По дороге к любви, стр. 25

А Эшер, закончив свой монолог, бросает взгляд в сторону Кэмрин, стоящей к нам спиной.

– Так, говоришь, просто друзья? А не врешь? – шепчет он с блудливой ухмылкой.

– Представь, всего лишь друзья, и заткнись, скотина.

Смеется и хлопает меня по плечу:

– Ладно-ладно… Позвоню, когда понадобишься, договорились?

Я киваю.

«Когда понадобишься» – значит, когда папа умрет.

Эшер машет рукой Кэмрин:

– Приятно было познакомиться!

Она улыбается, и он снова исчезает в палате.

– Я думаю, ты должен остаться здесь. Слышишь, Эндрю?

Быстро иду по коридору, она не отстает. Сую руки в карманы. Всегда так делаю, когда нервничаю.

– Наверное, думаешь, что я чертов эгоист, бросил всех и ушел, но ты ничего не понимаешь.

– Ну так объясни, – говорит Кэмрин, беря меня на ходу под руку. – Я не считаю тебя эгоистом, просто думаю, что ты не знаешь, что делать со своей болью. Для тебя это что-то новое.

Она заглядывает мне в лицо, пытается поймать мой взгляд, но я не могу смотреть на нее. Просто хочу поскорей убраться из этого могильника из красного кирпича.

Доходим до лифта, и Кэмрин умолкает. В кабину с нами заходят еще двое, но как только лифт опускается вниз и серебристая дверь открывается, она продолжает:

– Эндрю, остановись. Пожалуйста!

Я останавливаюсь, и она поворачивает меня к себе. Смотрит на меня снизу вверх таким измученным взглядом, что у меня сжимается сердце. И на плече у нее лежит длинная белая коса.

– Поговори со мной, – просит она уже мягче. – Поговоришь, и легче станет. Что тебе, трудно, что ли?

– А тебе что, трудно сказать, почему ты едешь именно в Техас?

Она морщится, словно ее кто-то ужалил.

КЭМРИН

Глава 13

Слова его секунд на пять лишают меня дара речи. Я отпускаю его руку:

– Мне кажется, у тебя ситуация сейчас гораздо серьезней, чем у меня.

– Да что ты? А твои разъезды по всей стране в одиночку на автобусе? Без цели, просто так, куда глаза глядят, это, по-твоему, не серьезно, когда ты каждую минуту рискуешь вляпаться черт-те во что.

Похоже, он не на шутку разозлился. Но я понимаю, что причина этой злости вовсе не во мне – там, наверху, умирает его отец, и Эндрю просто не знает, что делать. С детства ему внушали, что настоящий мужчина никогда и ни перед кем не должен обнажать душу, и мне его ужасно жаль.

Меня воспитывали иначе, но сейчас я тоже не могу выставлять свои чувства напоказ, горе словно выстудило их.

– Ты вообще можешь заплакать? – спрашиваю я. – По какому-нибудь поводу? Ты когда-нибудь в жизни плакал?

Смотрит на меня насмешливо:

– Конечно. Все плачут, даже такие крутые мачо, как я.

– Например?

Он долго не задумывается.

– Мм… Кино однажды смотрел и плакал… – Вдруг смущается и, кажется, жалеет, что признался в этом.

– Какое кино?

Не смотрит в глаза. Чувствую, что напряжение между нами понемногу слабеет.

– Да какая разница? – говорит он.

Я улыбаюсь и делаю шаг к нему:

– Да ладно тебе, скажи… Ты что, думаешь, я стану смеяться или назову тебя хлюпиком?

На смущенном лице его проступает слабая улыбка.

– «Дневник памяти» ^[9], – бормочет он так тихо, что до меня даже не сразу доходит.

– Какой-какой? «Дневник памяти»?

– Да! Плакал, когда смотрел «Дневник памяти»! Довольна?

Поворачивается ко мне спиной, и я прилагаю страшные усилия, чтобы не рассмеяться. Вдруг он снова разворачивается ко мне, хватает поперек, перекидывает через плечо (я, натурально, визжу) и вот так выносит из здания больницы.

Хохочу как сумасшедшая, до слез. Слезы текут из глаз ручьями, странные слезы, совсем не такие, которые я никак не могла остановить, когда погиб Иэн.

– Отпусти сейчас же! – ору и молочу его кулаками по спине.

– Ты обещала не смеяться!

