Прекрасная Габриэль, стр. 127

— Лошадей этих господ и мою лошадь.

— Будем осторожны! — шепнул Понти на ухо Эсперансу. — Негодяй уже спасся от веревок попрочнее этой.

— Месье де Понти, — грустно отвечал ла Раме, услышавший эти слова, — не остерегайтесь, это бесполезно; цепь, которой вы меня держите на этот раз, я не буду даже стараться разрывать.

Обратившись к офицерам, которые мало-помалу появлялись во дворе, он сказал:

— Я поеду на рекогносцировку с этими господами.

Когда его приветствовали криками: «Да здравствует король!», которые заставили Крильона подпрыгнуть на седле, он прошептал с таким трогательным выражением, что Эсперанс растрогался до глубины души:

— Прощай, королевство!

Через несколько минут кавалькада молча проезжала лагерь под предводительством ла Раме.

Глава 55

КАК ЛИГА ПОБИЛА ИСПАНЦЕВ И НАОБОРОТ

Маленький отряд доехал таким образом до местечка Олизи, где ждал таинственный спутник, обладатель письма. Ла Раме горячо желал доехать скорее. Без оружия, бесстрашный, погруженный в глубокую задумчивость, он во всю дорогу не подавал повода к беспокойству своим стражам.

В Олази, в гостинице, нашли того, кого Крильон ожидал там найти. Это был брат Робер, который от скуки занял место у окна первого этажа и смотрел на всегда оживленный зрелищный рынок в маленьком городке.

Ла Раме не казался удивлен, очутившись в присутствии монаха. Он понял тайный союз этих людей; он чувствовал, что его судьба разбивается о неизбежный подводный камень.

Безропотно покорный судьбе, как фанатики арабы, он не выказал ни горечи, ни недоверия.

— Мы успели, — сказал Крильон женевьевцу, — благодаря вашему содействию, и я думаю, что герцогиня побеждена. Ей теперь нечего больше делать.

Ла Раме подавил вздох, пока рассказывали о его преданности и поражении. Монах отвел Крильона в сторону и шепнул ему:

— Остерегайтесь, чтоб у вас не отняли его на дороге; хотя мы держали эту экспедицию в секрете, слух о ней мог дойти до герцогини и засаду устроить недолго. Вы понимаете, как важно для сообщников помешать признаниям виновных. За вами следовал кто-нибудь из Реймса?

— Не думаю, мы ехали скоро.

Между тем ла Раме с нетерпением говорил Эсперансу:

— К чему совещаться таким образом? Мы приехали. Вот ваш товарищ. Где письмо?

— Это правда, — отвечал Эсперанс и пошел прервать разговор Крильона и монаха.

Крильон поспешил спросить письмо у брата Робера. Тот вынул его из кармана, но не отдал ла Раме, который жадно протянул руку.

— Когда он получит письмо, вы с ним не сладите, — сказал он вслух.

— Это правда, брат мой, — отвечал Крильон, — но я обещал.

— Это письмо, — упорно продолжал женевьевец, не обращая внимания на судорожный гнев, начинавший волновать ла Раме, — есть вместе и улика его преступления и доказательство его сношений с самыми жестокими врагами короля. Он не один заслуживает наказания.

— Я купил это письмо моею жизнью, оно мое! — закричал ла Раме.

— Я обещал, — повторил Крильон, — надо отдать.

— Это должно было уже быть сделано, кавалер де Крильон, — сказал ла Раме, ногтями раздирая себе пальцы.

— Отдайте, когда он будет в Париже, господа, — перебил женевьевец.

— Это значило бы изменить моему слову, — сказал Крильон. — Отдайте, брат Робер, отдайте письмо этому молодому человеку.

— Спасение государства и короля выше вашего слова! — вскричал брат Робер.

— Выше данного слова нет ничего, — сказал Эсперанс.

Женевьевец подошел к Эсперансу и сказал ему вполголоса с выразительным взглядом:

— Это письмо погибель женщины или, лучше сказать, чудовища, которое, если вы его не задушите, погубит Габриэль.

Эсперанс вздрогнул. Почему брат Робер говорил ему это так таинственно? Стало быть, этот странный человек знал и угадывал все? Понти громко и сильно держал сторону монаха.

— С изменниками, — говорил он, — всякая страсть законна.

Но Крильон уже краснел от презрительного взгляда ла Раме. Он взял письмо из рук брата Робера и подал его побежденному без условий и комментариев.

