Прекрасная Габриэль, стр. 146

От Вожура до Жуарра далеко, особенно по проселочной дороге. Эсперанс, очень утомленный, приехал к трем часам к тому маленькому городку, куда отправила его Габриэль. Там он отдохнул, рассчитав, что от Жуарра до Монсо всего два часа езды и что ему оставалось еще довольно времени выполнить данное ему поручение.

Освежившись, отдохнув, Эсперанс начал думать серьезнее о поручении, данном ему Габриэль. Кто такой был этот человек, жизнью, свободой которого так дорожили? Габриэль не имела семейных тайн, которые были бы неизвестны Эсперансу; ее никогда не обвиняли во вмешательстве в политические интриги. Она не принадлежала к числу тех сварливых характеров, которые назначают и сменяют министров. Кто же мог быть этот человек и что же выйдет из его приезда в Монсо?

Но так как Эсперанс не принадлежал к числу тех мечтателей, которые ломают себе голову, чтобы выдумывать разные бредни, так как, напротив, он любил во всем ясные идеи и светлый ум, он сказал себе, что Габриэль должна знать, что она делает, и что прекрасных, ясных глаз женщины достаточно, чтобы успокоить даже слепца во всех возможных опасных местах.

Он весело пошел к городу, размышляя о слове «признательность», которым Габриэль кончила разговор, и парк Монсо превратился для него в сады Армиды, в которых не будет недостатка ни в очарованиях, ни в очаровательнице. Он бредил наяву и был очень счастлив.

Он уже примечал направо от дороги золотых медведей на вывеске, качавшейся на заржавленном треугольнике. Он остановил свою запыхавшуюся лошадь, бросил поводья конюхам, которые в это время всегда были готовы хорошо принимать путешественников, потом прошел двор, как будто всю жизнь жил в этой гостинице, и вошел в указанный сад.

Это была маленькая загородка, где красовались между морковью и салатом розы, гвоздика и жимолость. Турецкие бобы с красными цветами вились вокруг длинных жердей, виноградные лозы с зелеными кистями покрывали развалившуюся стену. Собаки залаяли, большой ручной еж свернулся в комок под сапогом Эсперанса, который, отыскивая своего крестьянина, смотрел везде, кроме своих ног.

Наконец шелест листьев привлек внимание молодого человека в угол этой маленькой загородки, которую Габриэль удостоила именем сада. Под чащей хмеля и виноградной лозы, возле бочки, зарытой в землю, вроде цистерны, где зеленые лягушки ныряли в грязной воде, Эсперанс приметил человека, очень дородного, голову которого покрывала крестьянская шляпа, совершенно закрывавшая лицо. Этот странный поклонник красот природы показался бы безжизненным, его можно было бы принять за пугало, если бы в его тонкой и белой руке не шевелился хлыст, мутивший воду в бочке, чтобы пугать лягушек.

Эсперанс, внимательно рассмотрев этого человека, наружность которого согласовалась с описанием Габриэль, отважился, так как незнакомец настойчиво скрывал свою голову, произнести каббалистическое имя, которое должно было возбудить доверие этого недоверчивого крестьянина.

— Эсперанс! — прошептал он, срывая испанскую вишню с соседнего куста.

Тотчас дородный человек поднял голову и показал решительное и приметное лицо, при виде которого Эсперанс не мог не подумать: «Я понимаю».

Довольно продолжительный осмотр незнакомца, очевидно, послужил к выгоде Эсперанса, потому что этот охотник за лягушками тонко улыбнулся и, встав с дерновой скамейки, сказал:

— Когда вам будет угодно?

— Я к вашим услугам, — отвечал Эсперанс.

Толстяк провел своего проводника к калитке этого сада, указал ему на двух лошадей, ждавших там, и вежливо попросил помочь сесть на седло. Эсперанс поднял эту массу с силой мускулов, которая вызвала новую улыбку у незнакомца.

— Я вижу, — сказал он, — что мне выбрали хорошего спутника.

— Считаю за честь оказать вам услугу, — с уважением отвечал Эсперанс.

— Ну, поедем, — прибавил толстяк.

