По дороге к любви, стр. 65
– Да это все понятно, я ведь привыкла петь всю песню, пропускать мне сложней, боюсь сбиться.
Он кивает.
Надеваю новые туфельки на шпильках, иду посмотреться в зеркало.
– Какая же ты красивая! – восхищается Эндрю, подходя ко мне сзади.
Он обнимает меня за талию и целует в шею, потом шлепает по попке, обтянутой тесными джинсами, и я слегка взвизгиваю: мне все еще больно.
– И еще, детка, я обожаю твои косички.
Он нежно гладит лежащие у меня на плечах косички, а потом игриво целует в щечку.
Я отстраняюсь и в шутку отталкиваю его:
– Отстань, испортишь весь макияж.
Он с улыбкой отходит в сторону, берет лежащий на ночном столике бумажник, сует его в задний карман.
– Ну, думаю, пора.
Выходит на середину комнаты, протягивает мне руку, другую закладывает за спину и, продолжая улыбаться, кланяется. Я церемонно беру его под руку, и он ведет меня к двери.
– А гитара?
Останавливаемся перед дверью, он благодарно заглядывает мне в глаза.
– Ты права, гитара нам, пожалуй, не помешает, – говорит он и берет инструмент. – Если нам не повезет и сегодня там нет Эдди, можно остаться вообще без инструмента.
– И прекрасно… Какая я дура! Ну кто меня за язык тянул?
Он усмехается и подталкивает меня к выходу.
Глава 32
На этот раз мы едем на машине. Эндрю, как взглянул на мои туфельки, сразу понял, что своим ходом я туда не дойду, а перспектива тащить гитару да еще меня на руках в придачу его не слишком радовала. Вместо парома едем по шоссе, переезжаем Миссисипи через мост и успеваем как раз к темноте. Ох, лучше пошли бы пешком, уж очень быстро добрались, эта мысль до меня доходит, когда мы уже подъезжаем. Еще минута, и мы на месте.
У меня начинает сосать под ложечкой и дрожат коленки.
Останавливаемся на Оливер-стрит, выходим. Теперь ноги мои вдруг тяжелеют и словно врастают в асфальт.
Эндрю закрывает машину, подходит ко мне, обнимает и осторожно прижимает к себе.
– Если не хочешь, не пой, я тебя не заставляю, – милостиво позволяет он, видя мой мандраж.
А у меня такое чувство, что еще немного – и на тротуаре останется обед, который я недавно съела.
Оторвав меня от груди, он берет мое лицо в ладони и заглядывает в глаза:
– Я серьезно, детка, кроме шуток, я не желаю, чтобы ты пела, даже ради меня, если сама не хочешь.
Я нервно киваю и делаю глубокий вдох. Он все еще держит мое лицо в ладонях.
– Нет, я смогу, – отвечаю я, а сама опять киваю, как китайский болванчик, пытаясь собрать в кулак все остатки мужества. – Я хочу.
Он проводит по моим щекам большими пальцами:
– Ты уверена?
– Да.
Его зеленые глаза улыбаются, и я уже начинаю верить, что они обладают магической силой. Он берет меня за руку. Достает с заднего сиденья гитару, и мы вместе входим в «Олд пойнт».
– Пэрриш! – кричит Карла из-за стойки, поднимает руку и машет, чтобы мы подошли к ней.
Не отпуская моей ладони, Эндрю пробивается сквозь толпу к бару. На экране телевизора за спиной Карлы мелькает рекламный ролик, отбрасывая вокруг разноцветные лучи.
– Привет, Карла. – Эндрю перегибается через стойку и обнимает ее. – Эдди сегодня здесь?
Она упирает руки в бедра и улыбается мне:
– Конечно, где-то крутится. Привет, Кэмрин, рада тебя видеть.
Я кисло улыбаюсь в ответ.
– Я тоже, – бормочу я, губы едва шевелятся, словно каменные.
Эндрю усаживается на табурет у стойки и жестом приглашает меня занять соседний. Я подпрыгиваю и сажусь. Нервы натянуты, как струны. Думать могу только о том, сколько же здесь народу. Глаза сами собой беспокойно бегают по залу, по головам людей, многие из которых уже начинают вставать, потому что снова играет музыка. Она звучит все громче, и Эндрю с Карлой приходится кричать друг другу через стойку.
– Как думаешь, сегодня можно втиснуть нас в программу? – спрашивает Эндрю.
Карла наклоняется к нему еще ближе.
