Прекрасная Габриэль, стр. 135
— Ла Раме уступил только опасению компрометировать вас, — прибавил он, пристально смотря на нее.
— Компрометировать меня?.. Месье де ла Раме… что это значит?
«Подожди, змея, я помешаю тебе шипеть», — подумал молодой человек.
— Он написал вам длинное письмо, наполненное любовью и признательностью; он благодарил вас за поощрение его планам, предлагал вам половину своей короны, называл вас своей королевой и подписался: «Карл, король».
Анриэтта при каждом слове становилась тревожнее и взволнованнее.
— Это письмо, — продолжал Эсперанс, — было послано вам прямо в Париж с курьером, когда мы с Крильоном остановили этого курьера, взяли письмо и внимательно обсудили его содержание.
Анриэтта помертвела и машинально искала опоры около себя. В голове Эсперанса промелькнула молния сострадания, но отвращение коснуться этой женщины преодолело человеколюбие, и он холодно предоставил ей прислониться к стволу дерева.
— Вы понимаете, — продолжал он, — какое действие произвело бы это письмо на короля; видите, каким опасностям подвергаются иногда, не зная о том!
Он скрестил руки. Анриэтта шаталась; пот выступал крупными каплями на ее лбу.
— Ла Раме сжалился над вами, — продолжал Эсперанс, — он умолял своих врагов отдать ему это письмо, обещая взамен предать им себя без сопротивления и не покушаться на свою жизнь. Он губил себя, чтобы спасти вас.
— Что же отвечали? — спросила бледная Анриэтта.
— Согласились.
— Так что письмо…
— Сожжено. Вам нечего более бояться.
Щеки и глаза Анриэтты д’Антраг точно осветило пламя.
— Да, — продолжал Эсперанс, — но несчастный, жертва своей преданности, в тюрьме и близок к смерти. Знаете ли вы, что казнь назначена завтра утром в восемь часов?
— Что же делать? — спросила она. — И есть ли средство спасти этого несчастного?
— Ла Раме нашел и послал меня к вам сообщить вам об этом.
Анриэтта почувствовала, что готовится новый удар, и удар еще ужаснее, может быть. Она прочла в самоуверенном взгляде Эсперанса, что самая важная часть его поручения еще не была исполнена. Она собралась с силами, чтобы приготовиться к новой борьбе.
— Я слушаю, — сказала она, — и буду способствовать всеми возможными путями спасти того, кто спас меня.
— Это прекрасные чувства, они облегчают мне путь.
— Чего желает месье де ла Раме?
— Он страстно любит вас…
— Я полагаю, вам не это поручено мне сказать.
— Не прерывайте меня, прошу вас. Он вас любит, говорю я, до такой степени, что не может без вас жить и желает, чтобы вы формально дали ему слово.
Анриэтта посмотрела на Эсперанса с непритворным удивлением.
— Какое же я могу дать слово несчастному, минуты которого сочтены? Жить без меня не может составлять для того вопроса, потому что он умрет.
— Предположите, что он останется жив, — спокойно сказал Эсперанс.
Она вздрогнула.
— Кто же его спасет?.. — вскричала она с испугом, от которого она показалась Эсперансу отвратительной.
— Я.
— Вы насмехаетесь.
— Я утверждаю, что ла Раме будет спасен.
— А король?
— Король согласен. Вы видите, что ничто не может помешать ла Раме жить, ничто, слышите ли вы?
Анриэтта чуть было не вскрикнула, но она почувствовала, что обнаружив таким образом весь свой эгоизм, она помешает молодому человеку продолжать свои объяснения. Но она уже изменила себе, было уже слишком поздно, Эсперанс понял ее, он читал истину на дне этой лужи.
— Я знаю, — сказал он, возмущенный, — что вы предпочли видеть мертвого, и его так же, как других, но я этого не хочу, он останется жив, и я принес вам его желание: он требует, чтобы вы сопровождали его в изгнании.
На этот раз Анриэтта не могла уже владеть собой.
— Это безумный бред, — сказала она, — и тот мнимый спаситель, стало быть, спас меня только, для того чтобы вернее меня погубить.
— Я не рассматриваю его намерения, я повинуюсь его воле, которая притом сделалась моею.
— Что такое? — заревела тигрица.