Эсперанс, не отвечая, поехал вперед, положив левую руку на карабин, а шпага находилась под его правой рукой. При наступлении ночи оба прошли в пролом в стене Монсо, и Грациенна, ждавшая внутри, проводила их до очаровательного грота, находившегося в самой густой части парка, и сказала толстяку:

— Сюда, монсеньор.

А Эсперансу:

— А вы ждите у этой двери и хорошенько караульте.

Глава 64

ВАННЫ ГАБРИЭЛЬ

Среди парка в Монсо, в долине, увенчанной амфитеатром из каштановых, яворовых и дубовых деревьев, возвышался грот из мшистых скал, которые Екатерина Медичи с большими издержками велела привезти из Фонтенебло. Вода соседнего источника, теплого от продолжительного течения по солнцу на песке, лилась в грот, в широкий и глубокий бассейн. Туда-то, под зубчатый свод плюща и диких цветов, Габриэль в жаркие дни лета приходила освежаться и отдыхать. Не раз, подобно Диане, охраняемой нимфами, она купалась в бассейне с песком, мягким, как бархат, и чтобы после ванны не встречать в парке любопытных и не тотчас подвергаться жару и яркому дневному свету, она возвращалась в замок, не будучи видимой, по галерее, вырытой под амфитеатром, которая дверью, ключ от которой был у одного короля, соединялась с гротом ванн из большой соседней аллеи.

Украшенный или испорченный, лучше сказать, мрамором и архитектурными украшениями, этот грот, ныне разрушенный, еще называется «ваннами Габриэль».

Этот грот составлял большую и высокую овальную залу, куда открывалась та потайная дверь, о которой мы говорили. Перед залой со стороны парка была передняя, изгибы которой мешали видеть внутренность и даже слышать слова, поизносившиеся в зале.

Внутренность грота освещалась факелом из душистого воска. В зале находились стулья и стол. В свежей воде бассейна торчали бутылки с длинными шейками, назначенные к вечернему полднику, а чудные фрукты, выложенные пирамидой в большой корзине, издавали из своего темного угла упоительный запах.

Грациенна приподняла длинную колонну плюща, висевшего со скалы, как дрожащая занавесь, впустила незнакомца и ушла, оставив свою госпожу одну с этим таинственным человеком.

Габриэль, в белом платье, со своими прекрасными светло-русыми волосами, сиявшими при свете восковых свечей, пришла навстречу своему гостю, взяла его за руку и довела до стула.

— Добро пожаловать, ваше высочество, — сказала она, — извините, что я принимаю вас в таком мифологическом месте, но я слышала, что великие полководцы любят открытые позиции, где их движения свободны, и я не имела притязания запереть герцога де Майенна, чтобы держать его в моей власти.

Майенн — это был он — отвечал на этот комплимент с любезностью, которая была ему свойственна и которую вызывала очаровательная улыбка Габриэль.

— Вы видите, маркиза, — сказал он потом, — что я не боялся отдаться в вашу власть, а под этими скалами величайший воин на свете был бы пойман так же легко, как птица, влетевшая в клетку, особенно когда дверь караулит такой человек, как тот, которого вы мне послали, Геркулес с головой Адониса.

Габриэль, чувствуя, что она краснеет, предложила герцогу стул и сама села.

— Вы здесь в большей безопасности, чем среди вашей армии, — сказала она, — король в Париже; мое слово ручается вам за безопасность. Что касается вашего проводника, если б во Франции существовал более благородный и храбрый дворянин, я выбрала бы его в ваши провожатые в этом посещении, великодушное доверие которого я умею ценить.

— Вы мне подали пример, маркиза, когда, две недели тому назад, приехали ко мне в Жуарр, где я скрывался и где вы могли бы застать меня врасплох. Вы начали таким образом совещания, и я должен отплатить вам взаимностью.

— Ах, герцог! я хотела бы ценой моей крови примирить двух принцев, которые держат в своих руках счастье Франции.

— Это зависит не от меня одного, — сказал Майенн, — король меня ненавидит.

— Вы ошибаетесь, — с живостью вскричала Габриэль, — король вас боится.

Эта лесть заставила проясниться лоб герцога.

— Если б это была правда, — сказал герцог, — все было бы кончено; но ваша деликатность не может помешать мне видеть неприязнь, с какой ведут со мной войну.