Первая весна, стр. 26
Мара Серебрякова. Это моя подруга. Она очень любит цветы, и дома у неё целый ботанический сад. Есть всякие пальмы, лимоны, апельсины, и даже бананы растут. Она хорошая девочка, и ей тоже хочется поехать к вам в колхоз, но родители, конечно, не пустят. И думать нечего. Они считают, что она маленькая, и вообще боятся за неё. Вам, наверно, странно. Вас одних отпустили в Ленинград, а в городе таких родителей много, как у бедной Марочки. Спорить с ними бесполезно. Всё равно их не перевоспитаешь.
Валя Бахтеева. Эта девочка учится в другой школе, но мы приняли её в нашу бригаду. Она очень весёлая, часто смеётся и работает больше всех. Вот у неё совсем нет лени. Что бы её ни попросили, она всегда сделает. И даже без просьбы будет делать, если видит, что нужно. Недостатки у неё тоже есть. Она чересчур обидчивая и чуть что, — сейчас в слёзы.
Аркаша Прокофьев. Это друг Серёжи, но совсем на него непохожий. Он близорукий и носит очки. Аркаша говорит и делает всё очень медленно, даже из терпения выводит. Но зато всё делает основательно, и пока не закончит, ни за что не бросит. Он хороший ученик, вроде Вани, и школу кончит, наверно, с золотой медалью. Профессию он себе давно выбрал и будет биологом, когда вырастет.
Вот и вся бригада.
В следующий раз я напишу больше. Сейчас надо делать уроки, а то уж поздно.
Привет всем — и мальчикам, и девочкам. Зине я отвечу отдельно.
По поручению бригады: Светлана“.
Саша сложил письмо и снова задумался о своих недостатках, но скоро его охватило какое-то полудремотное состояние.
28. Бочки
Дремоту прогнал дятел. Он бесшумно прилетел и словно прилип к стволу рядом стоящей берёзы. Через минуту, дёргая толовой, начал прыжками подниматься вверх по дереву, пока не нашёл удобное место. Вдруг по лесу гулко прокатилась барабанная дробь. Дятел был хорошо виден ребятам, и они с удивлением наблюдали, как он клювом выбивает дробь. Внутри берёзы было дупло, и от этого звук получался сильный, хотя и глухой.
— Что это он делает? — шёпотом спросил Саша.
— А кто его знает! Это, наверно, песня такая… Раньше я видел, как он в пустой скворечник барабанил. Вот здорово! — восторженно сказал Ваня. — Как он мозги свои не перетряхнёт!
Не известно, сколько времени развлекался бы дятел, но ребята вспугнули его.
— Саша, надо идти, — сказал Ваня, поднимаясь.
— Ой, как неохота!.. Так бы и сидел тут, — лениво ответил Саша, но встал и, подняв кверху руки, сладко потянулся.
— Теперь я понесу, — сказал он, подходя к мешку с селитрой. — А чего он мокрый?
— Вспотел я, — пояснил Ваня.
Они не знали о свойстве селитры впитывать в себя влагу из воздуха и таять.
— Тяжёлая! Пожадничали мы, — сказал Саша и, крякнув, вскинул мешок за спину. — Ваня, а девочкам дадим?
— Дадим.
— Я бы не давал.
— Почему?
— А что они за особые! Пускай сами сходит, — ворчал Саша, поправляя лямки. — Всё им подай! Навоз подай, ящики подай, землю подай…
Ваня взглянул на друга, но ничего не сказал.
Не прошло еще и месяца со дня пропажи и находки клубней, а отношения между бригадами уже начали портиться. Виноваты были девочки. Мальчики вели себя как будто хорошо. Сделали для девочек семь ящиков, просеяли и принесли земли для парников, привезли часть перегноя. В чём же дело? Почему ворчит Саша? Почему остальные ребята морщатся и неохотно соглашаются, когда возникает вопрос о помощи или о совместной работе с бригадой девочек?
Всё дело в том клубне, который девочки хотели, но не успели отдать мальчикам.
Собственно говоря, виноваты даже не девочки, а одна Тося. Ни Зина, ни Оля, ни Нюша, ни, тем более, Катя никогда не вспоминали о картошке. Тося же при всяком удобном и неудобном случае напоминала ребятам о великодушном намерении: „Мы даже вам свою картошку пожертвовали!“
Первое время ребята проникались благодарностью, теперь же хмурились и раздражались: слишком часто повторялась эта фраза, да и картошку ведь не пришлось жертвовать…
Лес поредел. Начали встречаться вырубки. Солнце заметно пригревало.
