Первая весна, стр. 24
Поля Замятина с матерью ушла в баню. Костя сидел на табуретке, а перед ним с виноватым видом стояла Марфуша. Руки у девочки были в грязи, и она, растопырив пальцы, серьёзно разглядывала их.
— Куда это годится? — укоризненно говорил Костя. — Тебя вымыли, а ты, как поросёнок, сразу в грязь…
— А у поросёнков рук и нет, — серьёзно сказала Марфуша.
— Конечно, нет. Они носом в грязи копаются, как и ты. Нос-то у тебя чёрный…
Марфуша потрогала свой перемазанный нос и ещё больше запачкала его.
— Что ты делаешь? Грязными руками за лицо хватаешься! Ничего ты не соображаешь. Посмотри на неё, Зина! — обратился он к вошедшей девочке. — На кого она похожа! Настоящий поросёнок! Недавно в баню ходила, а теперь что?.. Снова мыть!
— Они сами замарались, — оправдывалась Марфуша, продолжая разглядывать свои грязные руки.
— Сами, сами! — передразнил он сестрёнку. — Не лезла бы в грязь, сидела бы дома, не замаралась бы. Иди мойся, а не то придёт мать, она тебе задаст…
Марфуша не возражала. Умываться она любила.
Зина села за стол и с минуту наблюдала, как старательно мылась девочка.
— Где это ты перемазалась, Марфуша?
— На огороде… Я картошку посадила. У меня много вырастет! — охотно рассказывала девочка. — Больше, чем у вас. Верно, Костя?
— Верно, верно, — машинально подтвердил брат.
Во дворе дома была куча песку, наношенная с берега озера специально для Марфуши. Здесь она играла. В зависимости от сезона, от настроения и фантазии, и, наконец, от разговоров, которые она слышала, Марфуша стряпала пирожки, строила дома, конюшни, фермы, а иногда устраивала сады или огород для куклы.
Последнее время между Костей и Полей было много разговоров о посадках картофеля, и вполне понятно, что Марфуша тоже решила заняться картошкой.
26. Виновник
Тихон Михайлович вышел на улицу и зажмурился. После прохладной полутьмы конюшни слишком ярко светило весеннее солнышко.
Некоторое время он стоял неподвижно, наслаждаясь приятной ласковой теплотой. Потом, устроившись на чурбане, он вытащил кисет и начал сворачивать цыгарку. На дороге показалась девочка.
— Марфушенька! Внучка! — обрадовался старик. — Иди сюда, ягодка, иди…
— Деда, она сломалась… — еще издали пожаловалась девочка.
— Что у тебя сломалось, а?
— Лопатка.
Остановившись возле старика, Марфуша протянула ему сломанную деревянную лопатку.
— Ай, беда какая!.. Как же это ты недосмотрела?
— Она лежала, а потом телега поехала и прямо колесом… Она и сломалась. А Костя говорит — некогда починивать.
— Это ничего, — успокоил Тихон Михайлович девочку. — Завтра я тебе новую сделаю.
— А мне сегодня надо, — заявила Марфуша.
— Сегодня? Ишь ты какая прыткая! Загорелось… Что ж, придётся делать.
Тихон Михайлович отправился в конюшню и скоро вернулся назад с топором и небольшой дощечкой.
— Деда, а мне ещё грабли надо, — потребовала Марфуша. — Как же я без граблей?
— Ещё и грабли? Весь инвентарь понадобился. Сделаю, кралечка, сделаю тебе и грабли, только не сегодня. Лопатку мы сейчас живо смастерим. А вот насчёт граблей придётся обождать… — говорил старик, принимаясь за работу.
Присев на корточки, он поставил дощечку на край перевёрнутых саней и топором быстро обтесал края. Затем вытащил из кармана старинный складной нож, сел на свой чурбан и стал зачищать неровности.
— Лопатка будет первый сорт, — говорил он внимательно наблюдавшей девочке. — Рукоять мы сделаем гладенькой, чтобы руку не занозить… Что же ты, ягодка, собираешься копать этой лопаткой?
— Огород копать надо, — со вздохом сказала Марфуша и деловито нахмурилась.
— Огород? Вот что… Да… огород копать самое время подоспело. Вон как солнышко-то греет! Гороху, стало быть, посеешь, морковки…
— Нет. Я уж картошку посадила.
— Можно и картошку. Картошка — второй хлеб.
— А Саша говорит, лучше конфеты посадить. Они, что ли, вырастут, деда? — спросила девочка.
— Конфеты? Навряд ли конфеты вырастут… Это он для смеха сказал.
