разъезжается до ушей. Выпутываюсь из простыней, спрыгиваю с постели, натягиваю трусики и футболку.
Захожу на кухню и вижу: Эндрю стоит у плиты.
– Малыш, ты чего это поднялся в такую рань?
Иду к холодильнику, открываю его, ищу, чем бы прополоскать горло. Еще надо срочно почистить зубы, но если он готовит завтрак, не очень хочется приправлять еду привкусом зубной пасты.
– Хотел принести тебе завтрак в постель.
Мне кажется, ответ его прозвучал с довольно большой задержкой, да и голос какой-то странный. Отворачиваюсь от холодильника, смотрю на него. Он продолжает стоять, уставившись на сковородку.
– Малыш, с тобой все в порядке?
Закрываю дверцу, так ничего и не найдя.
Он даже не поднял головы, чтобы посмотреть на меня.
– Эндрю!
Сердце мое колотится все быстрей, хотя, казалось бы, с чего это вдруг?
Подхожу ближе, кладу руку ему на плечо. Он отрывает взгляд от сковородки, медленно переводит его на меня.
– Эндрю…
Вдруг ноги его медленно подкашиваются, и он с грохотом падает на белую кафельную плитку. Лопатка, которую он держал в руке, ударяется об пол, разбрызгивая горячий жир. Пытаюсь подхватить его, но не успеваю. Все происходит как в замедленной съемке: я кричу, протягиваю к нему руки, тело его неудержимо валится вниз, голова со стуком падает на твердую плитку. Его начинает трясти, тело дергается в страшных конвульсиях, и замедленная съемка словно сменяется ускоренной. Мне становится страшно.
– Эндрю! Боже мой, Эндрю!
Хочу хоть как-то помочь ему, но его продолжает трясти. Глаза выкатываются из орбит, челюсти стиснуты, губы застывают в жуткой гримасе, обнажая зубы. Руки и ноги нелепо скрючились, сведенные судорогой.
Я снова вскрикиваю, из глаз потоком текут слезы.
– Помогите! Помогите, кто-нибудь!
Внезапно я прихожу в чувство и бегу к телефону. Ага, вот его телефон, на столике. Набираю девять один один, через две секунды нас соединяют, а я тем временем выключаю плиту.
– Умоляю, помогите! У него припадок! Кто-нибудь, приезжайте скорее!
– Прежде всего успокойтесь, мэм. Припадок продолжается?
– Да!
С ужасом гляжу, как Эндрю трясется на полу. Я так напугана, что, кажется, сейчас сама потеряю сознание.
– Мэм, немедленно уберите подальше от него все, обо что он может пораниться. Он носит очки? Он может удариться головой обо что-нибудь твердое?
– Нет! Но он уже ударился головой о пол, когда падал!
– Хорошо. Сейчас найдите что-нибудь подложить ему под голову, подушку или еще что, чтобы он снова не ударился.
Озираюсь по кухне, ничего подходящего не вижу, бегу как сумасшедшая в гостиную, хватаю маленькую диванную подушку и несусь обратно. Кладу мобильник и довольно долго пытаюсь подсунуть подушку ему под голову; она продолжает дергаться.
«О господи, что же с ним?»
Снова прикладываю мобильник к уху:
– Да, подложила под голову подушку!
– Хорошо, мэм, – слышу спокойный голос дежурной, – теперь скажите, как долго у него длится припадок? Вам известны причины, которые могли привести к припадку?
– Я… я не знаю, минуты две, может быть, самое большее три. И при мне с ним ничего такого не было… Это в первый раз. И он никогда ни на что не жаловался…
О господи, ведь и правда, он никогда мне об этом не говорил. В голове полный раздрай, и я снова теряю самообладание.
– Прошу вас, скорее пришлите «скорую»! Слышите? Как можно скорее!
Слезы душат меня.
Тело Эндрю больше не дергается.
Дежурная молчит.
– Он больше не двигается! Что мне делать?
– Так, мэм, теперь поверните его на бок. Высылаем «скорую». Ваш адрес?