Принц Галлии, стр. 84

Перед отъездом Август XII, улучив свободную минуту, отвел Филиппа в сторону и тихо сказал ему:

— Пожалуй, я должен поблагодарить учителя моей жены за проявленное усердие.

Филипп обалдело уставился на своего будущего тестя. Он все утро ловил на себе странные взгляды императора и, в общем, догадывался, в чем дело, но такой откровенности не ожидал. Между тем Август XII положил ему руку на плечо и продолжал:

— А я-то думал, что избежал этой участи, когда принцесса Бланка вышла за графа Бискайского. Вот нерадивые у меня осведомители — ну, никуда не годные… Впрочем, мы с тобой квиты, — с некоторой долей злорадства добавил он. — Моя дочь тоже не подарок.

Филипп рассеянно кивнул. От Дианы Орсини он узнал, что увлечение Анны девчонками было далеко не столь невинным, как ему казалось прежде. Последние полтора года при императорском дворе активно возрождались хорошо забытые традиции древнеримских весталок, и Август XII, потеряв надежду образумить свою горячо любимую, но беспутную дочь путем уговоров, угроз и наказаний разной степени тяжести, видел только одно средство — поскорее выдать Анну замуж и переложить все заботы на плечи ее супруга. Так он, собственно, и поступил.

«Однако семейка у нас будет! — сокрушенно думал Филипп. — Что муж, что жена, оба бабники».

На прощание они с Анной обменялись вежливыми колкостями по поводу того, кому после их свадьбы достанется Диана Орсини. Сама девушка явно отдавала предпочтение Филиппу, от которого была без ума, и в последнюю ночь то и дело заходилась слезами, не желая расставаться с милым. Филипп был очень нежен с ней и утешал ее тем, что спустя три месяца они снова увидятся и больше не расстанутся никогда…

С окончанием официальных торжеств большинство гостей наваррского короля поспешили разъехаться по домам — но так поступили не все гости. Формальным поводом для оставшихся послужило заявление Маргариты, что через две недели, 26 сентября, состоится ее бракосочетание. Правда, она не изволила сообщить имя избранника, но сам факт назначения точной даты сужал круг подозреваемых до четырех человек, с которыми король Наварры имел предварительные договоренности, полностью готовые к подписанию брачные контракты и разрешение Святого Престола на брак; это были Тибальд де Труа, Рикард Иверо, Педро Оска и Педро Арагонский. Что же касается истинной причины задержки части делегаций Франции, Галлии, Арагона и Кастилии в Памплоне, то о ней можно было судить хотя бы на том основании, что король Робер III, вынужденный срочно возвратиться в Тулузу, поручил вести переговоры от имени всей Галлии известному иезуитоненавистнику герцогу Аквитанскому. Кроме того, при наваррском дворе появились некие таинственные личности, одетые как купцы, но с повадками знатных господ, — по утверждению сведущих людей, эмиссары королей Англии, Лотарингии и Бургундии, германского императора, а также великого герцога Фландрского. Таким образом, в Памплоне собрались представители всех стран, где были сильны позиции иезуитов; они обсуждали план совместных действий в свете предстоящего отлучения ордена от церкви и наложения на все его области Интердикта.

При других обстоятельствах Филипп принял бы деятельное участие в переговорах, но, как мы уже упоминали, Маргарита пригласила молодых вельмож погостить недельку в ее загородной резиденции Кастель-Бланко — небольшом замке вблизи реки Арагон, все стены и башни которого были выстроены из белого известняка, так что он вполне оправдывал свое название. [8] Принцесса рассчитывала, что ее гостям придется по вкусу смелая, можно сказать, революционная идея на время избавиться от назойливых придворных и всласть порезвиться в обществе равных себе вельмож, не ограничивая свою свободу предписаниями дворцового этикета и не боясь уронить свое высокое достоинство в глазах знати среднего и мелкого пошиба, поскольку присутствия таковой не предвиделось.