— Это моя воля! — отвечал лев. — Довольно преступлений, довольно крови, на которой плавает ваше честолюбие, низкое, как ваша любовь! Ла Раме, прощенный королем, бежит нынешнею ночью из Шатле. Вы поедете с ним. Он называет это наградой за его жертву. А я знаю, что это будет и для вас и для него самым ужасным наказанием, но пусть так! Когда Провидение определило месть, оно мстит как следует. Вы поедете с этим человеком, а если нет, то, бросив глупую деликатность, до сих пор удерживавшую меня, я обвиню вас, сославшись на свидетельство Крильона и Понти, в ваших преступлениях перед трибуналом короля, и мы увидим, не пожалеете ли вы тогда об изгнании, которое предлагает вам ваша жертва.
«Я погибла, — подумала Анриэтта, — особенно если я обнаружу мои мысли».
Она закрыла лицо руками, как будто рыдания душили ее. Она действительно рыдала. Положение стоило того.
— Милостивый государь, — сказала она, — я знаю, что я принадлежу этому несчастному. Я знаю, что я умерла для света. Но не думаете ли вы, что я имею право плакать о бесславии, которое будет наброшено на все мое семейство? Я была виновна, но неужели я должна быть так ужасно наказана?
— Я вижу только это средство, — сказал Эсперанс, — искупить ваши преступления. Столько пролитой крови не омывается в один день. Вы будете страдать, но это необходимо.
— Ну, — сказала она, — если так сурова моя обязанность, я буду повиноваться.
— С этой минуты, — сказал Эсперанс, — я вам прощу и буду вас уважать.
Она посмотрела на него со странным видом.
— На другой день вашей свадьбы с ла Раме вы получите от меня, в каком месте ни находились бы вы, это письмо, которое вы с таким упорством требовали от меня и которое тогда я не стану считать себя вправе удерживать.
Глаза Анриэтты сверкнули. Только сильная ненависть, страшная ярость могли вызвать подобную искру.
— Хорошо! — пробормотала она, заскрежетав зубами. — Теперь что я должна сделать? Как будет совершен этот побег?
— Вы знаете Шатле? — спросил Эсперанс.
— Да.
— Над воротами возле Малого моста есть наверху небольшая комнатка, куда на эту ночь переведут пленника. Оттуда он убежит. Я буду ждать его нынешнею ночью с лошадьми или, лучше сказать, мы будем его ждать, потому что вы поедете со мной.
Анриэтта задрожала, как будто хотела снова возмутиться.
— Эта комната, — продолжал Эсперанс, чтобы окончательно разрушить последнюю нерешимость этой низкой женщины, — напомнит вам еще одно воспоминание. Ла Раме, к счастью, этого не подозревает, потому что он никогда не осмелился бы войти в эту комнату.
— Отчего же?
— Там жил в молодости, в своей беззаботной и счастливой молодости, сын губернатора Шатле, красавец гугенот, который теперь умер, Урбен дю Жарден; вы помните это имя?
Анриэтта вскрикнула. Эсперанс приписал это испугу.
— Урбен дю Жарден, — прошептала она, — был сын губернатора Шатле?
— Увы, да! — отвечал Эсперанс, не примечая страшного выражения торжества, которое вспыхнуло и погасло на бледном лице Анриэтты, — да, это был его сын, и я видел, как текли слезы старика, когда во время моего кратковременного заточения он посадил меня на кресло, где спал когда-то его несчастный сын и где, может быть, сам того не зная, он посадит убийцу в нынешнюю ночь.
— Довольно, довольно! — сказала Анриэтта с лихорадочной поспешностью, которая заставила подумать Эсперанса, что это последнее воспоминание убедило ее. — До завтра! Дайте знать, в котором часу, и полагайтесь на меня.
«А тем более, — подумал Эсперанс, — что она не может поступить иначе».
— Прощайте, — сказал он, — я возвращаюсь к ла Раме.
Она показала ему на лодку, которая привезла ее. Он ушел, тихо пожав руку Элеоноре.
Глава 59
МЩЕНИЕ ОТЦА
Эсперанс воротился домой приготовить оружие, лошадей и деньги. Он отдал приказания с предусмотрительной скоростью. Он обвернул вокруг своего тела длинную шелковую веревку, тонкую и прочную, и тотчас взял за руку Понти, с изумлением смотревшего на эти приготовления. Понти, предупрежденный запиской, ждал своего друга уже несколько минут. Оба молча направились к Шатле.