Услышав это, смеюсь еще громче. Гогочу во все горло, издаю дикие вопли – такого раньше я за собой не замечала.

– Ну пожалуйста, Эндрю! Отпусти!

Впиваюсь пальцами ему в спину сквозь ткань рубашки.

Наконец ноги мои касаются тротуара. Гляжу на него и усилием воли подавляю смех, потому что хочу услышать, что он скажет. Нельзя вот так позволить ему уйти от отца.

Открываю рот, но он опережает меня:

– Мне нельзя плакать, я же тебе говорил, ни по отцу, ни по кому другому.

Я осторожно касаюсь его руки:

– Ладно, не плачь, но хотя бы не уходи, побудь с ним.

– Нет, Кэмрин, я там не останусь. – Он заглядывает мне в глаза, и я вижу, что он меня не послушает, будет стоять на своем, что бы я там ни говорила. – Спасибо, конечно, за помощь, я понимаю, ты хочешь как лучше, но тут я с тобой не соглашусь. – (Я неохотно киваю.) – Может, потом, в дороге, если ты, конечно, не против, мы расскажем друг другу то, о чем обычно не хотим рассказывать, – говорит он, и сердце мое почему-то живо откликается на его голос, я даже чувствую, как оно трепещет в груди.

Эндрю весело улыбается, глаза так и сияют, освещая каждую черточку его красиво вылепленного лица.

«Господи, какой же он замечательный…»

– Ну, что ты решила? – спрашивает он, скрестив руки и пытливо вглядываясь мне в лицо. – Покупать тебе билет на самолет до дома или ты по-прежнему собираешься ехать по дороге в никуда, скажем в тот же Техас?

– А ты правда хочешь ехать со мной?

Все еще не могу в это поверить и в то же время больше всего на свете хочу, чтобы это была правда.

Затаив дыхание, жду, что он скажет.

– Да, правда хочу, – улыбается он.

Трепет в груди переходит в бурное ликование, я расплываюсь в счастливой улыбке и ничего не могу с собой поделать.

– Мне только одно не нравится во всей этой затее, – говорит он, подняв палец.

– Что?

– Автобус. Меня уже тошнит от автобусов.

Я тихонько хихикаю и понимаю, что тут с ним трудно не согласиться.

– А на чем же тогда ехать?

Он загадочно усмехается, словно собирается преподнести мне сюрприз.

– А на машине. Рулить буду я.

Последние мои сомнения улетучиваются.

– Отлично.

– Отлично? Вот, значит, как? – спрашивает он после короткой паузы. – Выходит, ты готова прыгнуть в машину к едва знакомому парню и веришь, что он не изнасилует тебя при первом удобном случае на пустынной дороге… А я-то думал, недавние события кое-чему тебя научили.

Сложив руки на груди, склоняю голову в сторону:

– А какая разница? Ну познакомилась бы я с тобой где-нибудь в библиотеке, сходили бы вместе куда-нибудь пару раз, ты покатал бы меня на машине… – Склоняю голову в другую сторону. – Все начинается со знакомства – сначала незнакомы, потом познакомились… Эндрю, не каждой девушке везет встретить парня, который спасает ее от насильника, а потом берет с собой, практически в тот же день, к своему умирающему отцу. Я бы сказала так: экзамен на доверие ты уже сдал.

Он снова криво усмехается, словно хочет чуть ослабить пафосность моей тирады.

– Ага, значит, наше путешествие можно считать, типа, свиданием?

– Что? – смеюсь я. – Нет! Это я просто к примеру. – Конечно, он все понял правильно, но ведь надо же было хоть что-то сказать, чтобы отвлечь его внимание от моих покрасневших щек. – Не прикидывайся, что не понял.

Снова улыбается:

– Да понял я, но за тобой должок. Помнишь про «дружеский» обед с бифштексом?

При слове «дружеский» он рисует в воздухе кавычки, с лица не сходит улыбка.

– Помню, – киваю я.

– Тогда заметано. – Он ведет меня к стоянке такси. – Заберем с автостанции папину машину, сгоняем к его дому, быстренько соберем все, что надо, – и в путь!

Открывает заднюю дверцу такси, пропускает меня вперед, влезает следом и захлопывает дверцу.

Такси срывается с места.

– Да, кстати, перед дорогой мне не помешает установить кое-какие «Основные правила».

– Да? – гляжу я на него с любопытством. – И что это за правила такие?

Он улыбается с довольным видом: