Три товарища, стр. 55

– Будь здоров, Готтфрид, свинья ты жареная, черт бы тебя побрал!

– Будь здоров, Альфонс, старый каторжник!

Оба выпили залпом свои рюмки.

– Первоклассно! – сказал Готтфрид. – Коньяк для мадонн!

– Просто стыдно пить его так! – подтвердил Альфонс.

– А как же пить его медленно, когда так радуешься! Давай выпьем еще по одной! – Ленц налил снова и поднял рюмку. – Ну ты, проклятая, неверная тыква!

– зауохотал он. – Мой любимый старый Альфонс!

У Альфонса навернулись слёзы на глаза. – Еще по одной, Готтфрид! – сказал он, сильно волнуясь.

– Всегда готов! – Ленц подал ему рюмку. – От такого коньяка я откажусь не раньше, чем буду валяться на полу и не смогу поднять головы!

– Хорошо сказано! – Альфонс налил по третьей. Чуть задыхаясь, Ленц вернулся к столику. Он вынул часы:

– Без десяти восемь ситроэн подкатил к мастерской. Что вы на это скажете?

– Рекорд, – ответила Пат. – Да здравствует Юпп! Я ему тоже подарю коробку сигарет.

– А ты за это получишь лишнюю порцию раков! – заявил Альфонс, не отступавший ни на шаг от Готтфрида. Потом он роздал нам какие-то скатёрки. – Снижайте пиджаки и повяжите эти штуки вокруг шеи. Дама не будет возражать, не так ли?

– Считаю это даже необходимым, – сказала Пат. Альфонс обрадованно кивнул головой:

– Вы разумная женщина, я знаю. Раки нужно есть с вдохновением, не боясь испачкаться. – Он широко улыбнулся. – Вам я, конечно, дам нечто поэлегантнее.

Кельнер Ганс принес белоснежный кухонный халат. Альфонс развернул его и помог Пат облачиться.

– Очень вам идет, – сказал он одобрительно.

– Крепко, крепко! – ответила она смеясь.

– Мне приятно, что вы это запомнили, – сказал Альфонс, тая от удовольствия.

– Душу мне согреваете.

– Альфонс! – Готтфрид завязал скатёрку на затылке так, что кончики торчали далеко в стороны. – Пока что всё здесь напоминает салон для бритья.

– Сейчас всё изменится. Но сперва немного искусства.

Альфонс подошел к патефону. Вскоре загремел хор пилигримов из «Тангейзера». Мы слушали и молчали.

Едва умолк последний звук, как отворилась дверь из кухни и вошел кельнер Ганс, неся миску величиной с детскую ванну. Она была полна дымящихся раков. Кряхтя от натуги, он поставил ее на стол.

– Принеси салфетку и для меня, – сказал Альфонс.

– Ты будешь есть с нами? Золотко ты мое! – воскликнул Ленц. – Какая честь!

– Если дама не возражает. – Напротив, Альфонс!

Пат подвинулась, и он сел возле нее.

– Хорошо, что я сижу рядом с вами, – сказал он чуть растерянно. – Дело в том, что я расправляюсь с ними довольно быстро, а для дамы это весьма скучное занятие.

Он выхватил из миски рака и с чудовищной быстротой стал разделывать его для Пат. Он действовал своими огромными ручищами так ловко и изящно, что Паг оставалось только брать аппетитные куски, протягиваемые ей на вилке, и съедать их.

– Вкусно? – спросил он.

– Роскошно! – Она подняла бокал. – За вас, Альфонс.

Альфонс торжественно чокнулся с ней и медленно выпил свой бокал. Я посмотрел на нее. Мне не хотелось, чтобы она пила спиртное. Она почувствовала мой взгляд.

– За тебя, Робби, – сказала она.

Она сияла очарованием и радостью.

– За тебя, Пат, – сказал я и выпил.

– Ну, не чудесно ли здесь? – спросила она, всё еще глядя на меня.

– Изумительно! – Я снова налил себе. – Салют, Пат! Ее лицо просветлело:

– Салют, Робби! Салют, Готтфрид!