— Потому что я маленькая, — пояснила Марфуша и, подумав, прибавила: — А всё равно я большая!
— Вот, вот… Ты маленькая, да удаленькая… Ну вот! — сказал старик, поворачивая готовую лопатку перед глазами девочки. — Нравится лопатка?
— Нравится.
— Копай на здоровье свой огород и картошку сажай. А картошка-то у тебя есть на посадку?
— Есть.
— А то я дам.
— У тебя плохие картошки, деда… А у меня самые, самые лучшие, которые Ваня из города привёз! — похвастала девочка.
Тихон Михайлович насторожился. Вчера Боря Дюков сообщил ему, что привезённые из Ленинграда клубни куда-то исчезли.
— Из города? — переспросил он. — А где же ты взяла?
— А в ящике! Она уже выросла, и Ваня всё отломал… А потом он выбросил под кровать. Я и взяла… — беззаботно рассказала девочка.
— Ай, ай, ай! Ягодка, ягодка… Что же ты натворила! — с укором сказал старик.
Марфуша тревожно оглянулась кругом, посмотрела на свои руки, на лопатку.
— Зачем же ты картошки взяла у ребят? Картошки-то эти не простые, сортовые! Ай, ай, ай! Какая беда!.. Узнают ребята, тебе не сдобровать.
— А они и не узнают… — неуверенно сказала она.
— Не в том дело, что не узнают. Нехорошо ты поступила, кралечка. Взяла без разрешения. Позорный поступок это!.. Ты скоро в школу пойдёшь, пионеркой станешь — и вдруг такое дело…
— Я же только поиграть…
— Какая тут игра… что ты, ягодка! Принеси-ка мне эти картошки. Поняла? Я уж как-нибудь верну их обратно по принадлежности.
Из большого толстого полена Степан Захарович во дворе делал корыто для поросёнка.
Солнце поднялось уже высоко и грело по-настоящему. От влажной крыши сарая, от ступенек крыльца, от подоконников шёл пар.
— Степану Захаровичу моё почтение!
Дед поднял голову и улыбнулся.
— А-а! Тихону Михайловичу… — приветливо встретил он неожиданного гостя. — С хорошей погодой!
Тихон Михайлович сел на крыльцо, достал кисет и начал сворачивать цыгарку.
— Слышал я, что у вас картошка сортовая пропала…
— Верно. Случилось такое происшествие. Положил себе под кровать, а на другой день хватился, — её и след простыл. Куда делась, не пойму…
— На кого же у вас подозрение?
— А что хочешь, то и думай! Думаем, крысы, а только откуда они взялись?..
— Вот насчёт этого дела я и хотел поговорить… Так, чтобы весь разговор промеж нас остался…
Когда Тихон Михайлович ушёл на конюшню, Степан Захарович оставил недоделанное корыто и с таинственным видом вернулся домой. Ваня сидел над учебниками, но не занимался, а, глубоко задумавшись, смотрел в окно. С минуты на минуту он ждал Зину с обещанным клубнем. Мальчик не обратил внимания на то, что дед сходил в соседнюю комнату.
— Ну что, Ванюша, задумался? — спросил дед, хлопнув внука по плечу. — Всё о картошке горюешь! Это ничего… Это тебе полезно. Теперь ты настоящую цену ей знаешь…
Ваня с удивлением взглянул на деда. В его словах, а главное в хитром, многозначительном выражении лица, скрывалось что-то необычное.
— Ты это к чему, дедушка?
— А к тому, что не горюй… Не пропала твоя картошка… Чего ты глаза-то вытаращил? Пойди посмотри… Лежит на месте со вчерашнего дня.
Ваня вскочил и бросился к своей кровати. Действительно, дед говорил правду: клубни лежали в ящике.
— Дед, как же это? — со счастливой улыбкой спросил мальчик, возвращаясь назад.
— Ну, мало ли как… Так тебе всё и скажи!
— Скажи, дед…
— Нет, лучше не спрашивай. Всё равно не скажу…
Часть третья
27. В пути
Подкрадывался рассвет, и малохоженная тропинка, поросшая травой, становилась всё заметней. Ветки уже не лезли в лицо, и можно было разглядеть крошечные, чуть распустившиеся листочки на деревьях. Вот светлые, как будто лаком покрытые листочки берёзы. У ольхи они собраны гармошкой. На кончиках сосновых веток пушистые почки. Скоро они вытянутся и, как свечки, будут торчать вверх. Черёмуха готовится цвести. Бутончики её похожи на какие-то шишки; наступит тепло — и они быстро развернутся в белые кисти.