Я люблю тебя, стр. 40

Лукреция прерывается и искривляет губы в подобии улыбки, полной боли, горечи, смирения:

– По крайней мере, это версия врачей. И я признаю себя «сумасшедшей», я не страшусь этих слов.

Я слушаю ее, не веря своим ушам, и глубоко потрясена. Лукреция такая маленькая, бледная, напряженная в этой постели, будто она несет слишком тяжелый для нее груз, непропорциональный ее худобе.

– Я поняла еще одну вещь в эти дни, после того как открыла глаза и осознала, что я сделала: все это не имеет никакого отношения к любви. Я была движима эгоизмом, собственническим инстинктом. Может быть, я уже давно не люблю Леонардо, так же, как и он больше меня не любит. Хотя мы всегда будем связаны невидимой нитью, – признает она и делает глубокий вдох, словно желая восстановить внутреннее равновесие.

– Мне пришлось упасть на дно, в прямом смысле, достичь той точки, откуда нет возврата. Порой я думаю, что лучше бы ты оставила меня там, в море. Моя жизнь теперь будет совсем нелегкой. Она и прежде не была безоблачной, а отныне будет еще сложней. Но мне нужно пройти свой путь, и я должна сделать это сама. Я не стану больше убеждать себя, что Леонардо обязан пройти его за меня. Он очень многое сделал для меня, и теперь ему пора отдохнуть, он заслуживает счастья. И возможно… вместе с тобой ему это удастся.

Она опускает глаза, словно стесняясь только что сказанного. Я тоже блуждаю взглядом по сторонам, взволнованная, едва ли в состоянии понять смысл ее слов.

– А ты сможешь быть счастлива без него? – спрашиваю ее надломленным голосом.

– Не знаю, – она пожимает плечами, – но надо попытаться.

– Ты же знаешь, правда, что Леонардо всегда будет рядом? – спрашиваю через минуту.

– Да, я знаю.

Я вижу, как она приподнимает руку в моем направлении, беру и сжимаю ее. Это ее манера помириться со мной, путем молчаливого договора. Мы – две женщины, которые встретились и боролись по воле судьбы, – отныне прекращаем причинять друг другу боль.

Я направляюсь к двери и снова оглядываюсь, прежде чем выйти. Лукреция кивает мне на прощание:

– Береги себя, Элена. И его тоже.

Я смотрю на нее и не нахожу что ответить. Улыбаюсь ей и выхожу, прежде чем она заметит слезы на моих глазах.

Леонардо ждет меня в коридоре. Он стоит, прислонившись спиной к поручням, глаза светятся, на губах легкая улыбка, словно он уже знает, что произошло.

Он распахивает объятия, и я устремляюсь к нему – бросаюсь на грудь. Наконец-то можно плакать, и эти слезы выражают одновременно боль и облегчение.

Все кончилось. Теперь мы можем начать нашу новую жизнь.

Глава 14

Сегодня первый день лета, и небо Рима с террасы нашей квартиры выглядит безграничным голубым куполом.

Еще до отъезда из Мессины Леонардо попросил меня переехать к нему, в его лофт на Трастевере. Это наша первая совместная квартира, я по-прежнему не могу в это поверить: теперь мы официально стали парой. Мне даже страшно произносить это слово. Мы не перестали быть любовниками, бросающими вызов правилам, с Леонардо только так. Но самое потрясающее – нам нет нужды скрывать свою любовь даже от нас самих. Мы можем произносить «люблю тебя» перед всем миром, наконец-то! И именно этим и занимаемся последние дни – нечто вроде освободительного ритуала.

Этим вечером мы собираемся устроить вечеринку для самых близких друзей. Мы вместе целый день готовили и украшали террасу, как для важного события: повсюду расставлены композиции из цветов и тюля, гирлянды из ароматных трав, фонарики, которые мы зажжем, едва наступит темнота и небо покроется звездами.

Я проверяю еще раз, все ли на своих местах, и тут слышу ни с чем не сравнимый рев «Дукати». Ставлю на пол вазу, которую собиралась передвинуть, и перегибаюсь через балконную решетку, чтобы помахать рукой моему Лео. Он паркуется рядом с домом, снимает шлем и смотрит на меня, одаряя одной из своих умопомрачительных улыбок. Кажется невозможным, но чем дальше, тем больше он мне нравится. И я все сильнее хочу его.