— А знаешь, Ваня, надо бы нам на лошади в совхоз съездить и привезти этой селитры побольше, — сказал Саша, которому надоело тащить тяжёлый мешок.
— Хватит. Селитра — опасная штука. Если её класть сколько полагается, растение хорошо растёт, а если чуть переборщить… совсем маленько лишнего, — и готово! Погибнет! Корни сожжёт.
— А сколько надо класть?
— Для подкормки десять граммов на литр воды. Мария Ивановна говорила, что столовую ложку на ведро.
— А зола не опасная?
— Нет. Зола ничего. Чем больше, тем лучше.
Вышли на опушку. Показались железнодорожные постройки с красными черепичными крышами, небольшие сады, а за ними гладь озера.
— Давай я понесу, — предложил Ваня.
— Я не устал. Рельсы перейдём, тогда переменимся.
Меняться пришлось раньше. Подойдя к станции, Саша заметил две железные бочки, в каких обычно возят горючее. Бочки стояли в канаве возле дороги за складом и, судя по всему, были бесхозные.
— Стой! Видишь? Вот хорошие штуки. Девочки чего-то болтали насчёт железных бочек на станции. Вот бы нам…
Как раз в это время на платформу вышел начальник станции. На голове его была фуражка с красным верхом, в руках железный круг.
Вдали послышался шум приближающегося поезда.
— Сейчас я узнаю, — сказал Саша и снял мешок. — Держи!
Ваня не успел еще сообразить, что задумал приятель, как тот уже был на платформе.
— Здравствуйте, товарищ начальник!
— Здравствую, как видишь! — пошутил начальник.
— Товарищ начальник, а чьи это бочки стоят? Вон там брошены? — спросил Саша.
— Железные… Утиль.
— А нельзя ли их нам взять? — вкрадчиво попросил мальчик и сейчас же добавил: — для мичуринского кружка.
— Я же сказал — возьмите!
Саша обратил внимание на первую половину фразы „я же сказал“ и даже подумал: „Кому сказал? Когда сказал?“, но расспрашивать не стал.
— А сейчас можно?
— Чем скорей, тем лучше. Не мешай!
Из-за поворота показался паровоз, и начальник приготовился передать жезл.
— Ваня! Есть! Наше! — радостно крикнул Саша, стараясь перекрыть грохот проходящего поезда, и понёсся к бочкам.
Они подошли и осмотрели ценное приобретение. Проржавевшие края следовало обрубить зубилом, замазать варом две-три дырки — и вместительные бочки могут ещё долго служить. В них хорошо разводить подкормку для растений.
— Надо лошадь, — промолвил Ваня.
— Какая лошадь?! Что ты, что ты! Сейчас заберём! Покатятся сами… Ты неси селитру, а я покачу.
С этими словами Саша вытащил бочку из канавы, направил её и толкнул ногой. Дорога имела небольшой уклон, и бочка легко покатилась.
— А вторую?
— И вторую следом… Э-эх! Пропадай, моя телега, все четыре колеса! — пропел Саша, пуская под уклон вторую бочку.
Вышли на шоссе. Подпрыгивая на выбоинах, ударяясь о камешки, бочки гремели так, что за пять километров слышно было. Шум этот казался ребятам прекрасной музыкой. Они забыли об усталости и со смехом толкали бочки. Шоссе пошло в гору. Стало трудней. Бочки упорно стремились назад.
С боковой просёлочной дороги вышло стадо маленьких телят, которых перегоняли три незнакомых колхозницы. Все телята походили на Марса, все одной породы, одной масти: чёрные с белыми пятнами. Увидев бочки, они остановились, загородили дорогу. Остановились и ребята.
— Ну что вы, мальчики? Проходите! — крикнула одна из женщин.
— Напугаются, разбегутся… Мы лучше подождём! — ответил Саша.
Они поставили бочки у края дороги „на попа“ и освободили проход. Телята косились на невиданные предметы и стояли, как вкопанные. Женщины кричали, махали руками, задние телята напирали на передних, но те упёрлись — и ни с места.
— Помогите им! — крикнула женщина. — Толкните!
Саша подошёл к одному из первых бычков, взял его за уши и потянул на себя: