Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации», стр. 103

Впрочем, основная торговля живностью почему-то осуществлялась не в городе, а на территории самого храма, что превращало место молитвы в шумный базар. Финансовые олигархии стремились монополизировать торговлю жертвенными животными и птицами, держать ее в своих руках. Торговля на территории храма была полностью им подконтрольна. Но цены на живой товар на территории храма были крайне высокими по сравнению с теми, которые существовали в городе. Почему же паломники покупали такой дорогой товар? - Все очень просто: служители храма проводили проверку приводимого или приносимого извне живого товара на «кошерность», т.е. его соответствие стандартам качества (отсутствие дефектов) ^[589]. Чужой товар после проверки крайне редко получал положительное заключение. Приходилось покупать товар здесь же в храме, но втридорога. Например, пара голубей, которая за пределами храма стоила один сикль, в храме стоила в двадцать раз больше. Это был неприкрытый грабеж бедных и скромных паломников, которых фактически шантажом принуждали покупать животных для жертвоприношения в храмовых лавках.

Теперь об обменных операциях.

Паломники прибывали в Иерусалим со всех концов света и привозили самые разнообразные монеты (более двадцати разновидностей) - в основном римские и греческие. Преимущественно серебряные, но изредка среди них попадались и золотые. Этими монетами нельзя было осуществить уплату храмовой подати, т.к. они содержали языческую символику. Так, самой распространенной монетой в Палестине во времена Христа была серебряная монета антиохийской чеканки - тетрадрахма, приравненная по весу к 4 динариям римской чеканки. Изображение кесаря, а также надпись на антиохийских и римских монетах, в которой он именовался «TI. CAESAR DIVI. AVG. F.» - «Тиберий Цезарь, сын божественного Августа», делали эти деньги непригодными для прямых взносов в ветхозаветный храм.

Их надо было поменять на монеты еврейской чеканки - единственные деньги, которыми можно было уплачивать храмовую подать. Количество таких монет было ограничено, в свободном хождении их почти не было ^[590]. С 15 по 25 число месяца, предшествовавшего пасхе, официальные менялы устанавливали лотки в главных городах Палестины для обеспечения паломников монетами еврейской чеканки. После этого десятидневного периода менялы перебирались в Иерусалим и начинали устанавливать свои столы в пределах ограды храма. Учитывая дефицит монет еврейской чеканки, обменные операции были очень выгодными для менял, соответственно - грабительскими для паломников. По разным оценкам, комиссия при размене составляла 30-40 процентов ^[591], а при размене монет крупного номинала - и того больше. Существовало что-то наподобие прогрессивной шкалы по комиссионным платежам. В Талмуде сказано: «Нужно, чтобы каждый платил за себя полсикля и потому, если кто придет разменять сикль на два полсикля, он должен оставить меновщику какую-то прибыль».

Известный английский комментатор Нового Завета Уильям Баркли говорит, что комиссия менял равнялась 1/12 сикля с каждого полсикля. Получается комиссия в размере 1/6. При монете большего номинала комиссия увеличивалась: за каждые полсикля сдачи удерживалось еще 1/12 сикля. Таким образом, если приходил человек с монетой эквивалентной стоимостью в два сикля, он должен был уплатить 1/12 сикля за размен и еще 3/12 сикля, чтобы получить сдачу в 3 полсикля. Всего с предъявителя монеты удерживалось 4/12 сикля, что в те времена равнялось среднему дневному заработку. Таким образом, для человека, предъявившего монету в 2 сикля, комиссия была фактически равна 2/3 по отношению к величине храмовой подати ^[592]. У. Баркли пишет, что «по-гречески эти комиссионные назывались коллубос, а меновщики денег - коллубустай. От этого слова произошло имя Коллибос в греческой и Коллибус в римской комедии, что значит почти то же, что Шейлок в английском» ^[593].

Давайте теперь посмотрим, каковы были общие обороты торгово-разменного бизнеса в Иерусалиме. Для этого нам надо представить, сколько людей стекалось на праздники в храм. Сошлемся на Иосифа Флавия. Он рассказывает, что однажды при Нероне священники сосчитали людей, которые явились на праздник пасхи в Иерусалим. «Священники сосчитали 256.500 жертвенных агнцев. А за каждым столом за одним агнцем сидело не меньше десяти человек. Бывало и так, что за таким столом сидело до двадцати человек. Но если даже считать на одного агнца десять человек, то мы все же получаем 2.700.000 душ» ^[594]. Если исходить из этой оценки, то получается, что на праздник Пасхи приходил примерно каждый третий из общего числа проживающих в Римской империи иудеев.

