Три товарища, стр. 94

x x x

На следующее утро Пат была веселой и озорной. Она всё возилась со своими платьями.

– Слишком широким стало, слишком широким, – бормотала она, оглядывая себя в зеркале. Потом повернулась ко мне: – Ты взял с собой смокинг, милый?

– Нет, – сказал я. – Не знал. что он здесь может понадобиться.

– Тогда сходи к Антонио. Он тебе одолжит. У вас с ним одинаковые фигуры.

– Он может быть ему самому нужен.

– Он наденет фрак. – Она закалывала складку. – А потом пойди пройдись на лыжах. Мне нужно повозиться здесь. В твоем присутствии я не могу.

– Как быть с этим Антонио, – сказал я. – Ведь я же попросту граблю его. Что бы мы делали без него?

– Он добрый паренек, не правда ли?

– Да, – ответил я. – Это самое подходящее определение для него – он добрый паренек.

– Я не знаю, что бы я делала, если бы он не оказался здесь, когда я была одна.

– Об этом не будем больше думать, – сказал я – Это уже давно прошло.

– Да, – она поцеловала меня. – Теперь пойди побегай на лыжах.

Антонио ждал меня.

– Я и сам догадался, что у вас нет с собой смокинга, – сказал он. – Примерьте-ка эту курточку.

Смокинг был узковат, но в общем подошел. Антонио, удовлетворенно посвистывая, вытащил весь костюм.

– Завтра будет очень весело, – заявил он. – К счастью, вечером в конторе дежурит маленькая секретарша. Старуха Рексрот не выпустила бы нас. Ведь официально всё это запрещено. Но неофициально… мы, разумеется, уже не дети.

Мы отправились на лыжную прогулку. Я успел уже обучиться, и нам теперь не нужно было ходить на учебное поле. По пути мы встретили мужчину с бриллиантовыми кольцами на руках, в полосатых брюках и с пышным бантом на шее, как у художников.

– Комичные особы попадаются здесь, – сказал я.

Антонио засмеялся:

– Это важный человек. Сопроводитель трупов.

– Что? – спросил я изумленно.

– Сопроводитель трупов, – повторил Антонио. – Ведь здесь больные со всего света. Особенно много из Южной Америки. А там семьи чаще всего хотят хоронить своих близких у себя на родине. И вот такой сопроводитель за весьма приличное вознаграждение доставляет их тела куда следует в цинковых гробах Благодаря своему занятию эти люди становятся состоятельными и много путешествуют. Вот этот, например, на службе у смерти сделался настоящим денди, как видите.

Мы еще некоторое время шли в гору, потом стали на лыжи и понеслись. Белые холмы то поднимались, то опускались, а сзади нас мчался с лаем, то и дело окунаясь по грудь в снег, Билли, похожий на красно-коричневый мяч. Теперь он опять ко мне привык, хотя часто по пути вдруг поворачивал и с откинутыми ушами стремительно мчался назад в санаторий.

Я разучивал поворот «Христиания», и каждый раз, когда я скользил вниз по откосу и, готовясь к рывку, расслаблял тело, я думал «Вот если теперь удастся и я не упаду, Пат выздоровеет». Ветер свистел мне в лицо, снег был тяжелым и вязким, но я каждый раз поднимался снова, отыскивал всё более крутые спуски, все более трудные участки, и, когда снова и снова мне удавалось повернуть не падая, я думал: «Она спасена». Знал, что это глупо, и все же радовался, радовался впервые за долгое время.

x x x

В субботу вечером состоялся массовый тайный выход. По заказу Антонио несколько ниже по склону в стороне от санатория были приготовлены сани. Сам он, весело распевая, скатывался вниз с откоса в лакированных полуботинках и открытом пальто, из-под которого сверкала белая манишка.

– Он сошел с ума, – сказал я.

– Он часто делает так, – сказала Пат. – Он безмерно легкомыслен. Только поэтому он и держится, иначе ему трудно было бы всегда сохранять хорошее настроение.

– Но зато мы тем тщательнее упакуем тебя.