Как и предполагала Маргарита, ее идея была принята на ура, и рано утром 13 сентября четыре десятка знатных молодых людей в сопровождении одной только личной прислуги и вооруженной до зубов охраны покинули Памплону и отправились на юг, где находилась цель их путешествия — уютный белый замок, заблаговременно укомплектованный многочисленным штатом пажей и слуг, чтобы с самой первой минуты пребывания в нем вельможи не испытывали никаких неудобств.

В этой компании высокородных и могущественных дам и господ было, однако, три исключения. Во-первых, Маргарита уважила просьбу Эрика Датского и пригласила в Кастель-Бланко Ричарда Гамильтона, который хоть и происходил из древнего шотландского рода Гамильтонов, но принадлежал к одной из младших его ветвей и был куда более известен своими военными подвигами в Палестине и на Балканах, нежели поместьями на юге Шотландии. Во-вторых и в-третьих, помимо традиционных забав, вроде прогулок, охоты, купания в реке, Маргарита решила развлечь высоких гостей небольшим пикантным представлением — сельской свадьбой, как она ее называла, и с этой целью прихватила с собой Габриеля и Матильду.

Накануне Филипп и Бланка предприняли последнюю отчаянную попытку отговорить Габриеля от брака с Матильдой, но он упорно стоял на своем. Сама Матильда чувствовала себя точно приговоренной к смерти, ее отношение к Габриелю ничуть не улучшилось, и каждый день, а то и по несколько раз ко дню, она умоляла его, Маргариту и Этьена изменить свое решение, однако все трое оставались глухи к ее мольбам, и в конце концов бедняжка, если не смирилась со своей участью, то, во всяком случае, покорилась неизбежному. Филипп всей душой жалел Матильду; он видел, как в ней с каждым днем растет и крепнет ненависть ко всем без исключения мужчинам, — и тогда ему становилось безмерно жаль Габриеля…

Кастель-Бланко находился более чем в двадцати милях от Памплоны, и молодые люди, хоть и отправились в путь рано утром, прибыли к месту назначения поздно вечером. Все были утомлены дорогой, а Филипп, к тому же, чертовски зол. Весь день он гарцевал на лошади возле кареты, в которой ехала Бланка, жалуясь ей вначале на жару, а позже — на усталость, но она упорно не желала понимать его намеков и большей частью отмалчивалась, желая показать ему, как низко он пал в ее глазах после той выходки с Монтини. Помимо этого, у Бланки была еще одна, не менее веская причина не пускать Филиппа к себе в карету: только что у нее закончились месячные, и она, чувствуя повышенную возбудимость, не без оснований опасалась, что ей не хватит сил успешно противостоять его домогательствам. Так Филипп и проехал весь путь верхом под аккомпанемент издевательских смешков, время от времени доносившихся из следовавшей впереди кареты, на дверцах которой красовался герб графства Иверо; это Гастон д’Альбре в обществе княжны Елены комментировал ей очередную неудачу своего кузена.

По прибытии в замок молодые люди наскоро отужинали и сразу разошлись по отведенным им покоям, чтобы успеть как следует отдохнуть перед намеченным на следующий день развлечением — сельской свадьбой. Филипп также собирался уходить к себе, но Маргарита задержала его и попросила зайти к ней якобы для серьезной беседы. Разговор их вправду был серьезным, и к концу Маргарита так расстроилась, что Филиппу пришлось утешить ее, оставшись с ней на всю ночь.

Глава XLI

Грустная свадьба

С легкой руки Маргариты словосочетание «сельская свадьба» всегда будет вызывать в памяти Филиппа гнетущую атмосферу тоски и безысходности, царившую в маленькой часовне Кастель-Бланко, когда настоятель небольшого монастыря, что в двух милях от замка, сочетал Габриеля и Матильду узами законного брака. Низенький толстячок-аббат с круглым, как луна, благообразным лицом был так неприятно поражен похоронным видом невесты, что вдруг заторопился и чуть ли не наполовину скомкал всю церемонию, а заключительное напутствие произнес таким мрачным тоном, каким в пору было бы говорить «requiescat in pace». [9]