Мы выпили.

– Доброе вино! – сказал Ленц.

– Прошлогодний «Граахский Абтсберг», – объяснил Альфонс. – Рад; что ты оценил его!

Он взял другого рака и протянул Пат раскрытую клешню.

Она отказалась:

– Съешьте его сами, Альфонс, а то вам ничего не достанется.

– Потом. Я ем быстрее всех вас. Наверстаю.

– Ну, хорошо. – Она взяла клешню. Альфонс таял от удовольствия и продолжал угощать ее. Казалось, что старая огромная сова кормит птенчика в гнезде.

x x x

Перед уходом мы выпили еще по рюмке «Наполеона». Потом стали прощаться с Альфонсом. Пат была счастлива. – Было чудесно! – сказала она, протягивая Альфонсу руку. – Я вам очень благодарна, Альфонс. Правда, всё было чудесно!

Альфонс что-то пробормотал и поцеловал ей руку. Ленц так удивился, что глаза у него полезли на лоб.

– Приходите поскорее опять, – сказал Альфонс. – И ты тоже, Готтфрид.

На улице под фонарем стоял наш маленький, всеми покинутый ситроэн.

– О! – воскликнула Пат. – Ее лицо исказила судорога.

– После сегодняшнего пробега я окрестил его Геркулесом! – Готтфрид распахнул дверцу. – Отвезти вас домой?

– Нет, – сказала Пат.

– Я так и думал. Куда же нам поехать?

– В бар. Или не стоит, Робби? – Она повернулась ко мне.

– Конечно, – сказал я. – Конечно, мы еще поедем в бар.

Мы не спеша поехали по улицам. Был теплый и ясный вечер. На тротуарах перед кафе сидели люди. Доносилась музыка. Пат сидела возле меня. Вдруг я подумал – не может она быть больна. От этой мысли меня обдало жаром. Какую-то минуту я считал ее совсем здоровой.

В баре мы застали Фердинанда и Валентина. Фердинанд был в отличном настроении. Он встал и пошел навстречу Пат:

– Диана, вернувшаяся из лесов под родную сень…

Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи:

– Смуглая отважная охотница с серебряным луком! Что будем пить?

Готтфрид отстранил руку Фердинанда.

– Патетические люди всегда бестактны, – сказал он. – Даму сопровождают двое мужчин. Ты, кажется, не заметил этого, старый зубр!

– Романтики – всего лишь свита. Они могут следовать, но не сопровождать, – невозмутимо возразил Грау.

Ленц усмехнулся и обратился к Пат:

– Сейчас я вам приготовлю особую смесь. Коктейль «колибри», бразильский рецепт.

Он подошел к стойке, долго смешивал разные напитки и наконец принес коктейль. – Правится? – спросил он Пат.

– Для Бразилии слабовато, – ответила Пат.

Готтфрид рассмеялся:

– Между тем очень крепкая штука. Замешано на роме и водке.

Я сразу увидел, что там нет ни рома, ни водки.

Готтфрид смешал фруктовый, лимонный и томатный соки и, может быть, добавил каплю «Ангостура». Безалкогольный коктейль. Но Пат, к счастью, ничего не поняла.

Ей подали три больших коктейля «колибри», и она радовалась, что с ней не обращаются, как с больной. Через час мы вышли. В баре остался только Валентин. Об этом позаботился Ленц. Он посадил Фердинанда в ситроэн и уехал. Таким образом, Пат не могла подумать, что мы уходим раньше других. Всё это было очень трогательно, во мне стало на минуту страшно тяжело.

Пат взяла меня под руку. Она шла рядом своей грациозной, гибкой походкой, я ощущал тепло ее руки, видел, как по ее оживленному лицу скользили отсветы фонарей, – нет, я не мог понять, что она больна, я понимал это только днем, но не вечером, когда жизнь становилась нежнее и теплее и так много обещала…

– Зайдем еще ненадолго ко мне? – спросил я.

Она кивнула.