– Ты мне откроешь ворота? – кричит, слезая с мотоцикла и выгружая несколько бумажных пакетов.

– Ты купил вино? – кричу в ответ.

– Конечно… – Отсюда мне не очень хорошо видно, но мне кажется, что у него на губах появляется таинственная улыбка. Что он от меня скрывает? Я вбегаю внутрь помещения, чтобы открыть ему дверь.

Леонардо входит, опускает на пол свой алкогольный груз и, обняв меня за талию, со вкусом целует в губы.

– У меня для тебя сюрприз.

Значит, я правильно поняла! Он ослабляет объятия и достает что-то из кармана своей мотоциклистской куртки. Это книга.

– Ой, – восклицаю, – это твоя кулинарная книга!

– Это наша книга, – поправляет меня он. – Это пробный экземпляр, как объяснили мне в издательстве. Любимая, через месяц мы будем в книжных магазинах!

– Она потрясающая, – я беру томик в руки, как ценный средневековый манускрипт, не веря своим глазам, рассматривая со всех сторон, во всех деталях.

Обложка минималистская, но эффектная: на светлом фоне изображение граната с ярко-красным разрезом, из которого выпали несколько зернышек. Символ нашей любви. С плода граната все началось, в тот самый день полтора года назад, который сейчас кажется мне таким далеким.

Открываю книгу и вижу на титульном листе: под именем Леонардо стоит мое – «С иллюстрациями Элены Вольпе», читаю вслух, распахнув глаза от изумления.

Он обнимает меня сзади, опуская подбородок мне на плечо.

– Твои иллюстрации прекрасны, – говорит автор и предлагает мне посмотреть их.

Листаю страницы и просматриваю свои рисунки один за другим, их цвета выглядят ярче благодаря прекрасному качеству печати. Рядом с каждым – описание изображенного блюда.

– Надо же… мы с тобой просто молодцы, – улыбаюсь, довольная.

– Это уже не совсем кулинарная книга, она похожа на каталог живописи, – комментирует Леонардо.

Он снова целует меня, прижав к столу кухни, где минуту назад я готовила тирамису из кокоса. Я уже готовлю самостоятельно. Потом он отрывается от меня и окидывает взглядом беспорядок столовых приборов и тарелок, оставшихся на столе.

– Элена, ты была плохой девочкой, – шепчет мне на ухо. – Правило порядка на кухне никак не хочет отложиться у тебя в голове… за это ты будешь наказана, – укоряет он меня.

Я пожимаю плечами с якобы виноватой улыбочкой. Он обмакивает два пальца в чашу с остатками крема и подносит их ко рту, чтобы попробовать.

– Посмотрим, как в остальном, – говорит, изгибая бровь.

– Терпеть не могу, когда ты умничаешь, – отвечаю, уставив руки в бока.

– Неплохо, – объявляет, облизав пальцы.

Ну как я могу сердиться на такого сексуального судью?

– Ты поставила его в холодильник?

– Ну, конечно.

– Молодец! – Он шлепает меня по попе. – А с остальным как? – спрашивает, оглядываясь вокруг. (На кухне полный бардак.)

– Мы опаздываем, – признаюсь, – закуски и второе почти готовы, осталась паста.

Поднимаю глаза к небу в лицемерной улыбке:

– Тут я надеялась на прибытие шефа.

– Ну ты же знаешь, шеф-повар делает только завершающий штрих, – поддевает он меня, ущипнув за бок.

– Боюсь, на сей раз ему придется подумать и о предварительных действиях, – отвечаю, ткнув его тоже пальцем в бок.

В этот момент по радио передают щемящее танго «Готан Проджект». Леонардо склоняет голову, обращает ко мне соблазнительную улыбку и подает руку. Я подчиняюсь, прислоняюсь к его фигурным плечам, обтянутым белой футболкой, и позволяю его гибкому телу вести меня. Не знаю, где он научился танцевать, но получается у него очень хорошо, и я, ведомая им, тоже не чувствую себя неловкой. Вместе с ним я делаю ocho [52], затем он сопровождает меня в casque [53] и, приподняв, целует… наши языки сплетаются, а руки сжимают друг друга с силой. Мы улыбаемся, наши губы отрываются, и он кружит меня еще раз, шепча на ухо слова песни. У него идеальный, неотразимый испанский акцент.