Предположим, что из тех, кто приходил в Иерусалим, платил храмовую подать лишь каждый пятый (взрослый мужчина, остальные - женщины, дети, старики). Это с одной стороны. Но с другой, каждый приходивший в Иерусалим мог платить не только за себя, но также за своих родственников, соседей, друзей, которые по тем или иным причинам не смогли пуститься в путешествие. Полагаем, что в казну храма во время праздника поступали подати по крайней мере за 1 миллион человек. Это как минимум полмиллиона сиклей. Если даже взять консервативную оценку комиссии по обменным операциям равную 20 процентам, получим сумму комиссионного дохода менял равную 100 тысячам сиклей. Если пересчитать в таланты, то получим сумму податей равную 200 талантам, а сумму комиссионного дохода менял - 40 талантам.

Надо иметь в виду, что и торговцы, и менялы получали лишь часть своих баснословных доходов. Они должны были «отстегивать» часть полученного тем, кто давал им место на территории храма, т.е. финансовым олигархам Иерусалима. Нам неизвестно, какова была эта доля, но полагаем, что львиная.

Иерусалимский храм как банк

Те несметные богатства, которые поступали в храм в виде храмовой подати, добровольных пожертвований, а также доходов от видимого бизнеса, лишь частично использовались для «уставных» целей храма. Оставшаяся часть накопленных богатств представляла собой капитал, который первосвященники и их ближайшее окружение пускали «в дело» для получения прибыли. По словам дореволюционного историка Н. Никольского, «организация теократической общины с центром в Иерусалиме отвечала. интересам иудейской буржуазии рассеяния, которая создала под эгидой иерусалимской теократии свой деловой центр: праздничные съезды в Иерусалиме три раза в год, особенно весной и осенью, были вместе с тем и торговыми съездами иудейской буржуазии. С течением времени иерусалимское жречество также собирало в казне храма большие капиталы, которые пускались в оборот, и иерусалимский храм тоже был вовлечен в орбиту спекулятивной деятельности» ^[595]. Факт превращения сокровищ храма в капитал признают и современные еврейские авторы: «Здесь все эти средства сконцентрированы в одной храмовой казне. Храм, с экономической точки зрения, являлся также и крупнейшим собственником, способным крайне оперативно распоряжаться своим капиталом» ^[596]. Очевидно, что такое использование денег казны не афишировалось, это была закулисная деятельность храма.

Можно отметить по крайней мере три направления такого использования капитала:

1)     ростовщичество;

2)     торговля драгоценными металлами;

3)     операции с недвижимостью, землей, сдача в аренду земельных участков, торговля и т.п.

Наше предположение о том, что иерусалимские олигархи занимались ростовщичеством, базируется на том, что в Древнем мире (Египет, Греция, Рим) храмы почти всегда выполняли банковские функции (при этом собственно религиозные функции нередко отходили на второй план). В старинные времена не было специальных учреждений, называемых сегодня словом «банк». Зато были храмы, которые по совместительству выполняли функции банковских учреждений. Вот что мы читаем, например, о храмах Древней Греции: «Серьезными конкурентами частных банкиров являлись древнегреческие храмы с их огромным богатством. Так, напр., Дельфийское, Эфесское, Делосское и Самосское святилища давали из своих храмовых сокровищ взаймы большие суммы как частным лицам, так и на общественные предприятия, сравнительно за невысокий процент (напр., известен делосский заем из 10% на 5 лет)» ^[597]. У нас нет оснований полагать, что Иерусалимский храм являлся исключением. М. С. Волгин прямо включает Иерусалимский храм в список древних банковских учреждений: «Иерусалимский храм, храм александрийских евреев в Египте, греческие и римские храмы в первую очередь были банками и только во вторую - центрами религиозной жизни» ^[598]. Н. Козлов называет Иерусалимский храм не просто банком, а международным банком: «Сокровищница храма Господня в Иерусалиме была по существу (если не считать аналогичных учреждений при языческих храмах Вавилона, Ассирии и Египта)... главным международным банком, обслуживающим самые различные финансовые интересы» ^[599].