– Вас? – Она бросает на меня быстрый взгляд. – Вы что, хотите спеть вдвоем? Круто!
Похоже, идея ей нравится.
Сердце мое замирает, потом катится куда-то к чертовой матери.
Судорожно глотаю комок в горле, но на его месте тут же вспухает новый.
Карла склоняет голову набок, и ее и без того широкая улыбка становится еще теплее.
– Да не волнуйся ты, дорогуша, у тебя здорово получится, я не сомневаюсь, ты всех тут обаяешь.
Она протягивает руку куда-то за спину, достает маленький стаканчик и наливает выпивку. Рядом со мной с другой стороны на табурет садится какой-то мужчина, наверное завсегдатай, потому что рта ему открывать не приходится, Карла сама знает, что ему надо.
Впрочем, на него она и не смотрит, все внимание к нам с Эндрю.
– Да я уже какой день пытаюсь втолковать ей это, – говорит Эндрю, – но, сама понимаешь, в первый раз, ты уж с ней поласковей.
– В первый раз и в последний, – поправляю я его.
Карла исподтишка усмехается Эндрю и снова смотрит на меня:
– Я тебе честно скажу, человек я добрый, вот хоть Эндрю спроси, но если кто-нибудь у нас вякнет про тебя что-нибудь дурное, полетит отсюда вверх тормашками, сама увидишь… и в кино ходить не надо. – Подмигивает и снова оборачивается к Эндрю. – А вот и Эдди, – кивает она в сторону сцены.
Эдди уже пробивается сквозь толпу к нам, одетый точно так же, как и в прошлый раз: застегнутая на все пуговицы белая рубашка, черные широкие брюки, начищенные до блеска черные ботинки, а на морщинистом лице неизменная улыбка до ушей.
– А-а-а, вот и Пэрриш, явился не запылился! – хватает он Эндрю за руку и тянет к себе, чтобы обняться. Потом переводит взгляд на меня. – Ого! Да ты у нас просто картинка, хоть на обложку журнала!
И меня тоже хватает в свои горячие объятия. От него пахнет дешевым виски и сигаретами, и меня это почему-то успокаивает.
Эндрю так и сияет.
– Сегодня со мной будет петь Кэмрин, – с гордостью произносит он.
Эдди таращит на меня глаза – не глаза, а блюдца на фоне темно-коричневой кожи. Похоже, эта новость ему нравится. По идее, я теперь должна волноваться еще больше, но, как ни странно, присутствие рядом Эдди меня даже чуть-чуть успокаивает. Хорошо бы, когда я стану петь, приковать его к себе наручниками.
– О-о-о! – восклицает он, скаля белые зубы. – Готов спорить, такая куколка не может петь плохо.
Я краснею до корней волос.
– Ладно, пошли! – Он тычет пальцем в сторону сцены. – После них вы!
Эндрю берет меня за руку, тащит к себе поближе. Похоже, Эдди относится к нему, как отец к сыну, и Эндрю просто счастлив, что я, кажется, понравилась ему.
Эдди подходит к сцене и поднимает три пальца:
– Через три минуты!
– О господи, как же я боюсь!
Но куда подевался Эдди, почему его нет рядом?!
Эндрю сжимает мою руку и наклоняется к уху:
– Помни, эти люди веселятся и отдыхают, они здесь не для того, чтобы судить тебя, и ты для них не поп-звезда.
Делаю глубокий вдох, пытаюсь расслабиться.
Мы слушаем, как группа заканчивает песню, музыка смолкает, со сцены теперь доносятся обычные для паузы между номерами звуки: кто-то настраивает инструмент, переговаривается, двигает табурет. В зале усиливается гул голосов, тем более что музыка теперь их не заглушает. Накурено, хоть топор вешай, к запаху дыма примешиваются запахи разгоряченных тел.
Эндрю тянет меня за руку к сцене, а я чувствую одно: коленки дрожат, руки тоже, я судорожно впиваюсь ему в ладонь и чувствую, как ногти мои чуть не до крови вонзаются в его кожу.
Но ему хоть бы что, ласково улыбается, и я послушно иду за ним.
– Как я выгляжу? – спрашиваю я шепотом.
Очень удивлюсь, если, когда все кончится, со мной от страха не случится припадок.
– Успокойся, детка, ты выглядишь на все сто. – Он целует меня в лоб, ставит гитару рядом с барабаном и начинает устанавливать микрофон. – Микрофон будет один на двоих, – говорит он. – Смотри, не стукни меня головой.