Ла Раме поспешно распечатал, прочел и спросил огня. Эсперанс поспешил принести ему огня из соседней комнаты. Тогда пленник сжег роковую бумагу и разбросал на ветер пепел, или, лучше сказать, дым, за которым он следил глазами до тех пор, пока он исчез. С этой минуты он сел и не выказывал более признаков беспокойства, даже внимания к тому, что происходило около него.

Но Крильон и женевьевец рассуждали горячо. Несколько раз кавалер казался не согласен со своим собеседником, однако после наконец уступил. Крильон подошел к Понти и Эсперансу и отвел их в сторону.

— Вы отведете пленника в Париж, — сказал он, — брат Робер последует за вами. Вы ускорите шаги и при малейшем признаке помощи, предложенной ла Раме, без всякой нерешимости раздробите ему голову.

— Будьте спокойны, полковник, — отвечал Понти.

— Он ни на что не покусится, — возразил Эсперанс, — теперь он мертвый; но зачем вы оставляете нас, кавалер, можно вас спросить?

— Я? — заметил Крильон. — Затем что мне неприятно уезжать из этой страны, оставляя в ней тысячу человек, вооруженных против нашего короля Генриха Четвертого. Брат Робер уверяет, что без начальника они сами разбредутся, а я говорю, что герцогиня, или испанец, или де Майенн могут придать опасную жизнь этому мятежному телу. Я хочу их уничтожить.

— Вы один?

— У меня есть план, не беспокойтесь. Мне остается посоветовать вам, Эсперанс, не доверять вашему нежному сердцу. Подумайте, что этот ла Раме должен быть колесован на Гревской площади. Не будьте беспечны.

— Бедный безумец!

— А вам, Понти, простили ваше вчерашнее пьянство, вы загладили ваш проступок хорошей услугой с той минуты, как вы нас догнали. Однако вы заметите, что собака Рюсто лучше вела себя при этом. Но если вы отсюда до Парижа дотронетесь до рюмки, которая пахнет вином, я велю вас повесить как негодяя.

— Полковник, полковник! — бормотал гвардеец. — Пощадите меня и удостойте исправлять иначе, чем угрозами.

Устроив все таким образом, Крильон отправил отряд. Ла Раме ехал между Эсперансом и Понти, брат Робер сзади с пистолетом, который он скрывал под рясой. Крильон дал письмо женевьевцу к губернатору Шато Тьери, которого просил дать пленнику конвой и посадить его в закрытую повозку, из опасения, чтобы его сходство с Карлом Девятым не возбудило подозрения в стране. Пленник вежливо поклонился Крильону и сказал ему:

— Если мы не увидимся, позвольте вас поблагодарить. Простите мне и забудьте меня.

— Может быть, я сделаю что-нибудь получше, если вы будете продолжать вести себя благоразумно, — отвечал Крильон.

Он повернул лошадь и поехал обратно.

— Что хочет он сказать? — спросил ла Раме. — Он мне отвечает, как будто я просил у него милости.

— Молчите, бедный гордец, — перебил Эсперанс кротким и серьезным голосом, — кавалер хочет сказать, что добрый христианин никогда не должен отчаиваться ни в людях, ни в Боге. Вы молоды, горизонт кажется вам несколько ограниченным в эту минуту, но за этим горизонтом есть другие. Вы увидите, как они раскроются перед вами.

Ла Раме с удивлением смотрел на него. Он не понимал прощения обид и не верил этому в других.

Приехавши в Шато Тьери, губернатор исполнил просьбу Крильона, и путешествие совершилось быстрее и без всяких приключений, достойных замечания.

Между тем Крильон нашел лагерь ла Раме в смертельном беспокойстве. Исчезновение начальника не объяснялось. Офицеры искали, осведомлялись, разговаривали шепотом, солдаты начинали переглядываться и требовать, чтобы им показали короля Карла Десятого.

Испанцы захотели узнать, что сделалось с тремя их офицерами, приезду которых весь лагерь накануне радовался. Караульни в авангарде не знали ничего, кроме того, что видели, то есть, что ла Раме уехал с этими офицерами, которые провожали его на рекогносцировку. Беспокойство перешло в испуг. Решили послать собрать сведения у главных начальников предприятия, у де Майенна и герцогини Монпансье. А пока осмотрели окрестности до Олизи, где ла Раме останавливался со своими похитителями.