Я обернул ее всеми пледами и шарфами, которые у нас были. И вот санки покатились вниз. Образовалась длинная процессия. Удрали все, кто только мог. Можно было подумать, что в долину спускается свадебный поезд, так празднично покачивались в лунном свете пестрые султаны на конских головах, так много смеялись все и весело окликали друг друга. Курзал был убран роскошно. Когда мы прибыли. танцы уже начались. Для гостей из санатория был приготовлен особый угол, защищенный от сквозняков и открытых окон. Было тепло, пахло цветами, косметикой и вином.

За нашим столом собралось очень много людей. С нами сидели русский, Рита, скрипач, какая-то старуха, дама с лицом размалеванного скелета, при ней пижон с ухватками наемного танцора, а также Антонио и еще несколько человек.

– Пойдем, Робби, – сказала Пат, – попробуем потанцевать.

Танцевальная площадка медленно вращалась вокруг нас. Скрипка и виолончель вели нежную и певучую мелодию, плывшую над приглушенными звуками оркестра. Тихо шуршали по полу ноги танцующих

– Мой милый, мой любимый, да ведь ты, оказывается, чудесно танцуешь, – изумленно сказала Пат.

– Ну, уж чудесно…

– Конечно. Где ты учился?

– Это еще Готтфрид меня обучал, – сказал я.

– В вашей мастерской?

– Да. И в кафе «Интернациональ». Ведь для этого нам нужны были еще и дамы. Роза, Марион и Валли придали мне окончательный лоск. Боюсь только, что из-за этого у меня не слишком элегантно получается.

– Напротив. – Ее глаза лучились. – А ведь мы впервые танцуем с тобой, Робби.

Рядом с нами танцевали русский с испанкой. Он улыбнулся и кивнул нам Испанка была очень бледна. Черные блестящие волосы падали на ее лоб, как два вороньих крыла. Она танцевала с неподвижным серьезным лицом. Ее запястье охватывал браслет из больших четырехгранных смарагдов. Ей было восемнадцать лет. Скрипач из за стола слетал за нею жадными глазами.

Мы вернулись к столу.

– А теперь дай мне сигаретку, – сказала Пат.

– Уж лучше не надо, – осторожно возразил я

– Ну только несколько затяжек, Робби Ведь я так давно не курила. – Она взяла сигарету, но скоро отложила ее. – А знаешь, совсем невкусно. Просто невкусно теперь.

Я засмеялся: – Так всегда бывает, когда от чего-нибудь надолго отказываешься.

– А ты ведь от меня тоже надолго отказался? – спросила она.

– Но это только к ядам относится, – возразил я. – Только к водке и к табаку.

– Люди куда более опасный яд, чем водка и табак, мой милый.

Я засмеялся:

– Ты умная девочка, Пат.

Она облокотилась на стол и поглядела на меня:

– А ведь по существу ты никогда ко мне серьезно не относился, правда?

– Я к себе самому никогда серьезно не относился, Пат, – ответил я.

– И ко мне тоже. Скажи правду.

– Пожалуй, этого я не знаю. Но к нам обоим вместе я всегда относился страшно серьезно. Это я знаю определенно.

Она улыбнулась. Антонио пригласил ее на следующий танец. Они вышли на площадку. Я следил за ней во время танца. Она улыбалась мне каждый раз, когда приближалась. Ее серебряные туфельки едва касались пола, ее движения напоминали лань.

Русский опять танцевал с испанкой. Оба молчали. Его крупное смуглое лицо таило большую нежность. Скрипач попытался было пригласить испанку. Она только покачала головой и ушла на площадку с русским.

Скрипач сломал сигарету и раскрошил ее длинными костлявыми пальцами. Внезапно мне стало жаль его. Я предложил ему сигарету. Он отказался.

– Мне нужно беречься, – сказал он отрывисто.

Я кивнул.

– А вон тот, – продолжал он, хихикая, и показал на русского, – курит каждый день по пятьдесят штук.

– Ну что ж, один поступает так, а другой иначе, – заметил я.

– Пусть она теперь не хочет танцевать со мной, но всё равно она еще мне достанется.

– Кто?

– Рита.

Он придвинулся ближе:

– Мы с ней дружили. Мы играли вместе. Потом явился этот русский и увлек ее своими разглагольствованиями. Но она опять мне достанется.

– Для этого вам придется очень постараться, – сказал я. Этот человек мне не нравился.