Прекрасная Габриэль, стр. 17

Эсперанс начал смеяться.

— Я не знаю ни его, ни его жены, — сказал он. — Всех этих людей, как они ни близки моей возлюбленной, я не видал никогда.

— Как же это возможно?

— Вы знаете, что я жил в маленьком имении, нанимаемом Спалеттой, моим гувернером. За милю оттуда — дом старой тетки Антрогов, очень скупой. Иногда, охотясь на зайца, я доходил до рубежа ее земель и посылал старухе убитую дичь. Однажды, семь месяцев тому назад, я отвез к ней куропаток, когда увидал за столом молодую девушку ослепительной красоты. Это была ее племянница, Анриэтта де Бальзак д’Антраг, которую родители прислали туда, чтоб избавить ее от опасностей приступа, которым король угрожал тогда Парижу.

— Э! — перебил с гневом Крильон. — Это нелепо, не было никакой опасности, если бы мы взяли Париж. Король берет города, а не женщин.

— Так говорили, — продолжал Эсперанс, — и признаюсь, видя эту чудную свежесть, этот живой цветок, я одобрил, что д’Антраг не подверг дочь огню осады и восторгу офицеров и ландскнехтов.

— Да, вы одобряли Антрага, что он прислал свою дочь развеять вас. Прекрасная Анриэтта была прислана наблюдать за наследством тетки и не допускать его попасть в другие руки.

— Я не спорю, потому что, когда тетка умерла, а наследство было получено, Анриэтта тотчас была отозвана своими родителями.

— Вот видите! Продолжайте.

— Дело в том, что, как я вам сказал, я не могу решиться отыскивать постыдную сторону поступков человечества. Итак, я увидал Анриэтту, она покраснела, увидев меня, восхищалась моими куропатками, как будто они были фазаны, и что-то говорило мне, что с этого свидания время будет проходить для нас приятнее и скорее.

Крильон с отчаянием крутил свои усы.

— Сначала мы виделись в капелле, — продолжал Эсперанс, — потом из ее и моего окна.

— Вы мне сказали, что жили за целое лье.

— Без сомнения.

— И вы видели друг друга за целое лье?.. О молодость!

— Какие у ней славные черные глаза!..

— А у вас какие славные голубые! — сказал Крильон с нежностью. — Далее!

— Это было осенью, в конце, погода стояла хорошая для прогулок. Она выезжала на маленькой лошади по желтевшему лесу…

— Особенно в те дни, когда вы охотились?

— Конечно.

— Что же делал гувернер, что говорила тетка?

— У Спалетты часто была подагра, а тетке лета не позволяли ездить верхом. Но Спалетта ворчал больше тетки.

— Славная тетушка! Как она принадлежала к этой семье! Итак, Спалетта зарабатывал-таки деньги вашей матери, он вас стеснял?

— Да, но с того дня, как было получено письмо, которое я вам показывал, Спалетта исчез, знаете?

— Черт побери!.. Помню… Он исчез, и тогда уже никто вас не стеснял?

— Никто, — наивно сказал Эсперанс.

Крильон рвал бороду и испустил вздох красноречивее десяти восклицаний.

Между собеседниками наступило молчание на несколько минут.

Глава 8

ДУРНАЯ ВСТРЕЧА

Крильон заговорил первый.

— Итак, вы любите Анриэтту д’Антраг?

— Да.

— Страстно? Вы от нее без ума?

— Она близка моему сердцу, корни, пущенные этой любовью, растут в нем глубоко.

— А она также вас любит?

— Я так думаю.

— Постарайтесь мне сказать, что вы уверены в этом.

— Я вижу, — сказал Эсперанс терпеливее и веселее, чем должен был ожидать Крильон, — что вы мне поверите только тогда, когда увидите доказательство собственными глазами. Дотроньтесь до моей груди.

— Что там такое? Еще футляр?

— Нет, записка.

— Скажите пожалуйста! Она пишет. Это честнее, чем я думал.

— Вы имеете жалкое мнение о женщинах.

— О тех, которые называются Антраг, — с пылкостью сказал Крильон, — а не о других. Но что говорится в этой записке?

— «Любезный Эсперанс, ты знаешь, где меня найти; ты не забыл ни день, ни час, назначенный твоей Анриэттой, которая тебя любит. Приезжай. Будь благоразумен».

— Написано: «Твоя Анриэтта»? — спросил Крильон.

— Именно так, буквально. Посмотрите.

— Ни числа, ни места, откуда письмо писано. Она осторожна: это добродетель Туше.

— Послушайте, молодая девушка может бояться компрометировать себя.

— Низость — это порок Антрагов.

— Право, — отвечал Эсперанс сухим тоном, — вы не снисходительны.

— Я вижу, друг мой, что я должен вам все сказать, — перебил Крильон. — Это тягостная обязанность для холодного старика, снимающего повязку любви. Обыкновенно этот старик называется Время, и я играю здесь его роль. Но это все равно. Рискуя вас прогневать, я объяснюсь. Притом, я почти затем поехал с вами.

— Я горю нетерпением узнать все, — сказал Эсперанс с иронией, но не злобной. — Посмотрим на преступления мадемуазель Анриэтты. Стало быть, их стоит труда рассказать, если храбрый Крильон удостоил взять это на себя.

— Во-первых, мой юный друг, перечислим семейство д’Антраг. Вы мне называли отца, мать, брата и сестру?

— Да.

— Вы, кажется, забыли еще кого-то.

— Кого же?

— Вторую дочь мадам д’Антраг, родную сестру мадемуазель Анриэтты.

— Она не считается. О ней никто не говорит. Вот почему я не сказал о ней.

— А! О ней никто не говорит? — сказал Крильон со странной улыбкой. — Даже мадемуазель Анриэтта?

— Никто. Анриэтта сказала мне о ней несколько слов, мимолетно.

— Может быть, мадемуазель Анриэтта имела свои причины молчать. Но не все же носят фамилию Антраг, и прошу вас, поверьте, что все ужасно много говорили о ней.

Крильон думал, что нанес жестокий удар Эсперансу. Тот даже и не пошатнулся на своем седле. Едва улыбнувшись, он отвечал:

— Я знаю, что вы хотите сказать.

— Вы знаете эту историю?

— Знаю.

— Она скандалезна?

— Это слово, может быть, слишком резко, но история есть, и я ее знаю.

— Сделайте одолжение, расскажите мне ее, как вы ее знаете.

— Я могу рассказать вам ее так, как она есть. Д’Антраг имел пажа, молодого гугенотского дворянина, который забылся до того, что объяснился в любви Марии д’Антраг, и его прогнали.

— Объяснился в любви! — вскричал Крильон. — Только-то!

— Разве этого не довольно? Конец истории серьезнее и, вероятно, более вам понравится. Это секрет, но, мне кажется, вы его знаете.

— Расскажите конец, а я вам расскажу начало.

— Ну, Мария держала себя ветрено с этим пажом, она подарила ему перстень.

— Скажите пожалуйста! Мария?

— А паж, когда оставил д’Антрага, стал этим хвастаться.

— Что же тогда?

— И так как надо было прекратить вред, который это хвастовство могло причинить чести дома, мадам д’Антраг просила одного дворянина, сына друга их семейства, вызвать на дуэль этого пажа, который уже вырос и служил в гвардейцах короля Генриха Четвертого, вы должны его знать, это Урбен дю Жарден.

— Еще бы я не знал этого бедняжку! — сказал Крильон, раскрасневшись оттого, что так долго сдерживал себя. — Но, право, мне досадно слышать от вас весь этот вздор, который заставили эту ехидну вам наговорить, гугенотский дворянин вовсе не был вызван на дуэль, он был убит.

— Я это знаю, я хотел вам это сказать.

— К этому гугеноту, который был очаровательный юноша, подослали разбойника, и на другой день Омальской битвы, где бедный юноша дрался, как храбрец, убийца положил его наземь тремя пулями, которыми выстрелил в него из-за изгороди.

— Я это знаю.

— Я его поднял, — сказал Крильон, задыхаясь от бешенства, — и я вздыхал по нем, как будто он был мой племянник или сын…

— Конечно… — начал было Эсперанс.

— И вы находите это прекрасным, — перебил его Крильон, так разгорячившись, что не мог уже остановиться, — это честно, это позволительно, потому что это сделали Антраги.

— Извините, — перебил Эсперанс, — я знаю, что это гнусное убийство, но его не следует приписывать Антрагам. Сама Анриэтта, когда рассказала мне все, ненавидела и проклинала убийцу.

— Она это сделала!.. А я клянусь небом, что я велю его повесить — нет, четвертовать, если когда-нибудь схвачу его.